— Эх… кто бы мог подумать, что я услышу от тебя такие слова, — он медленно обвёл взглядом зал. — Куматэцу хочет, чтобы я передал ему право перерождения.
Старейшины в недоумении уставились на медведя:
— Он желает переродиться в бога?
— Бред! Обычные монстры на такое не способны!
— И вообще, переродиться может лишь святой оте…
— А…
И тогда собравшиеся монстры вспомнили:
— Но ведь сейчас…
— …Куматэцу и есть святой отец!
Все взгляды сошлись в одной точке.
Угэцу подошёл к тяжело дышавшему медведю:
— Слушай меня внимательно, Куматэцу: если решишь переродиться в бога, пути назад не будет. Ты уверен?
Куматэцу медленно поднял голову и посмотрел на святого отца.
Тот без труда прочитал в его взгляде непоколебимую волю.
— Всё-таки в твоих глазах… никогда не увидеть и крупицы сомнений…
Мы с Каэдэ вышли из метро и поднялись на поверхность.
Улица Омотэсандо[18] встала в километровой пробке. Отзвуки аварии уже успели докатиться и сюда. Мы пробирались сквозь толпу наверх, в сторону станции Харадзюку[19]. Каэдэ предположила, что в этом районе относительно безлюдными могут быть разве что парк Ёёги или расположенный неподалёку Национальный спортзал[20]. Каэдэ справедливо заметила, что в Национальный спортзал люди ходят в первую очередь ради прогулки по мосту, который связывает станцию Сибуя со станцией Ёёги[21], но в девять вечера спортзал прекращает свою работу, поэтому рядом с ним вряд ли кто-то станет ходить. Там можно спрятаться, а при необходимости — принять бой, никому не мешая.
К счастью, мы успели попасть на территорию комплекса до его закрытия. Соревнования в тот день не проводились, и большую часть фонарей даже не включали. Мы перебежали по мосту, начинавшемуся сбоку от первого корпуса, и остановились передохнуть рядом с каменным ограждением на юго-востоке.
Я поднял взгляд на причудливые очертания первого корпуса. Во тьму уходили две колонны, к ним крепились огромные тросы, провисающие под собственным весом. Здание сильно выделялось на фоне других сооружений комплекса. Если не ошибаюсь, его открыли к Токийской Олимпиаде 1964 года как дворец водных видов спорта. В Дзютэне на его месте располагалась арена. Та самая, на которой несколько часов назад Куматэцу сражался с Иодзэном.
Но стоило мне отвлечься на посторонние мысли, как…
— Рэн-кун! — воскликнула Каэдэ.
И тогда я увидел, как вдалеке, на той же самой дороге, по которой пришли мы, из земли всплыла фигура Итирохико.
Я тут же принял боевую стойку. Как он успел найти нас, когда сел на хвост?
Но в следующее мгновение Итирохико с тихим звуком растворился во тьме.
— Исчез?
Стараясь загородить собой Каэдэ, я озирался по сторонам. Хотя смотреть стоило под ноги. Камни мостовой вдруг зарябили и заблестели, словно я глядел на них сквозь толщу воды. В ту же секунду земля начала мелко дрожать. Вибрация постепенно усиливалась, и я чувствовал, что к нам приближается что-то огромное. Но что?..
В следующее мгновение раздался громоподобный звук, и нечто колоссальных размеров «выпрыгнуло» наружу.
Перед нами возник белый кит — такой громадный, что, казалось, он закрыл собой весь мир.
— А-а-а?
Мы с Каэдэ, лишившись дара речи, смотрели в небо. Сотканный из множества сияющих частиц, кит светился голубым и почти ничем не отличался от Моби Дика из «Белого кита». Ничем… за исключением торчащих из нижней челюсти кабаньих клыков!
— Итирохико!..
Светящийся кит развернулся в воздухе и начал пикировать прямо на нас. Я схватил Каэдэ за руку, и мы побежали. За нашими спинами монстр «приводнился» на камни, земля под ногами дрогнула, в воздух поднялись брызги света.
— Кья-а-а-а! — не выдержав, завопила Каэдэ.
Мы со всех ног мчались на восток, где каменный мост упирался во второй корпус. Однако и здесь путь нам перегородил вынырнувший из-под земли кит.
Поток частиц залил мост. Итирохико развернулся спиной к земле и завис в воздухе, выше колонн первого корпуса. Он презрительно смотрел на нас, малявок, словно демонстрируя, что бежать некуда.
Огромный кит в небе над Сибуей!.. Пожалуй, от подобного зрелища и рассудком тронуться недолго. Что я со своим крошечным клинком могу сделать против такого чудовищного врага? Я обратился к Каэдэ, не отрывая взгляда от неба:
— Беги, ему нужен только я!
Но девушка не просто ослушалась, она решительно шагнула вперёд.
— Каэдэ?!
Она встала точно под парящим китом и крикнула, словно бросая ему вызов:
— Что ты хочешь? Разорвать ненавистного врага в клочья? Растоптать, раздавить и поглумиться в своё удовольствие? — Каэдэ решительно и твёрдо смотрела на кита, она словно видела его насквозь. — Твоя форма лишь порождение тьмы человека, одержимого жаждой мести!
Глаза кита — вернее, Итирохико — вспыхнули безумием. Он начал опускаться прямо на Каэдэ.
— Тьма живёт в каждом из нас. И Рэн-кун борется с ней, и я! — Каэдэ дрожала, но продолжала говорить, словно пытаясь словами придать себе сил. — Даже я… отчаянно сражаюсь с ней, сколько себя помню.
Кит приближался. Блестел ровный нижний ряд зубов. За ними в глубине пасти виднелся непроглядный мрак. Он манил, призывал покориться, в нём таилась бездна отчаяния, из которой невозможно выбраться. Но Каэдэ решительно отвергала её.
— Раз тьма так легко поглотила тебя, Рэн-кун ни за что не сдастся… — девушка так кричала, словно разила чудовище клинком из несгибаемой воли. — Никто из нас не уступит тебе!
Тьма в пасти кита потянулась к Каэдэ. За мгновение до этого я схватил её за плечи и отпрыгнул назад.
Кит «приводнился», и ударная волна отшвырнула нас обоих, словно два крохотных камешка. Я старался прикрыть Каэдэ обеими руками, пока нас крутило в воздухе. Моё тело несколько раз стукнулось о мостовую, и наконец мы остановились.
Убедившись, что Каэдэ не пострадала, я бросился к киту.
— Рэн-кун! — окликнула она меня.
Но меньше всего я хотел подвергать Каэдэ опасности. Меня загнали в угол. В запасе не оставалось ни секунды, пришло время действовать. Настал момент испробовать то, о чём я раздумывал, сидя в метро.
Других вариантов попросту и не было…
Я вынул меч из чехла и остановился.
— Смотри, Итирохико! — крикнул я и перестал сдерживать собственную дыру в груди.
Похоже, она выманила кита на поверхность — его силуэт с тихим звуком возник на тротуаре. Через мгновение я увидел брызги света. Вместе с ними из мостовой показалась голова монстра, словно тот внимательно изучал происходящее.
Занеся меч над головой, я разъединил ножны и рукоять:
— Я впитаю всю твою тьму!
Кит приближался ко мне, вокруг него поднимались в воздух частицы света.
— Кю!
Тико высунулся из-за воротника и попытался остановить меня так же, как в прошлый раз, но зверька просто смело бурным потоком световых частиц. Если бы Каэдэ не бросилась вперёд и не поймала его, беднягу размазало бы по мостовой.
И тогда Каэдэ поняла:
— Рэн-кун… неужели ты?!
Кит всё приближался, словно дыра в моей груди затягивала его. Я резко обнажил занесённый клинок. Поглощу кита — и проткну себя мечом.
— Ты сгинешь вместе со мной!
Я слышал, как позади кричала, перекрывая бушующий вихрь, Каэдэ:
— Рэн-кун! Не сдавайся!
И тогда…
— Кюта!
Я услышал чей-то громкий голос и от неожиданности поднял глаза. В небе сверкнула быстро падающая точка. Она пронеслась между мной и китом и вонзилась в камень с такой силой, что даже земля вздрогнула.
А спустя мгновение…
Упавшее нечто испустило свет такой невыносимой яркости, что кит взревел и отступил. Я окончательно перестал понимать, что происходит. Однако предмет, который перед моим носом воткнулся в камень, не узнать я не мог. Меч Куматэцу!
— Это же… его…
Он покоился в ножнах и горел ярким пламенем.
Но что меч Куматэцу здесь делает?
— Кюта, это я!
— Он переродился в бога-духа и принял форму меча!
Тата-сан и Хяку-сан стояли на крыше спортзала и смотрели на нас. О чём они говорят, я понял не сразу. Бог-дух? Переродился? Выходит…
— Это… он?..
Но почему Куматэцу избрал такую форму?
— Он сказал, что станет мечом в твоей груди.
— Мечом в груди?
Старый меч в потёртых ножнах покинул мостовую, поднялся в воздух и нацелился рукоятью мне в грудь. Затем, продолжая ярко пылать, медленно погрузился в дыру.
Он думает заполнить пустоту в моей груди мечом? Думает осветить непроглядную тьму человека своим сиянием?
И тогда… мне вспомнился Куматэцу много лет назад.
— Ну, есть у тебя в груди меч?!
— А? Да откуда ему взяться?
— У тебя в груди должен быть меч! Вот тут! Прямо тут!
Я помнил все подробности.
Куматэцу смотрел на девятилетнего меня, упрямо твердил своё и бил себя в грудь, а я стоял спиной к учителю и даже не думал слушать его слова.
— О! Так ты всё-таки пришёл? Хе-хе, как я и думал. Ты мне нравишься всё больше и больше!
Я без труда воскресил в памяти ночь, ларьки и нависавшего надо мной Куматэцу с бутылкой выпивки в руке и улыбкой до ушей. Именно тогда он впервые назвал меня учеником.
— Девять?.. Хе-хе. Значит, так, девять по-нашенски — «кю», а ты, получается, Кюта.
Куматэцу откинулся на спинку кушетки, стоявшей посреди жуткого беспорядка. Его самодовольная ухмылка возникла перед глазами так отчётливо, словно это было вчера. С тех пор он звал меня Кютой…
— Хе-хе… Ладно, Кюта! Ну держись, я тебя так натренирую!
Куматэцу хохотал, несмотря на синяки и царапины, оставшиеся после битвы, проигранной Иодзэну. В тот день я никак не мог понять, с чего тут можно смеяться.