Дитя двух семей. Приемный ребенок в семье — страница 20 из 22

Кроме того, он растет с ощущением, что есть качества или поступки, за которые тебя могут «исключить» из семьи, сделать вид, что тебя не было вовсе, отменить. Для любого ребенка это очень страшная мысль, она поселяет в его сердце тревогу. А что, если и со мной случится нечто подобное – меня тоже сразу разлюбят? Как узнать, пока не проверишь? И вот ребенок, от которого тщательно скрывали, что его отец – наркоман и умер вскоре после его рождения от передозировки, в свои пятнадцать лет вдруг начинает интересоваться темой наркотиков, ищет соответствующих друзей, словно задавая своим родным вопрос: «Теперь-то вы сделаете вид, что и меня тоже никогда не существовало?».

«Ты растешь такой же, как твоя мать!»

Пишет женщина, выросшая в семье усыновителей:

«Моя мама всегда очень боялась, что я начну искать «настоящую мать». Она всегда эту женщину называла именно «мать». Наверное, поэтому для меня всегда в этом слове слышится что-то ужасно неприятное, недоброе, мерзкое, я бы даже сказала. Когда мама ругалась, она часто говорила: «Гены не исправить, только жалко, что я это поздно поняла. Ты растешь точно такой же, как твоя мать!». Вы даже не можете себе представить, насколько для девочки может быть оскорбительным сравнение с собственной родительницей.»

На самом деле судьба родителей, их выборы, их ошибки и достижения – все это как наследство. Нам достается большой сундук, полный всего и разного, и наша задача – все там рассмотреть и разложить по кучкам. Это мне очень нужно, это я брать не хочу, а про это пока не знаю, может, и пригодится потом. Никто не может всучить ребенку наследство насильно, ему решать.

Но представьте себе, что ему достался не сундук, а всего-навсего одна вещь. Плохонькая, грязноватая или даже опасная. Да и ту все время пытаются отобрать у него – чтобы не навредил себе. Внушают, что лучше ее выбросить, она и не нужна вовсе. Что он станет делать? Конечно, вцепится в эту вещь мертвой хваткой. Потому что это все, что у него осталось от глубокой, жизненно важной связи с родителями. И потому, что это хотят у него забрать.

Так и с судьбой родителей. Если все, что ребенок знает (или как бы не знает) о папе – что тот наркоман, это знание начинает обретать над ним огромную власть. Он уже не Петя и не Коля, живой человек с набором разных качеств. Он сын наркомана. Это, если хотите, миссия. Заклятие. Судьба. От нее можно бежать изо всех сил, к ней можно стремиться, но так или иначе его жизнь будет проходить под дамокловым мечом этого выбора, очень ограниченного, и потому кажущегося ненормально значимым: стать наркоманом, как отец, или нет? Чем больше будет давления, угроз, опасений по этому поводу у приемной семьи, тем большей значимостью и силой накачивается «роковой «выбор. Тем жестче выбор – кого предать и кому хранить верность? Отца? Приемную семью. Тем выше шанс, что человек сорвется, потому что выдерживать такое напряжение всю жизнь очень трудно.

А теперь представим себе, что факт отцовской наркомании – лишь один из многих в огромном сундуке. И еще там есть про то, что отец любил играть на гитаре, а еще – что на лыжах хорошо катался, и что терпеть не мог дождь, и в детстве у него была кличка «Рыжий», и учился он на механика и все умел чинить, а писал всегда с ошибками, и еще был сладкоежкой, и много, много, много всего разного, веселого, грустного, хорошего, плохого, удачного и не очень. Все наследство перед тобой: разбирай, выбирай, примеряй на себя. В семье об отце говорят не только с ужасом и стыдом, но с разными чувствами: с грустью, с улыбкой, с тоской, с любовью. Никто не дает понять, что тебе придется выбрать: ты его ребенок или наш? Твое сходство с ним в мелочах не пугает маму и бабушку, а трогает, и ты не сын наркомана, ты сын своего отца, человека, чья жизнь трагически закончилась, но не была вся от начала до конца сплошной трагедией и ошибкой. Заклятия нет, есть жизненная драма, которая часть твоей судьбы, но не сама судьба.

Но это касается обычных семей или, например, родственной опеки.

С приемными детьми бывает сложнее, просто потому что приемные родители порой сами ничего не знают о кровных, кроме вот этого – «был наркоманом», «пила, о детях не заботилась», «осужден за убийство», «сбежала из роддома, оставив ребенка». Нет никакого сундука. Одна непонятная штука в руках, довольно отвратного свойства.

Но иногда «сундук» можно отыскать.

«Ты же вся в нее!»

15-летняя Марина пошла вразнос. Она встречалась чуть не каждый день с разными парнями, не являлась ночевать, забросила школу, таскала деньги из дома, покупала косметику и сигареты. При этом с приемными родителями была ласкова, просила не сердиться, уверяла, что просто ничего не может с собой поделать – ей хочется гулять, и все. Родители вздыхали: гены. Кровная мама Марины тоже вела очень бурный образ жизни, дочку родила в 16, подкинула бабушке, да и забыла про нее, увлекшись каким-то очередным приключением. Не появилась и тогда, когда бабушка тяжело заболела и умерла, а Марина оказалась в детском доме.

В приемную семью девочка очень хотела, к родителям привязалась, с младшими братьями очень помогала, проблемы у нее были только с учебой. А потом началось вот это. Марина ночевала то у парней, то у подруг, то уезжала в деревню, откуда была родом – там еще оставалась дальняя родня и тоже были какие-то ухажеры. Туда-то за ней и поехали приемные родители, когда однажды поздно вечером, всхлипывая в трубку, они сообщила, что ее побил очередной «возлюбленный», ей очень больно и плохо, и сама она приехать не может. Делать нечего, сели в машину и поехали к дочке. Нашли ее в доме у одной пожилой родственницы, то ли троюродной бабушки, то ли тети. Осмотрели, убедились, что серьезных травм нет. Сели чаю на дорогу выпить. Завязался разговор, и тут родственница начала вспоминать про Маринину маму, когда та была ребенком. Как танцевала лучше всех в школьном ансамбле и даже на конкурс ездила, как матери всегда помогала, как ей доставалось от отчима под пьяную руку, какая была всегда милая, ласковая, как вышивала прекрасно и любила всем подарки делать. Тут пожилая женщина полезла в комод и вытащила мешочек, а в нем – вышитая салфетка, и правда необыкновенной красоты. Марина сидела, долго крутила ее в руках, разглаживала, потом спросила, можно ли себе взять. «Бери, конечно, детка, у меня еще где-то очешник ею вышитый есть, тоже красивый, сейчас не найду, потом приходи, покажу. И грамоты ее за конкурсы танцев покажу, я взяла, когда после смерти твоей бабушки дом разбирала. Думаю, пусть лежат, не выбрасывать же, старался ребенок. Грустно-то как вышло с ней все, где ее сейчас носит, ты смотри, не дури так, а то ты же вся в нее – красавица, а в голове ветер». Потом несколько дней Марина сидела дома – синяки сходили, да она и не рвалась никуда. Потом вдруг спросила приемную маму: «А ты вышивать умеешь? Научишь?» – «Умею немного, но, наверное, не так красиво, как твоя мама». Попробовали, получилось.

В общем, то ли встряска от «любимого» подействовала, то ли рассказ про маму, которая, оказывается, не только гуляла и дурила, то ли то, что приемные родители с такой готовностью примчались в ночь-полночь и не ругали, а только беспокоились за нее, но Марина как-то угомонилась. Не то чтобы стала скромницей и паинькой, но, как говорится, мозгов заметно подвезли. Вышивает, кстати, постоянно и очень хорошо, приемная мама мне показывала ее подарок – расшитую косметичку. Очень красиво.

Бывает так, что искать «сундук» негде, и никакой чудесной родственницы с как по заказу припрятанными грамотами нет вовсе. Собственно, с этой задачей часто сталкиваются и семейные психологи, когда работают с людьми, ничего не знающими о своих предках, а таких в нашей стране много. Что делать, если даже их имена порой неизвестны? На самом деле, кое-что мы знаем точно. А именно: у каждого из нас были отец и мать, которые должны были встретиться, чтобы мы появились на свет. У каждого из них тоже были отец и мать, и у тех тоже. Знаем мы о них что-либо или нет, наши предки существовали. И здравый смысл подсказывает, что были среди них люди разные. Кто-то, может быть, совершал ошибки, переживал трагедии. А кто-то прожил жизнь счастливо, сделал много хорошего людям. Были среди них хорошие родители и те, что не справлялись. Были браки счастливые и не очень. Были дети здоровые и слабенькие, долгожданные и нежеланные. Были расставания и встречи, было предательство и верность, была любовь и была вражда. В истории всякого семейного рода было все, и даже не нужно знать никаких фактов, чтобы это утверждать. А значит, и ресурс, жизненная сила, таланты, достижения, любовь, которую можно передать потомкам, тоже есть у каждого рода, какими бы ни были отдельные его представители.

Если ребенок, осознанно или нет, считает свою семью «плохой», «проклятой», а себя – обреченным нести это «проклятие» дальше, поговорите с ним о прошлом его семьи. Не всегда же она была такой. Если даже ничего о них не известно, помечтайте вместе, какими могли быть его прабабушки, прадедушки, которые не пили, вели хозяйство, любили друг друга и своих детей. Представьте себе, что бы они сказали, если бы могли сейчас увидеть своего правнука или правнучку, чего бы пожелали ребенку? Мы ничего про них не знаем, но, конечно, как любой из нас, они хотели бы для своих потомков благополучия, счастья, любви, продолжения рода. Предложите ребенку закрыть глаза и «услышать» их добрые слова, почувствовать, как много народу стоит у него за спиной и как они все дают ему силу.

И даже его не справившиеся с жизнью родители, если бы спросить, обращаясь в самую глубину их сердца – какой доли вы хотели бы для своего ребенка? хотели бы, чтобы он повторил ваш путь? – наверняка сказали бы: не повторяй наших ошибок, пусть тебе повезет больше, пусть у тебя все будет хорошо.

Поговорите с ребенком о том, что иногда жизнь семьи начинает идти под откос, но обычно в следующем поколении находится кто-то, кто может «выправить колею», вернуться к благополучной жизни. Возможно, ребенка воодушевит, что, став самостоятельным человеком, он сможет помогать своим родным или тоже взять на воспитание ребенка, потерявшего семью, как это сделали вы. Подчеркните, что человек сам выбирает свой жизненный путь, и даже если все его родственники пьют или сидят в тюрьме, сам он может жить по-другому.