Артур остановил автомобиль неподалеку от Башни, и только тогда я понял: по всей видимости, у графа уже что-то пошло не по плану. Из здания сплошным потоком выбегали разъяренные мужчины. Узники, вырвавшиеся на свободу, подумал я; охваченная опасным возбуждением толпа. Такое впечатление, будто происходит мятеж, какой-то акт гражданского неповиновения, который будет пресечен стрельбой. Но у нас не было другого выбора, кроме как броситься в самую гущу событий.
Мы выскочили из машины, оставив там Сьюворда. Я наклонился к нему и быстро проговорил:
– Мне очень жаль. Но возможно, вы выживете, старина. Возможно, все еще будет хорошо.
Времени для более обстоятельного прощания не было.
Мимо бежали и бежали недавние узники, вопящие от ужаса и гнева. Впоследствии я узнал, что все они были представителями преступного сословия, членами трех самых опасных лондонских банд (известных как Молодчики Гиддиса, Китаёзы и Милахи), и каждый был либо вором, либо убийцей, либо еще того хуже.
Несколько из них, заметив наш автомобиль, резко свернули и помчались к нам, с выражением свирепой решимости на чумазых физиономиях. Один крикнул своих товарищей, и те тоже устремились к нам. Застигнутые врасплох, мы не сумели оказать серьезного сопротивления. После короткой жестокой драки автомобиль был захвачен. В него набилась добрая дюжина головорезов – нелепое и жуткое зрелище.
В следующую минуту машина, круто виляя из стороны в сторону, унеслась в темноту, вместе с бедным Сьювордом, чье обмяклое бесчувственное тело лежало на заднем сиденье.
– Давайте же! – крикнул мне Артур. – Нужно проникнуть в Башню. Он ждет нас там.
Стыдно признаться, но я даже взгляда не бросил вслед автомобилю и моему дорогому другу, беспомощно в нем лежавшему. Курс моих действий был совершенно ясен и несомненен.
Я сделал выбор без всякого раздумья. Я должен был попытаться любой ценой спасти сына – даже если (как теперь понимаю) какая-то часть меня осознавала, что уже слишком поздно.
Мы ринулись к Белой башне, пробиваясь сквозь встречный поток людей. Нельзя терять голову. Сколь бы измотаны мы ни были, нужно упорно и осмотрительно продвигаться вперед. Стоит только оступиться, споткнуться – нас запросто затопчет слепая толпа.
Одни спасались бегством, другие оставались сражаться. Ожесточенная схватка между вампирами и узниками еще продолжалась. Кровососы побеждали, но недавние пленники бились насмерть.
Во дворе крепости повсюду валялись тела. Мы пробегали мимо мужчин в ярко-красном жреческом одеянии, простертых на земле с окровавленными лицами. Один из них при виде нас громко закричал. Из груди у него торчал грубый расщепленный кол, забитый явно недостаточно глубоко. Лицо показалось смутно знакомым.
– Помогите! Помогите мне во имя Англии!
Мы с Артуром переглянулись и на миг остановились.
– Тэнглмир, – произнес мой товарищ. – Милорд.
– Да, да! – возопил незнакомец. – Лорд Артур, умоляю, помогите мне!
Артур наклонился и с ужасающим хладнокровием вогнал кол глубже в тело вампира. Тот испустил последний душераздирающий вопль.
Мгновение спустя из сумятицы сражения выпрыгнул огромный пес, ирландский волкодав. Кинулся к своему хозяину и – словно в осуществление мести – принялся жадно лакать кровь, лужей расползавшуюся вокруг него.
Ни слова не говоря, мы с Годалмингом кинулись дальше и вскоре достигли ворот Башни.
– Сюда! – крикнул я. – Нужно следовать к источнику света!
С диким яростным воем она в полупрыжке-полуполете метнулась навстречу нам из густых теней: вампирша с огромными черными крыльями, бешено бьющими по воздуху. Ринулась на Артура и сбила с ног. Громко зашипела, запрокинула голову, сверкнув белыми клыками в ночном мраке.
Артур оттолкнул ее прежде, чем она успела укусить, и швырнул в нее склянку со святой водой. Вампирша завопила от боли и попятилась.
– Будь ты проклят! – провизжала она. – Будьте прокляты вы все! – После чего злобно и длинно выругалась на незнакомом языке – очевидно, своем родном.
Годалминг вскочил на ноги, держа наготове кол с молотком, и резким толчком повалил монстра навзничь.
– Бегите! – крикнул он мне. – Спасайте сына!
Он придавил вампиршу к земле. Она злобно расхохоталась:
– Слишком поздно! Для этого уже слишком поздно!
Я вбежал в Башню. Позади раздался исступленный вопль чудовища и мерзкий смачный звук вгоняемого в мертвую плоть кола.
Внутри странное голубое сияние стало сильнее и ярче. Я увидел, откуда оно исходит, и бросился туда.
Вниз, вниз, вниз по ступенькам – в тайные недра ужасного здания, в мрачные катакомбы, на самые нижние подземные уровни. Снаружи доносились неистовые крики мятежников и гулкий грохот грозы. Впереди кипел голубой свет, манил и дразнил надеждой. Бежать становилось все труднее, силы меня покидали, дыхания не хватало. Все мышцы ныли, во рту ощущался вкус крови. Я мысленно взывал к Богу о помощи, отчаянно молился, чтобы только успеть, чтобы только не опоздать.
И вот наконец я понял, что достиг цели. Сырой каменный коридор вел к единственному месту, куда сходились все пути в подземелье: к склепу. Только ворвавшись туда, я сообразил, что у меня нет никакого оружия: Артур использовал и кол, и святую воду для уничтожения вампирши, известной под именем Илеана.
Никогда не забуду зрелище, ожидавшее меня там, где голубой свет был наиболее ярким и страшным: жуткое каменное помещение, сырое и холодное, посередине которого на помостах стояли два гроба. Один был открыт и покинут своим обитателем, другой оставался закрытым.
Граф Дракула – возрожденный и воссозданный, хотя менее любезный и более свирепый с виду, чем мне помнилось, – с ощеренными зубами нависал над моим сыном, который одной рукой пытался оттолкнуть его прочь. Оба выглядели измотанными и обессиленными, как кулачные бойцы в конце самого тяжелого поединка в своей карьере.
– Отойди от него! – крикнул я. – Именем Иисуса Христа повелеваю: отойди от моего сына!
Думаю, только имя сына Божьего и заставило вампира повиноваться. Он отступил на шаг назад и обратил на меня взгляд, горевший безумным торжеством.
– Герр Харкер, – промолвил он; я дрожал и трясся, как в параличе. – Как хорошо, что вы снова явились ко мне. Явились, чтобы засвидетельствовать кульминацию моей мести.
Гнусное существо оскалилось, и я увидел кровь моего сына на его звериных клыках.
– Я так не думаю, граф, – сказал я, призвав на помощь храбрость, проявить которую мне уже очень давно не удавалось. – Сдается мне, я видел, как из Башни улепетывают твои запасы пропитания. А один наш общий друг прямо сейчас отрезает голову твоей ближайшей помощнице.
– Пфф! Ты не знаешь, о чем говоришь. Я найду новых жертв. А моя настоящая помощница цела и невредима.
– Все кончено, – сказал я. – Все твои мечты о завоевании мира. Мечты о новом средневековье. А теперь верни мне моего сына.
– Твоего сына? – Вампир рассмеялся, и смех походил на скрежет металла. – Скорее он наш сын. В нем совсем немного от тебя и гораздо больше от меня. Так было задумано. Так было предопределено. Он понимает свое наследие. И с радостью его принимает!
Квинси шагнул вперед и встал между нами – между темным повелителем и мной, своим настоящим (пусть далеко небезупречным и глупым) отцом.
– Постой, – сказал он мне. – Подожди.
– Квинси? – вопросительно произнес я.
– Граф говорит правду, – сказал он. – Я давно догадался, что каким-то образом часть его была помещена в меня еще до моего рождения, через бедную маму. У меня действительно ужасное наследие. И все эти долгие дни и недели я боролся с ним.
– Знаю, сынок, – заверил я. – Теперь я это понимаю. Как тяжело тебе пришлось! Как отважно ты сопротивлялся!
– Но больше я противиться не буду, – сказал он. – Потому что понимаю, что должен выполнить свое истинное предназначение.
Вампир мерзко расхохотался.
– Вот и прекрасно. Тогда давай поторопимся. У нас еще есть время, чтобы провести ритуал стригоев. Мне нужно, чтобы заключенная в нем сущность перешла в меня. Я должен жить дальше.
Квинси не по-детски устало покачал головой.
– О, граф, вы не поняли. На самом деле мистер Халлам не подготавливал меня к ритуалу. Именно он и выпустил узников на свободу.
Вампир презрительно зашипел, словно все это было для него лишь досадным пустяком, не более того.
– И я знаю, что должен делать, – продолжал Квинси. – Отец, помнишь последние слова Ван Хелсинга, обращенные ко мне? «Ты должен стать сосудом». Вот что он сказал. И я наконец понял, что он имел в виду. Я был рожден, граф, чтобы заключить вас в себя.
В глазах отвратительного убийцы впервые промелькнуло что-то отдаленно похожее на страх.
– Нет, – сказал он. – Нет, нет, нет. Ты и малую-то часть моей сущности с трудом в себе удерживал. У тебя никогда не хватит силы удержать всего меня целиком.
– Но я, граф, уже долгое время страстно молился Тому, у кого довольно силы для этого.
– Нет. Нет! Он не станет вмешиваться!
– Конечно, Он поможет, – сказал я. – Я верю в это. И я верю в своего сына. И верю в свою семью!
Квинси стоял в молитвенной позе, возведя глаза кверху.
Граф яростно воспротивился.
– Ты мой, – прошипел он Квинси. – Мы с тобой единое целое.
Мой сын, казалось, дрогнул.
– Нет… – проговорил он. – Я отвергаю вас. Я отвергаю свое наследие.
Но голос его прозвучал неуверенно.
Граф воспользовался полученным преимуществом.
– Прими свое предназначение, – настойчиво произнес он; воздух в мрачном склепе начал потрескивать.
На лице у Квинси промелькнуло какое-то страшное выражение, гнусная ухмылка греховного вожделения. На него вдруг словно упала тень, черная тень абсолютного зла.
– Борись! – выкрикнул я. – Квинси, родной, борись!
Мой сын собрался с силами. Казалось, он отчаянно сопротивляется захватчику, и уже через считаные секунды его лицо стало прежним: решительным и человеческим.