— Кюта!.. — Хякусюбо, словно опомнившись, опустил руки.
Судя по взгляду Кюты, нам оставалось лишь смириться с его решением.
Хякусюбо вновь стал самим собой и обеспокоенно спросил:
— Значит… ты всё-таки идёшь?
Тот кивнул — точно так же, как и много лет назад.
— Спасибо, что отругал. У меня словно камень с души свалился, — и Кюта попытался объяснить нам, что именно задумал: — На самом деле я иду не мстить. Мы с Итирохико похожи. Если бы я оступился, стал бы таким же, как он. Однако всё обошлось благодаря тем, кто воспитал меня. Включая вас, Тата-сан, Хяку-сан…
Лишь после этих слов я начал понимать, что происходит.
— Кюта… ты…
Он прижал руку к груди и продолжил:
— Я не могу стоять в стороне, ведь Итирохико столкнулся с тем же, что и я. Мне нужно идти, а Куматэцу оставляю на вас.
Ну что тут ещё добавить? Кюта низко поклонился нам, и в тот момент я понял, как же этот гадёныш мне дорог.
Я сбежал вниз по лестнице, вцепился в мальчишку и крепко обнял его:
— В твоём голосе я услышал настоящую решимость! За Куматэцу не тревожься, мы уж с него глаз не спустим. А теперь вперёд! Иди же!
Я хлопал Кюту по спине, а слёзы сами катились из глаз.
Да уж, мне так себя вести не подобало, но стоило подумать, каким мужественным и сильным вырос наш малыш, как невыносимо хотелось плакать…
Мы с Татарой проводили парня и пошли в лазарет, чтобы, как и обещали, присматривать за Куматэцу. Тот по-прежнему лежал на койке, весь перебинтованный. Мы прислонились к стене и глядели на него. Однако нам обоим мерещился Кюта, каким он был много лет назад.
— «Благодаря тем, кто воспитал», значит… — повторил я его слова.
Они так растрогали Татару, что тот часто заморгал:
— Вот уж не думал, что он и нас считает наставниками.
— Но мы были рядом с Кютой все эти годы…
— Ага. Поначалу он казался таким дерзким и гадким мальчишкой.
— Но мы ходили к ним каждый день, и в дождь, и в солнце…
— Вложили столько сил, но не слышали в ответ ни слова благодарности.
— Потом в один прекрасный момент опомнились — а он уже взрослый…
— И заговорил вдруг так, что заслушаешься.
— Как же я им горжусь!
— И я…
И тогда…
— У-у…
Тихий стон привёл нас в чувство.
— Куматэцу!
Он вернулся в сознание…
Я пробрался сквозь лабиринт переулков Дзютэна и оказался в Сибуе.
Огромный экран здания QFRONT подсвечивал влажный воздух. Громкие звуки, доносившиеся со всех сторон, сливались друг с другом и порождали гул. Я слышал шаги толпы, идущей по переходу.
На Центральной улице повсюду красовался низкорослый бамбук, украшенный к Танабате развевающимися на ветру разноцветными листочками бумаги и самодельными флюгерами. Наступили первые выходные летних каникул, и среди прохожих сновало много молодёжи. Все они казались такими счастливыми, легкомысленными, беззаботными… Мне сразу вспомнилось, что когда-то я мечтал стать «обычным» — таким же, как они… Однако сейчас лишь я один находился в Сибуе по совсем необычной причине…
Я дошёл до таксофона, набрал номер Каэдэ и дал отбой, как только услышал первый гудок. Теперь она увидит в журнале звонков «таксофон», а позвонить с него мог только я. Каэдэ должна догадаться, что я жду её рядом со станцией, где мы обычно встречаемся. Не раз я звонил ей средь бела дня, и Каэдэ приходила. Иногда задерживалась, если требовалось завершить дела. В какие-то дни ей не удавалось выйти, но я не обижался, а просто читал книгу и ждал.
Каждая встреча проходила по одному и тому же сценарию. Но только не сегодня. Никогда ещё я не звонил так поздно вечером.
Однако вскоре Каэдэ пришла. По её словам, она выскользнула из дома незаметно для родителей. Сегодня девушка была в белом платье с синей каймой и в кроссовках. Рукой она прижимала к себе перекинутую через плечо сумку, тяжело дышала и обеспокоенно смотрела на меня.
Я протянул ей «Белого кита»:
— Я хочу, чтобы она была у тебя.
— Почему? Что случилось?
О чём-то я мог ей рассказать, о другом — нет. Очевидно, что внятно донести суть происходящего будет очень нелегко, и в то же время лучше всего говорить правду.
— Есть противник, которого я должен одолеть, но не знаю, смогу ли. Если проиграю… возможно, всему настанет конец. Поэтому…
— Но…
— Я рад, что мы познакомились, Каэдэ. Благодаря тебе я узнал так много нового и понял, насколько огромен мир.
— О чём ты? Всё только начинается…
— Я был так рад учиться вместе с тобой и хочу поблагодарить.
— Нет… Не время прощаться, я не согласна! — Каэдэ отчаянно замотала головой.
И тогда…
— Вот ты где!
Я ощутил зловещее, леденящее душу присутствие и тут же повернулся. Тико настороженно пискнул.
— Не прощу!..
Итирохико! Он стоял вдалеке, в гуще толпы, идущей по Центральной улице, и сверлил меня взглядом безумца. Я вскинул руки, готовясь в случае чего защитить Каэдэ. Неужели он пришёл сюда только ради меня?
— Жалкий человечишка!
В груди Итирохико зияла дыра, а в ней, словно смерч, бушевала бездонная тьма. Его тело излучало голубоватый свет — злился Итирохико явно не на шутку!
Однако прохожие лишь мимоходом скользили взглядом по светящейся фигуре и шагали дальше как ни в чём не бывало. Они что, думают, будто это уличный спектакль? Люди совершенно не ощущали опасности.
Итирохико медленно шагал вперёд, не отрывая от меня безумных глаз.
— Кх… почему здесь?!
— Это… и есть противник? — спросила Каэдэ, догадываясь, что происходит.
— Здесь опасно, — шепнул я в ответ. — Беги! Куда угодно, главное — подальше.
Однако девушка схватила меня за руку. Её холодная напряжённая ладонь дрожала от страха.
— Ты чего? — я попытался оттолкнуть её в сторону. — Скорей беги!
Но Каэдэ замотала головой, отказываясь уходить. Хоть она и дрожала, но вновь крепко ухватилась за мою руку:
— Я не отпущу тебя!
— У…
Я не знал, что мне делать. И тогда…
— Кю! — громко пискнул Тико, предупреждая об опасности.
Итирохико приближался к нам.
— Чёрт!
Так и не придумав ничего другого, я бросился сквозь толпу по Центральной улице в сторону станции. Итирохико постепенно ускорялся и следовал за мной по пятам.
— Беги со всех ног! — бросил я Каэдэ, продолжая тянуть её за руку.
Позади раздался грохот, и я обернулся: Итирохико нёсся за нами, подобно локомотиву, сошедшему с рельсов. Он расшвыривал прохожих в стороны, будто мелкие камни, один за другим раздавались вопли пострадавших, все ошарашенно оглядывались, не понимая, что происходит.
— Кх!..
Чтобы спастись, нужно бежать, но я не имел права оставаться безучастным, следовало принять решение.
— Каэдэ! Отойди! — я резко отпустил её руку и развернулся.
— Ай! — девушка не совладала с инерцией, споткнулась и упала.
Но мне было не до того. Я выставил перед собой меч, даже не сняв чехол, и встал напротив Итирохико.
— Уо-о-о-о!
В ответ тот хладнокровно обнажил клинок. Сверкнуло острое лезвие.
— О-о-о-о!
Два меча встретились.
Итирохико атаковал сверху, и я едва успел защититься. Лезвие его клинка впилось в ножны моего меча, с лёгкостью разрезав чехол.
Прохожие удивлённо наблюдали за битвой, что развернулась рядом с перекрёстком, откуда видна вывеска магазина LoFt.
— Э? Что такое?
— Кино снимают?
Я не мог даже на секунду отвлечься, чтобы крикнуть им: «Бегите!» Итирохико давил на меч с чудовищной силой. Я едва держался. Клинки зловеще скрежетали.
— Кх!..
Я уступал по силе и потому пятился назад. Не выдержав, я убрал меч, и тут же Итирохико нанёс горизонтальный удар. В последний момент я успел увернуться от лезвия, но повторный взмах всё же задел левую щёку и оставил на ней царапину в три сантиметра, похожую на порез бумагой. Крови пока не было.
— О-о-о-о! — взревел Итирохико и высоко занёс клинок.
Я едва успел выставить перед собой меч, из царапины на щеке потекла кровь. Итирохико таращил на меня безумные глаза и давил с такой силой, словно пытался переломить мой меч вместе с ножнами.
Тогда я впервые ощутил страх смерти. Ведь это был не тренировочный бой, где всё происходит по правилам. Против меня сражался Итирохико, но в него будто кто-то вселился. Противник настолько обезумел, что пытался убить меня. Я широко распахнул глаза. Ждать больше нечего: если сейчас не выложусь по полной, мне конец!
— О-о-о-о!..
Я изо всех сил налёг на Итирохико, он пошатнулся и выронил меч. Клинок с тихим звуком упал на плитку Центральной улицы. Не теряя ни секунды, я занёс меч и опустил его, вкладывая в движение всю свою силу.
— О-о-о-о-о-о-о!
Раздался негромкий удар. Я метил в ключицу, но Итирохико в последнее мгновение выставил запястье левой руки. Впрочем, удар есть удар. Я не сомневался, что проломлю кость.
Но…
Я не поверил своим глазам! Левая рука моего врага внезапно увеличилась до размеров слоновьей ноги и с лёгкостью отразила удар.
— Кюта!..
Итирохико улыбнулся. Шапка в виде головы кабана сползла на лицо. На меня уставилась бездушная морда с глазами и носом из пуговиц и вышитыми клыками. Это было настолько жутко, что я вздрогнул. Дыра в груди Итирохико загудела и начала расти.
В следующее мгновение он вскинул правую руку, увеличил кулак до размеров человека и нанёс сокрушительный удар. Я прикрылся, не успев понять, что происходит. Удар откинул меня метров на пятьдесят. Если бы я впечатался в голую стену, на этом бы всё закончилось. Но, к счастью, я угодил в арку из связанных друг с другом и украшенных к Танабате бамбуковых деревьев. Я перевернулся вниз головой, упал на навес магазина фототехники, отлетел от него и грохнулся на землю.
— У-у-у-у!
От боли я даже дышать перестал, лишь корчился на земле и стонал.
— Рэн-кун! — воскликнула подбежавшая Каэдэ.
Со всех сторон раздавались пронзительные вопли. Наконец-то зеваки поняли, что Итирохико опасен, и стали разбегаться в разные стороны.