— Чем можем служить, господа? — буркнул Далан не слишком дружелюбно, решив, что пришельцы не достойны доброжелательного отношения с его стороны.
— Ну, вообще нам слуги без надобности, — ухмыльнулся черноглазый и черноволосый красавец-гигант, остановившийся всего шагах в пяти о ниши, из которой наблюдала за разворачивающейся трагедией покойная Латиция. — Но можем договориться. Мы ребята сговорчивые. Да, братья?
«Братья» поддержали своего главаря таким гоготом, будто он только что презабавный анекдот поведал. И на перебой стали излагать варианты, как и каким образом им могли бы услужить. Из вынесенных предложений Его Высочество сделал только один вывод. Либо у разбойничков были серьезные проблемы с женским полом. Что при их внешности и известной любвеобильности жительниц Наррои выглядело странно. Либо принципов однополой любви парни придерживались по идеологическим соображениям. Но, так или иначе, а кривоватая ухмылка принца превратилась в маску крайнего и весьма демонстративного призрения.
Главарь это уловил и ему сия перемена очень не понравился. Он поднял руку, жестом обрывая и гогот, и диспуты.
— Я смотрю, наше веселье не по вкусу сиятельным господам? — усмехнулся красавец. — Но вам придётся потерпеть. Вы тут наши земли топчите, а за топтание платить следует.
— Сколько? — невозмутимо поинтересовался Его Высочество.
Главарь задумался. Такой реакции от предполагаемых жертв он не ожидал. Обычно, оказавшиеся на их месте, начинали угрожать, взывать к совести и жалости, либо пытались запугать собственными титулами. До сей поры никто не начинал сходу торговаться.
— По десять золотых с носа, — помявшись, решил главарь.
Принц чуть поморщился.
— Дороговато, но жить всем надо, — он одной рукой отвязал с ремня кошелек и швырнул его под ноги красавцу. — Тут как раз десять. Вопрос снят?
Черноволосый не поленился наклониться сам, и даже сунувшегося было помочь «брата» в сторону отпихнул. Поднял кошелек, взвесив его на руке. В его волооких очах загорелась совсем не романтичная алчность.
— Нет, не снят, — протянул он. — Пожалуй, мы вас с собой прихватим. Ежели вы лорды не только благородные, но и богатые, то мы с вас и поболе стрясем. Жить-то и впрямь надо.
— Вот хоть бы раз, хоть бы один удовольствовался малым, которое малым не является, и убрался восвояси! — посетовал принц, удрученно покачав головой. — Нет, что не говори, а людей сгубит именно грех стяжательства.
— А ты это собственному отражению часто говорил? — рассматривая потолок с самым невиннейшим видом, поинтересовался герцог.
— Но я-то априори сильнее, — веско возразил Дарин. — Кто из этих горячих поклонников мужских объятий твой осведомитель?
— Да вон тот, рыженький такой, — показал подбородком юноша, — который в левом коридорчике застенчиво прячется.
— Значит, ему мы удовольствие доставим в последнюю очередь, — кивнул принц.
— Брат, — потрясенно ахнул Далан, — я и не подозревал в тебе подобных склонностей.
— Я же имел в виду его удовольствие, а не свое.
— Это вы об чем говорите-то? — подозрительно прищурился главарь, начавший догадываться, что его самого вместе с братьями самым гнусным образом оскорбляют.
Только вот суть оскорблений до него дойти никак не могла. От дочки судовладельца, которую они как-то держали в плену, дожидаясь пока любящий папаша выкуп соберет, он подхватил не только дурную болезнь, но и умение выражаться довольно правильно и почти изыскано. Обычно на жертв это действовало, придавая облику красавца таинственности. Но вот расплести паутину в словоблудия благородных сам он мог не всегда.
— Говорю, что ты со своей сворой шавок, мне определенно надоел, — с непередаваемым апломбом оповестил его принц. — Давайте, доставайте ваши ржавые тыкалки — и закончим на этом.
— Это он об чем? — повторил вопрос красавца кто-то из его «братьев».
Герцог, привалившись к стене, тихо кис от смеха.
— Бра-атик, — выдавил он из себя сквозь смешки, — ты в своей пафосной речи не учел, что тыкалками можно назвать не только оружие. Правда, ржавые… тыкалки — это уже странно.
Его Высочество недовольно глянул на ухохатывающегося герцога. Чего благородный Дарин действительно терпеть не мог, так это казаться смешным или нелепым. И, обычно, стремился свидетелей своего неудобного положения побыстрее отправить в мир иной — пусть там компрометируют. С уже умершими принц проблемы решать собирался гораздо позже. По окончанию собственного скорбного пути.
А поскольку неудачно выбранное слово — это еще не повод вырезать сердце родному брату, да еще и младшему, да еще и почти любимому, то собственное недовольство пришлось срывать на ни в чем, в общем-то, неповинных разбойничках. Поэтому дальше дело пошло прытко. В смысле, динамично, потому что «братья», может быть, и хотели бы попрыгать, укорачиваясь от шипящего разбуженной змеей клинка Его Высочества, но кульбитам мешали узкие коридоры, низкие потолки и собственные разбойничьи стати.
Поэтому им, бедным, только и оставалось, что прокляв родную маму, родившего сыночка на погибель, и собственного атамана, на эту погибель приведшего, быстренько, одному за другим, умирать. Принц мог быть доволен. Многие из «братьев» моментально раскаялись в грехе стяжательства, так свойственного «свободному» люду. Вот только покаяться они не успевали. Ну, не воспринимать же последнее «буль!» или «аркх!» за полноценную исповедь!
Далан, благоразумно решивший под ногами у брата не путаться, забрался опять в нишу и, приобняв усаженную рядом Латицию, чтобы и она могла полюбоваться прилюбопытнейшим зрелищем, громко комментировал происходящее. Причем комментатор явно был на стороне разбойников и горячо переживал их поражения, морщась и вскрикивая при каждом удачном выпаде Его Высочества. Не пережившая в свое время любовной горячки женщина, переживала молча.
— И вот, дамы и господа, настал тот эпический момент, когда живые позавидовали мертвым! — патетически воскликнул блондин, наблюдая за попытками последнего, оставшегося в живых разбойника, незаметно уползти с поля боя прочь.
Этим самым, завидующим мертвым, был застенчивый рыжий, на которого указал герцог. Он действительно не только завидовал сейчас братьям, потому что сомневался, будто обещанное черноглазым дьяволом с кривой ухмылкой удовольствие, действительно ему понравится. Но и проклинал минуту, когда решил рассказать главарю о двух господах, готовых платить полновесным золотом за никому, в общем-то, неинтересную информацию.
Уползти ему не дали. Просто наступили на спину, пригвождая подкованным сапогом к каменному полу. И содрали с головы косынку! Рыжий заворочался, что-то протестующе пища, краем глаза заметив, что тот самый кривогубый демон вытирает его косынкой окровавленный клинок. Бравый разбойник едва не расплакался. Ну, победил ты — молодец! Издеваться-то зачем?
Глава 9О наказании за блуд и награде за предприимчивость
«Как же так? — удивилась юная принцесса при виде двух собачек. — А мне говорили, что блуд — это грех. Но ведь собачки — твари Божьи?»
Мой юный друг, ты не забыл еще о прекрасной и нежной принцессе при одном взгляде на которую даже солнце бледнело? Конечно, увлекательнее наблюдать за честными, благородными и решительными героями. Ведь ничто не может порадовать твоего маленького сердечка так, как рассказ о битвах, схватках и победой над злодеями. Но ради правдивости и целостности повествования, нам придется вернуться к нашим дамам. Тем более что их путь тоже нельзя назвать ровным.
Два юных дворянина — смелый господин и его верный слуга — под платьем которых скрывались очаровательные выпуклости прекрасной принцессы и ее чуть менее прекрасной спутницы, без проблем покинули монастырские земли и выехали на тракт. И по нему продолжили свой вояж, предпочитая ночевать в стогах сена, а не в придорожных трактирах. Потому что эти заведения с тех пор остались неизменными.
Что в те прославленные времена, что сейчас, гораздо предпочтительнее клацать зубами на ночном холоде, чем быть отравленным трактирной едой, обворованным трактирной слугой, зараженным трактирной служанкой и получить в глаз от мимо проезжающего молодца. Если ты еще не сталкивался с придорожными корчмами, то послушай совета старого и бывалого путешественника, дружок. Никогда и ни при каких обстоятельствах не ночуй в подобных заведениях! Всеми святыми, что есть в этом мире, заклинаю тебя!
Но наши храбрые девы были не только прекрасны, но и умны. Они не попадались на удочку ярких вывесок и ласковых улыбок хозяев, которые выходили на крыльцо своих заведений, лишь заслышав стук копыт. Поэтому, всего несколько дней после побега из-за святых стен, они и прибыли в славный и гордый город Пантир.
Сие поселение было известно, прежде всего, своим собором, выше которого в королевстве, а, значит, и во всех западных землях не строилось. А также копченой рулькой и кисловатым яблочным вином. А знатоки этого напитка не без основания утверждают, что оно куда приятнее и благороднее сидра. И при том гораздо деликатнее. Выпив всего кувшин этого божественного напитка, ты, дружочек, не свалишься под стол и не оскотинишься. А с утра твоя голова останется ясной. Так что, мой тебе совет — будешь в Пантире, обязательно отведай местного яблочного.
Но вернемся к нашим дамам и посмотрим, что такого они поделывают…
Ее Высочество, вынужденная снова натянуть поводья коня, изящно выматерилась сквозь зубы. Жеребец, привыкший к просторным стойлам, чистой воде, отборному овсу и свежему ветру, играющему расчесанной гривой, нервничал. Людская толпа ему определенно не нравилась. И как всякий уважающий себя мужчина, вороной изливал свое неудовольствие в крайнее раздражение. Поэтому принцессе стоило немалых усилий сдерживать жеребца, чтобы он кого-нибудь не укусил или не лягнул.
Она, конечно, не то, что жеребцом не была — вообще себя к мужскому полу не причисляла. Но желания кусаться и лягаться в ней просыпалось горячей и очень соблазнительной волной. Ларе толпа тоже активно не нравилась. И ладно бы только давка и вонь — эти неудобства нежная принцесса пережила. Но человеческая наглость и уверенность в собственном бессмертие выводили ее из себя.