— На Иодзэна.
— На Куматэцу.
— На… эх, я не знаю, на кого!
Появился святой отец, одетый в богато расшитые церемониальные одежды, и произнёс речь.
— Я много думал! Девять лет я размышлял о том, в каком виде мне влиться в ряды богов! Думал и думал, думал и думал! — объявил он напыщенным, но в то же время шутливым тоном, затем обвёл глазами зрителей. — И наконец придумал!
С места вскочил один из зрителей, неотёсанный детина с небритым лицом:
— И каким же богом вы решили стать?
— Разумеется, богом решительности! — ответил святой отец.
По арене прокатилась волна смеха, а за ней раздались аплодисменты — монстры праздновали уход святого отца на покой. Я кожей почувствовал, насколько весь город его любит.
— Вскоре после битвы я, прибегнув к силе мудрецов, проведу ритуал перерождения, приходите! — И святой отец занял своё почётное место на трибуне.
Во все уголки арены разнёсся низкий, мощный бас главного судьи:
— Мы начинаем церемонию, которая определит следующего святого отца Дзютэна! Претенденты, прошу вас!
Мне показалось, что от рёва толпы содрогнулась даже земля. Через западные врата на арену вышел одетый в плащ Иодзэн. Следом появились оруженосцы в лице Итирохико и Дзиромару. За ними — целая толпа крепких учеников в одинаковой форме.
Великий и ужасный Куматэцу вошёл через восточные врата. За ним — мы с Хякусюбо. Следом — те самые сопляки, что с недавних пор тренировались в лачуге. Их так поразили масштабы арены, что они то и дело растерянно озирались по сторонам и мигали круглыми глазами.
Я сравнил группы поддержки:
— М-да… Что касается учеников, он нас явно сделал.
— Вот бы здесь был Кюта, — тихо отозвался Хякусюбо.
И правда. Окажись с нами Кюта, оруженосцем Куматэцу не стал бы прыщавый сопляк.
Сам Куматэцу был мрачнее тучи и не поднимал глаз. Таким он стал в тот самый вечер, когда сбежал его любимый ученик, и с тех пор медведь не поддавался ни на какие уговоры.
— Чего у тебя морда такая кислая? — раздражённо бросил я. — Ты вообще понимаешь, что сейчас начнётся бой?
Куматэцу вдруг замер на месте, замотал головой, а затем словно сорвался и взвыл:
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
Я перепугался от такого оглушительного вопля и заткнул уши:
— A-а, не ори, придурок!
Иодзэн с улыбкой взглянул на нас и взревел в ответ:
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
Заслышав поединок двух голосов, зрители повскакивали с мест и тоже начали реветь:
— У-у-у-у-у-у-у-у-у-у!
Звериные голоса перетекали один в другой, заполняя арену. Тогда мы с Куматэцу ещё не знали, что в толпе затесался Кюта, спрятав лицо под капюшоном.
До начала битвы оставались какие-то секунды…
Я смотрел на Иодзэна и Куматэцу, стоявших напротив друг друга посреди арены. Иодзэн пришёл в вычурной праздничной накидке, нарукавниках из клёпаной кожи и церемониальном поясе, похожем на канат. Он остановился и неторопливо подвесил на него чёрный меч. Рукоять и ножны клинка скрепляла печать.
С плеч Куматэцу свисало полотно, украшенное изображением солнца, а нарукавники и пояс были такие же, как у Иодзэна. Куматэцу ждал, взвалив меч в ярко-красных ножнах на плечо.
Ученики Иодзэна и Куматэцу отступили к вратам и сели на выделенные для приближённых места. Мы с Татарой и хилыми юнцами устроились на востоке арены, откуда нервно следили за происходящим.
Святой отец расположился в роскошном кресле, приготовленном специально для него, и окинул арену взглядом. С обеих сторон от него сидели почётные гости. Я заметил нескольких мудрецов, которых мы видели во время путешествия: гамадрила, кота и морского льва.
Снова заговорил главный судья:
— По правилам, мечами можно пользоваться, только если они в ножнах, извлекать их запрещается. Сбежавшему засчитывается поражение. Потерявшему сознание и не пришедшему в себя, пока идёт счёт до десяти, засчитывается поражение. Вы обязаны соблюдать эти и прочие правила поединка.
За судейской скамьёй на ветру реяли флаги всех районов Дзютэна. Они символизировали судей, которых выдвинул каждый из районов города. Помимо них присутствовал ещё и главный судья, а по бокам от него — двое заместителей. Все они были облачены в церемониальные одежды в чёрно-оранжевую полоску и высокие шапки.
— Бойцам — приготовиться!
Куматэцу выставил вперёд руки и пригнулся. Иодзэн остался стоять неподвижно и лишь покрепче сжал рукоять меча. Все смотрели на них, затаив дыхание. На арене воцарилась тишина. А затем…
— Начали! — объявил главный судья.
Куматэцу кинулся на Иодзэна, размахивая мечом во все стороны. Иодзэн пригнулся и терпеливо ждал.
— Ра-а-а-а-а-а!
Почти добежав до противника, Куматэцу вдруг ощетинился и принял звериный облик. Мышцы его раздулись, разорвав нарукавники.
— Вот так, сразу?! — воскликнул Татара.
Первый удар Иодзэн принял правой рукой. Куматэцу без труда отшвырнул её благодаря огромному весу и провёл ещё две атаки. Иодзэн отступил, затем увернулся, но следующего удара левой лапы избежать не смог и блокировал его.
Медведь яростно наседал, и кабану оставалось лишь защищаться.
— Куматэцу побеждает?
Такого я не ожидал. Ученики радостно голосили. Но Татара, кажется, не одобрял действий товарища и нервно бормотал:
— Вот дурень! Все силы на это растратит…
— Ра-а-а-а-а!
Куматэцу резко выбросил сжатую в кулак правую лапу. Иодзэн скрестил перед собой руки, но удар всё равно отшвырнул его назад и впечатал в стену арены. Его тут же скрыла взметнувшаяся пыль.
— Отец! — взволнованно воскликнул Дзиромару.
Итирохико раздражённо посмотрел на него:
— Замолчи и смотри!
Спустя секунду Иодзэн неспешно шагнул вперёд из пыльного облака, крепко сжимая в руках меч. Казалось, удар ему нисколько не навредил.
Куматэцу опустился на все четыре лапы и бросился в атаку. Иодзэн принял грациозную позу и перехватил меч, сразу напомнив фехтовальщика. Послышались удивлённые возгласы: никто не ожидал, что японским мечом будут пользоваться на манер шпаги.
Медведь стремительно нёсся вперёд, но кабан, словно тореадор, увернулся в самую последнюю секунду. Снова рывок, и снова такой же результат: Куматэцу пролетел в волоске от противника. Похоже, Иодзэн тщательно просчитывал расстояние между ними. В третий раз он увернулся от атаки с помощью акробатического сальто, за которым последовало блестящее приземление.
— О-о-о-о! — раздались восторженные голоса с трибун. Выступление Иодзэна полностью завладело сердцами зрителей.
— Вот, я же говорил! — самодовольно заметил Итирохико.
Иодзэн взмахом меча разогнал пыль, пригнулся и пристально вгляделся в противника, всем своим видом показывая, что время потехи закончилось. Но Куматэцу со звериным упрямством снова бросился на врага, не меняя своей тактики. Бойцы встретились в самом центре арены. Раздался оглушительный грохот, поднялись клубы пыли. Сначала я увидел Иодзэна: он сделал поворот и опять находился в стойке. Затем перевёл взгляд на Куматэцу: тот вернулся к прежнему размеру и растянулся в пыли.
— А-а! — мы схватились за головы, кое-кто даже глаза закрыл.
— У-у-у… Чёрт!
Куматэцу поднялся на четвереньки и встряхнул головой. Все прекрасно понимали, что досталось ему неслабо. Вдруг земля задрожала, а пыль вихрем разлетелась в стороны. Из неё появился обратившийся огромным кабаном Иодзэн!
— А!
Куматэцу вскочил, но не успел увернуться. От силы удара меч сорвался с его спины и отлетел к дальнему краю арены.
— Чёрт! — медведь бросился к своему оружию.
Но Иодзэн не собирался уступать. Он обогнал Куматэцу, преградил ему путь и угрожающе громко взревел. Куматэцу в растерянности остановился.
Дзиромару радостно заголосил, сбоку от него Итирохико снисходительно наблюдал за Куматэцу:
— Так держать, отец!
Кабан бросился вперёд и с силой толкнул медведя. Затем ещё раз. И ещё. Куматэцу пропускал удар за ударом. Теперь уже трудно было поверить, что поначалу он побеждал.
— Плохо дело, — Татара упёрся локтями в колени и нервно грыз ногти.
— Это же избиение! — я начал бледнеть.
Огромный кабан не отпускал пошатывающегося Куматэцу и проводил одну беспощадную атаку за другой.
В глазах почётных гостей читалась уверенность в исходе битвы.
— Да-а-а…
— Видимо, это конец.
Но святой отец ничего не говорил и лишь наблюдал.
Куматэцу пропускал удар за ударом, не способный уже ни на что иное. Его тело быстро покрывалось синяками. Казалось, он и на ногах-то стоял с трудом.
Татара сидел с таким видом, словно не мог больше выносить этой картины. Наконец он вскочил, стал махать кулаками и закричал:
— Что за дела, Куматэцу?! Неужели ты совсем выдохся?!
Но в следующую секунду Иодзэн снёс Куматэцу с места, словно груду хлама. Похоже, этот удар его добил. Огромный медведь отлетел в сторону и распластался на арене.
— О-о-о!
Зрители повскакивали с мест: одни радостно вскидывали руки, другие хватались за головы, третьи улыбались и болели, четвёртые прикрывали ладонями разинутые от изумления рты…
— Раз! — главный судья начал отсчёт.
Куматэцу лежал неподвижно, раскинув руки и ноги в стороны.
— Два! Три!
Когда судья произнесёт «десять», будет засчитано поражение.
— Четыре! Пять!
Районные судьи начали вставать с мест, чтобы увидеть финал битвы.
— Шесть! Семь!
Куматэцу продолжал лежать.
— Восемь!
И тогда сквозь первый ряд на восточной стороне кто-то пролез.
— Кюта?! — послышался удивлённый возглас Дзиромару.
Одновременно с этим Куматэцу вздрогнул и пришёл в сознание. Главный судья остановился за мгновение до того, как сказать «девять».
На ограждении перед первым рядом стоял не кто иной, как Кюта. По толпе прокатился шум: «Это же Кюта», «Какой ещё Кюта?», «Лучший из учеников Куматэцу»…
Вот такие дела! Оказывается, мальчишка всё это время был среди зрителей и наблюдал за тем, как сражается Куматэцу. А теперь, видя учителя поверженным, не выдержал и кинулся вперёд.