Жаль, Вигур улетел — я служебного дракона отправил в Шебарох еще утром, договориться о срочной поставке заготовок для рун.
— Дара, пойдем, — подаю девушке руку, но она от боли мотает головой и опускается еще ниже. Давит всем весом, заставляя припасть рядом с ней на колено.
— Больно… — взвывает она рокочущим голосом.
— Прошу тебя, потерпи. Нужно сойти в сторону, к морю. Здесь слишком много лишних глаз. Дара… всего немного, доверься, — преодолевая усталость, подхватываю ее на руки. Она рычит и ерзает, впивается выступившими коготками в мою грудь, кожу на моем локте и груди распарывают ее растущие крылья. Мчусь по склону, скрипя зубами от боли, на ходу набрасываю на нас легкий морок тумана, чтобы скрыться от любопытных глаз. Чтобы Исполнители не засекли, хотя надежды оставаться в тайне все меньше. Да, в замок мало кто попадает чужой, но все равно: небо одно на всех, и остатки магии может услышать любой пролетающий мимо дракон или телепортатор.
Возле берега из-за крови, что льется по моим рукам, Дара выскальзывает на песок и застывает передо мной на четвереньках. Ее зеленые глаза наливаются алым, зрачок сужается и вытягивается, лицо искажается, становится звериным и покрывается перламутровой черной чешуей.
Она смотрит на меня невыносимо злобно, рычит, и из широких ноздрей вылетает дыхание дракона. Горячее, обжигающее.
— Дара, это я… Эмилиан, — выставляю ладонь перед собой, но девушка еще сильнее взрывается рыком, а затем истошно вскрикивает, и из спины выстреливают мощные кожистые крылья с алыми росчерками жил. Женское тело трансформируется, увеличивается, тонкая спина выгибается, ребра раздаются, а ноги и руки с хрустом стают нечеловеческими.
А я молюсь. Молюсь водной Стихии, чтобы сохранила дитя.
Мы столько пережили, дай ей пройти и это испытание, дай нам силы изменить мир.
Еще миг. За ним взрыв и хлопок. И Дара обрушивает на меня густое драконье дыхание, возвышается надо мной огромной тушей зверя, а я застываю от восторга. У нас работают на службе драконы, я много раз видел, как они принимали в прыжке магическую ипостась, но сейчас от осознания, что передо мной — любимая, по телу скачут неистовые приятные колючки.
— Дара… — бесстрашно ступаю к ней, но она яростно рычит. Недоверчиво косится по сторонам, опасно наклоняет голову и красные рожки почти прилипают к затылку.
А потом драконица подлетает на несколько метров и, обрушившись на меня, прижимает одной лапой к земле и разрывает китель когтями, будто там не крепкая ткань, а масло. Хрустят ребра, в горле першит песок, пламя, что вырывается из больших ноздрей, плавит мои ресницы и волосы.
И я даже готов умереть от ее лап, но Дара медлит, принюхивается, втягивает воздух, проводя большим носом по моему лицу, а потом неожиданно взмывает в небо и так же стремительно падает в воду.
Первая трансформация — это как первый шаг ребенка. Он может уже стоять, передвигаться, но упасть вероятность очень большая.
Я разбегаюсь по берегу и, рассекая воздух ледяной стрелой, влетаю в воду. Зрение усиливается, импульсы пробегают по телу приятными кольцами и превращают меня в морское чудовище, способное выдержать без воздуха часы на большой глубине. Скольжу под водой и ищу Дарайну. Если она потеряла сознание, ее подхватит течение и утащит в океан. Я должен успеть.
Глава 37. Дара
— С ребенком все в порядке? — сквозь гул в голове слышу знакомый голос.
— Да, — встревоженно отвечает другой мужчина. — Кровотечения нет, дитя под защитой сильной матери. Эмилиан, это было безрассудно. Ты — король, нельзя так рисковать. У тебя на плечах страна, сотни тысяч подданных, а ты прыгнул в безумные воды за простым человеком.
— Я жизнь отдам за нее, ты же знаешь, — перечит Эмилиан. — И не смей мне говорить, как нужно собой жертвовать и ради кого, — король злится, а я не могу открыть глаза. Веки безумно тяжелые, а все тело будто изломано, сдавленно, выкручено.
— Ты мог выдать себя! — яростно шепчет другой мужчина. Месс, как мне кажется.
— Плевать! Все, иди, дальше я сам. Срочно вызови Вигура, мне нужен инструктор для дракона. Дара сильнее меня, сильнее тебя, мы не справимся, а она сама себя погубит.
— Но как же руны для червоточины? Я не могу его завернуть — мир важнее раскрытия магии у твоей невесты, Эмилиан!
— Мрак раздери! Значит, найди еще кого-нибудь! Того, кому можно доверить тайну короля.
— Слушаюсь, — слабый хлопок двери, и кровать возле меня приминается, горячие губы касаются лба.
— Мой дар, — шепчет мужчина и ложится рядом, и я, завернутая в кокон его тепла, снова засыпаю.
Открываю глаза и сталкиваюсь с лицом моего врага. В синих глазах мерцает стужа и ярость. Я отстраняюсь и испуганно вскрикиваю.
— Это я, — он протягивает ко мне руки, а я не могу сообразить, что происходит, и где нахожусь.
— Нет, Марьян! Пожалуйста…
Мужчина тихо рычит, стискивает губы, а потом рывком подгребает под себя и шепчет в ухо:
— Он мертв, Дарайна, — и я узнаю оттенок голоса, нахожу в знакомом тембре нежное звучание.
— Эмилиан? — опадаю и вжимаюсь в его горячее тело.
— Да, — он ослабляет хватку, перебирает волосы, поглаживает плечи. — Ты едва не утонула, моя девочка. Почему не вызвала меня раньше? Не сказала, что магия так наполняет тебя?
— Ты не пришел к завтраку, я подумала… что ты не хочешь меня видеть.
— Я был занят, — шепчет и целует за ухом.
— А ребенок? — испуганно поглаживаю себя по животу, а Эмилиан мягко смеется в ухо. — У меня кости ломались, кожа рвалась. Это было ужасно больно…
— С ним все хорошо.
— Почему во мне столько магии? — мне хочется расплакаться, как ребенок, но я только сильнее прижимаюсь к Эмилиану и наслаждаюсь теплом мужчины. — Я прошла раскрытие только двух стихий, воздух и воду, а что будет дальше?
Король ведет ладонью по спине, заставляя подрагивать от мурашек, и рассказывает:
— Говорят, что пятая часть магов на Ялмезе скрывают свои дополнительные способности. Это слухи, но я сам — не чистый маг воды.
Король разворачивается на спину и, проговорив быстро незнакомые мне слова, выпускает лазурные нити перед собой. Мун, приняв полный облик, встряхивается, приподнимает кисточки ушек и прыгает ко мне на руки. Кот лижет лицо и мурчит, а я смеюсь и слушаю, что говорит Эмилиан:
— Фамильяры никому из наших магов не доступны. Насколько я читал в книгах Древних — только они умели призывать на помощь животных и магических существ.
— А я смогу? — отбиваюсь от игривого Муна-Топаза, что покусывает мои пальцы и мягко толкает меня в бок.
— Мы обязательно попробуем, когда ты восстановишься. Сейчас искра истощена, лучше не перебарщивать с этим, можно выжечь себя.
— А что будет с магом, если его искра иссякнет?
— Дара, а что случается с человеком, если он перестает дышать? Если перестает биться сердце?
— Но я же жила как-то без магии? — когда Мун, успокоившись, укладывается у меня в ногах, а тянусь к Эмилиану и сплетаю наши пальцы. Золотые ветви мягко выскальзывают из-под ткани ночной сорочки и цепляют метку у Эмилиана на груди. Король кажется таким сосредоточенным, сильным, но стоит лозам углубиться, его глаза вспыхивают, и он поворачивает ко мне голову, а во взгляде я читаю безумную страсть и желание. И я хочу его, но только это странно, неправильно как-то. Будто меня опоили афродизиаками и заперли в одной комнате с мужчиной.
— Да, она была в зачаточном состоянии, — поясняет Эмилиан, а сам плетет на моей коже теплые ленты прикосновений. Гладит по ключице, не стесняясь спускается к груди и сжимает сосок. — На земле нераскрытая магия чаще умирает с человеком от старости.
— А Марьян, или Мариан, точнее, он был магом?
— Был, — король слегка передергивается, смахивает плечом, будто там призрак сидит. — Но он переместился на землю после Жарвы — и, скорее всего, был пуст. Как он выжил, я не знаю…
— Он был живее всех живых. Его невозможно было ранить или убить. Думаешь, что не пытались? Множество раз. Он казался мне бессмертным.
— Давай, не будем о нем? — вдруг говорит Эмилиан. — Мун так скучал, — он нежно кладет ладонь на мою щеку, переступает кончиками пальцев по виску и забирается в волосы. — Я думал он во мне дыру выест, Дарайна, — замолкает и тише: — И я скучал.
— Я что снова несколько суток провалялась без сознания? — прикрываю глаза и млею от его массажа. Эмилиан такой нежный, бережный, не заметить это может только дура, потому я, в который раз, прогоняю из своей головы образ мужа. Он умер, я не буду за ним страдать, я буду жить дальше.
— Всего сутки, Дарайна, — Эмилиан переплетает наши пальцы и тянет мою кисть к губам. — Но для меня и минута без тебя — вечность.
Неожиданно ярко вспоминаю, как болело все тело, как рвали меня на части крылья, как ломались кости, вздрагиваю и тяну короля за шею, заставляя наклониться.
— Трансформация всегда будет такой… болючей?
— Нет. Только первый раз. Некоторые проходят это в юном возрасте и не помнят боли.
— Эмилиан, я чувствовала превосходство, когда была этим… зверем. И я хотела тебя убить, это было очень опасно. Ты ведь знал.
— Знал.
— Почему тогда…
— Тебя это удивляет?
— Немного, — вдыхаю пряно-сладкий запах яблок, что заставляет меня покрыться приятными «мурашками». — И слова любви мне слышать странно.
— Я приручу тебя, моя королева, — Эмилиан прижимается к губам. Мягко оглаживает их языком, не заставляет раскрываться, но я делаю это неосознанно: сама толкаюсь и сплетаю наше дыхание.
Глава 38. Эмилиан
Ждать тысячи дней, любоваться на расстоянии, искать во всех возможных мирах, не сметь прикасаться, испытывать вину за другого… Все это преследует, мучает, выжимает из меня последние силы.
Но Дарайна — сильная женщина, ведь не просто так выбрана в пару королю. После инициации она будто отпустила прошлую жизнь и разрешила мне доказать, что я могу быть ее единственным. Девушка ластится, нежно и неожиданно настойчиво, разрешает покрывать каждый дюйм ее бархатной кожи поцелуями. Язык болит от страстного сплетения, от толчков в ее жар, путанного дыхания, от стремления доказать свою любовь. Не говорить, а показать.