— Я… полечу тебя, Эмиль… Ты ведь просто ранен, эти порезы не смертельны… Меня девочки научили немного, показали, как нужно. Все получится, — лепечу, сама не понимая, что творю. Тянусь к его холодной ладони и, вспоминая заклинание излечения, дрожу, будто меня окатили ледяной водой. Иней забирается на кровать, укрывает короля тонкой коркой, с легким шорохом ползет по его телу.
Моя стигма терзает изнутри кожу, до резкой боли, будто ее ножом вырезают, а я прикусываю губы до яркого вкуса соли на языке.
Эмилиан шепчет. Тяжело и надрывно:
— Метка рассыпается… Ты тоже это чувствуешь, а я не могу больше тебя держать. Дара-а-а, — он слабо сжимает мои пальцы и откашливается. Глухо и слабо, а наша связь Древних жалит тело, будто под платье забралась ядовитая змея. Хочется содрать ткань и освободить себя от пламени, но не поможет это, я знаю.
Синие глубокие глаза короля багровеют, наливаются карминным глянцем, густые ресницы слипаются от слез. Ровные точеные скулы сильно распухли от увечий и покрылись жуткими глубокими ранами. Волосы распадаются по подушке, будто куски рваной черной ткани.
Мне страшно и холодно, пытаюсь вызвать искру дракона, вместо льда, чтобы согреть и его, и себя, но эмоции перехлестываются, скручиваются и вталкивают меня в состояние паралича. Мой холод распускается синим цветком вокруг нас, выталкивает облачко пара из раненых губ, а я не могу остановиться…
Эмилиан слабо что-то говорит, я с трудом наклоняюсь, преодолевая боль в пояснице, чтобы услышать:
— Я люблю тебя…
Глава 30. Эмилиан
Гул. Тягучий, мощный, непреодолимый.
Я бы прикрыл уши, если бы мог поднять руки, но они тяжелые, как камни. Я жив, но уже мертв. Кукла. Манекен из соломы. Нет, хуже. Эти хотя бы думать не могут об упущенных возможностях, а я перебираю в уме страницы своей жизни и ищу причины себя оправдать.
Я сделал все, что было в моих силах. Или не все? Спрятался, сбежал от Дары, дал ей свободу. Решил, что не могу больше принуждать и ждать от нее встречного шага, а нападение нечисти на пограничный город стало крайней точкой моей судьбы и воли. Я просто позволял им себя рубить, промахивался, допускал ошибки. Нарочно или нет, не знаю. Верный конь Индиго вывез меня с поля битвы едва живого, и в дороге у меня уже не хватило сил полечиться, а в замке я просто всех прогнал и приказал никого не пускать в покои.
Хватит уже лжи и бессмысленных надежд. Это единственный выход отпустить Дарайну с сыном — пожертвовать собой, ведь после закрепления нас ждали бы другие, более жестокие, испытания на силу чувств. А она не сможет полюбить, не сможет… Это видно по глазам.
Между нами всегда будет Мариан.
Проваливаясь в темноту, я слышу любимый голос. Наверное, брежу. Резкие боли стягивают раскаленным жгутом поясницу. Стигма рвет кожу, забирает силы, и у меня не получается кричать от боли, не получается двигаться. Я просто тихо ухожу за Грань, как камень, выброшенный на дорогу, что попал под колеса телеги и раскрошился.
Черные тени Измерения уже собрались над головой, будто туча перед бурей над Мемфрисом. Они воют, как дикие койоты, и тянут ко мне тонкие руки-ленты, а я лечу куда-то вниз. Плашмя. Падаю в бездну. В бесконечность, где смогу обрести покой. Туда, где моя боль станет незначительной, а любовь останется ясным воспоминанием.
Но сквозь плотный гул, прорывается тонкий голосок:
— Эмилиан, я сделала выбор. Я согласна закрепить метку. Ведь мы были вместе. Были счастливы… Не сдавайся так быстро.
Хочу что-то сказать в ответ сладкой иллюзии, но губы зажаты, горло обжигает горячая кислота.
Говори же. Скажи мне что-то еще. Прогони или пригласи. Подари надежду или обмани. Готов признать, что подсознание в последние минуты дарит мне настоящую радость слышать голос любимой и единственной.
Вслушиваюсь, но сквозь гул в ушах прорывается лишь редкий стук остывающего сердца.
Показалось. Это просто сон, галлюцинация, мираж… Ее здесь быть не может. Она ушла… Так правильно и так должно быть.
Моя Дарайна будет жить. Родит нашего сына, и он взойдет на трон. Месс поможет. Они вместе спасут Ялмез. Я свое предназначение выполнил, пусть Стихии не мучают и отпустят меня.
Я безумно устал.
— Открой глаза, Эмиль, — тепло скользит по плечам и опускается по груди на живот. Замирает ниже пупка прожигающей точкой и выкручивает, выкручивает, выкручивает меня до конца…
Потоки магии наполняют жилы, жгут, покалывают. Слабо восстанавливают, но мне хватает сил для вдоха.
Я выгибаюсь в спине и выныриваю из темноты, с трудом открывая глаза.
— Эмилиан, — шепчет Дарайна, наклонившись надо мной, положив прохладные ладони на щеки. — Дай мне слово не использовать магию во время закрепления.
— Обещаю, — вдыхаю сладкий запах мечты. — Слово короля, — шевелю губами, которые едва ли соприкасаются с мягкими и желанными.
— Я боюсь… — девушка поднимает взор в потолок, где яркими точками замерли маруньи. В ее светлых глазах сияют звезды. — Боюсь, что не смогу разделить тебя и его…
На миг закрываю глаза от усталости. Золотистый свет слепит и режет. Слезы непроизвольно скатываются по щекам. Обжигая.
— Я тоже боюсь, — отвечаю едва слышно. Девушка опускает взгляд и всматривается, а я делюсь сокровенными тайными страхами: — Очень боюсь, что не оправдаю твоих ожиданий. Что испугаю своей страстью.
— Не пугал ведь тогда, — ее голос звучит так близко, что меня окатывает легкой морозной дрожью, а метка отзывается приятной тянущей болью между ног. Неосознанно стискиваю губы, чтобы не застонать.
Она настоящая или нет?
Я так ослаб, что не могу отличить сон от яви.
Тяжело смотреть, потому что комната вертится, будто карусель в Тис-Менской академии. Снова закрываю глаза и взываю к остаткам магии. Но их нет, все выжрало разрушение метки. А если я ошибся? Если зря отвернулся от Дарайны, и два дня могли все решить? Я просто струсил и сдался.
— Тогда я не был так… — приоткрываю веки и фокусирую взгляд на искусанных губах девушки, — голоден. — Ты правда здесь?
— Я здесь, Эмилиан. Почему ты оставил меня? Зачем так жестоко?
— Ты сама так хотела. Решил, что свобода для тебя важнее. Разве нет?
Она наклоняется, волосы накрывают мои плечи, щекочут затянувшиеся раны.
— Нет, это не так. Важнее жизни ничего нет, — целует меня, осторожно касаясь груди, проводит пальцами ниже и откидывает простынь.
Боль и мышечная слабость не дают мне обнять ее, приласкать так, как я хочу. Приходится лежать бревном и стонать в потолок, впитывать каждое прикосновение и кроткую нежность.
Ее руки скользят ниже, ниже, пока не застывают в самой горячей точке и сжимаются в кольцо.
Когда метка плетет новые лозы и распускает бутон на животе, пронзая сладким током пах и поясницу, мне хватает сил приподняться на локтях и посмотреть Дарайне в лицо.
Она смотрит на меня, моргает, заставляя слезы сорваться с ресниц, а затем шепчет:
— Завяжи мне глаза.
Глава 31. Дара
Откуда берется лента в его руках, мне все равно. Наверное, король умеет привлекать материю, теперь меня ничему не удивить. Я хочу его спасти, это желание растет под кожей, как гриб после дождя, и толкает на решительный шаг. Хотя меня трясет от страха, и плечи сковывает холодным льдом. Я придерживаю пальцы, сплетая между собой в замок, чтобы моя водная магия не начала буянить. Пока я могу только замораживать, научиться бы и другим вещам, но для этого нужен учитель.
Эмилиан приподнимается, ему дается это тяжело, тянется ко мне и накрывает глаза прохладной алой тканью.
— Ты уверена? — шепчет, обдавая жаром губы. — Назад дороги не будет, моя дорогая асмана.
Веду холодными пальцами вверх, изучая его руки. Крепкие, приятно теплые и немного другие, не такие, как я помню из снов. Здесь они кажутся более ощутимыми, надежными. Настоящими. Здесь я чувствую, как бьется пульс под кожей, как приподнимаются волосы, как перекатываются мышцы.
— Сколько у нас будет времени до свадьбы, Эмилиан?
— Несколько месяцев, — он касается губ и, властно прижимая ладонь к затылку, тянет к себе, но не целует, а лишь замирает совсем рядом. Его горячее дыхание волнами вливает в мою кровь силу противостоять воспоминаниям.
— А если я не смогу полюбить? — шевелю губами и не могу сдержать дрожь. — Это ведь не щелкнуть пальцами. Я десять лет копила ненависть к Марьяну и никогда не ждала от жизни чудес.
— Не бойся, любимая, — последнее слово сладко ложится на слух, расслабляет, и я не сопротивляюсь, когда горячий язык толкается в рот.
Сначала поцелуй кажется невесомым, ласковым. Он словно тянет из меня последние силы. Играет, тревожит, возбуждает. Я неосознанно тянусь ближе, а Эмилиан наклоняется назад, и сильные руки увлекают меня за собой.
Темень мерцает яркими вспышками, когда поцелуи переходят в другую стадию: жаркую, порывистую, ненасытную. От сильных толчков и движений я начинаю задыхаться.
Задыхается и Эмилиан. Я ощущаю его дыхание на щеках, губах, веках. Он целует меня бесконечно, сводя с ума, волнуя и заставляя стонать.
В темноте приятно, остро, особенно, когда пальцы скользят по моим плечам и стаскивают платье, освобождая налитую от беременности грудь. Мне кажется, что я загораюсь от его прикосновений.
— Ты забрала меня у Темного Измерения, Дарайна, — король поворачивает меня и, осторожно придерживая спину, опускает на кровать. — Я заберу тебя у Мариана. Ты будешь только моей. Моей. Моей навсегда…
Я смотрю в темноту, ищу его ладонями, и прошу:
— Говори еще…
— Наш сын спасет мир, моя королева. Так и будет, вот увидишь. И я никогда тебя не обижу, слово даю.
Горячие губы цепко впиваются в мои, не дают ответить. Руки поднимаются вверх и застывают над головой. На миг проваливаюсь в жуткое воспоминание, когда муж заламывал руки, приковывал к изголовью кровати, а затем издевался. Сжимаюсь и сцепляю зубы, сильно прикусывая королю губы.
— Я прогоню его, только доверься, — шипит он от боли, но продолжает целовать. Во рту катается соленый привкус нашей страсти.