Мы задыхаемся вдвоем. Перекатываемся по кровати, и Дара позволяет прижать свои маленькие плечи к матрасу. Я дышу тяжело, сипло, шепчу что-то неосознанно, покрываюсь бусинками пота. Метка покалывает в груди, посылая в мою кровь еще больше желания любить и дарить себя.
Отступают страхи, сомнения, проблемы мирового масштаба. Я просто хочу ее. Как безумец.
— Да-а-ара…
Но она запечатывает мои губы пальчиком и усмехается, а в глубине глаз горят огоньки драконьей сущности. Ее стихия голодна. И я с трудом проглатываю ревность к тому, что это вовсе не чувства, а неосознанное волшебство. Есть вещи над которыми мы не властны. Нас укусит комар, и кожа начинает зудеть, несмотря на то, хотим мы этого или нет.
Дара может не любить, не тянуться, даже бояться меня, но Искра Дракона будет желать, метка будет толкать ко мне. Все ненастоящее. Хрупкое, как стекло.
— Только никакой магии, Эмилиан, — говорит невеста и тянет меня к себе, отчего я на ее лицо падают пряди моих длинных волос. Дань моде — эти патлы, но я бы с удовольствием ходил с короткими. Да только на Ялмезе стригут: или заключенных, или больных.
— Клянусь. Только если ты попросишь, — отвечаю, проглатывая тяжелые мысли. Сейчас и эти мгновения — шанс для нас.
— Я не знаю почему, — девушка ведет ладошкой по моей щеке, наверняка чувствует легкое покалывание от суточной щетины. На кончиках ее пальцев появляется лед: покрывает синей коркой молочную кожу. Он тает, соприкасаясь с моим теплом, и капельки влаги щекоча спускаются на шею. Дара договаривает: — Но мой дракон невыносимо хочет тебя, король Мемфриса, — и в глубине зеленоватых радужек вспыхивают и тут же гаснут искры.
Так нечестно, Стихии! Но я не могу отказать. Очень люблю и буду бороться за нее.
— И почему я не летаю? — усмехаюсь и наклоняюсь к вспухшим губам, но не целую — хочу, чтобы Дара искрила подо мной, хочу передать своей женщине яркие и незабываемые ощущения. Поднимаю худенькие руки над головой, оглаживаю вдоль, вниз, опускаю ладони на грудь. Вершинки сосков покалывают кожу, требуют ласки, тянут меня к себе невидимой нитью.
Когда касаюсь языком сжатой вишенки, лозы стигмы выталкиваются из-под светлой кожи Дары, оплетают меня за шею и до ярких вспышек перед глазами щекочут спину, соскальзывают между лопатками, к пояснице. Туго завязывая нас с Дарой. Навечно соединяя.
Девушка стонет, вертится под моими ладонями, трется, ищет что-то, изучает и так горячо выводит пальчиками узоры, что я схожу с ума от желания. Нервный ток идет по жилам от каждого удара ее сердца. Я чувствую это внутри себя, будто она и есть я. Будто мы что-то неразделимое, единое.
Подвигаюсь ближе, поглаживаю плоский живот, целую в пупок и толкаю в него язык. Дара шепчет что-то, стягивает мои волосы пальцами и выгибается в спине, чтобы оказаться еще ближе и плотней. Прокладываю влажную дорожку поцелуев вниз, к золотистым кудрям, и не могу больше сдерживаться — накрываю ее упругий бугорок губами.
— Эмилиан… — она шепчет и ерзает подо мной, толкается навстречу, сильнее тянет волосы, до острой боли. — Я не могу больше. Остановись…
Кажется, что я и сам на грани. Болтаюсь на краю обрыва, готов раскрыть крылья и полететь в небо, потому приподнимаюсь, ласкаю-изучаю ее тело движением ладоней вверх и накрываю собой.
Сегодня все иначе, не так, как раньше. Сегодня Дара раскрывается и впускает меня на всю глубину — одним рывком навстречу. Ни на миг не сжимает бедра, не отстраняется, не боится. В зелени глаз прячутся два уголька, пропаливая меня насквозь. Я теперь понимаю, почему она просила без магии. Потому что осознавать, что все это только красивая оболочка — очень больно.
Золотые путы кружат, изгибаются, забираются во все чувствительные места, добавляя нашему единению остроты и мощности.
Толкаюсь в тесную глубину, напираю сильнее, раскачивая нас двоих в колыбели страсти. Дара приподнимает ноги и сжимает их на ягодицах, царапает плечи, руки, впивается зубами в грудь и ключицу, принимает и, кажется, что мир трещит по швам от нашего напора и огня.
— Эмилиа-а-ан, я… — выкрикивает Дара и замолкает, а потом стискивает меня собой со всей силы, отчего я не могу удержать свой жар. Он вылетает, простреливая спину и обрушивая мое тяжелое тело на девушку. Пульсирую, вжимаюсь и кричу в унисон с любимой.
Глава 39. Дара
Дни летят один за другим. Сказочные, яркие, свободные.
Я счастлива. По-настоящему.
Невероятные ощущения наполняют грудь, золотые лозы метки мягко подсвечиваются, лепестки стигмы распускаются от вдохов, когда стою рядом с Эмилианом, взглядов, что полнее и точнее миллионов слов, от прикосновений, что будто раскрывают для меня новые Вселенные.
Впервые за эти десять лет меня отпускает застарелая боль. Даже удивительно, но воспоминания о Марьяне отодвигаются вглубь сознания и почти не тревожат. Магия. Волшебство. И такое приятное.
Разве что в снах: мертвый муж приходит ко мне помолодевший и обещает, что вернется и жестоко накажет меня за измену. Я несколько раз вскидываюсь на постели и, окунаясь в жаркие объятия Эмилиана, снова забываю обо всем. Даже о кошмарах.
Король со мной рядом каждую минуту. Учит магии, рассказывает о мире то, что не могла мне поведать руна языка, заботится, когда меня рвет по утрам, кормит фруктами из королевского сада и ягодами из Вастенских гор (говорят, жуткое место) и относит на руках в столовую, чтобы заставить меня есть мясное. Хотя из-за токсикоза и бесконечного волнения парной стигмы у меня совсем пропадает аппетит, я сильно похудела и почти качаюсь от ветра.
А еще Эмилиан нашел для меня учителя-дракона — нежную девочку с русыми волосами — Лимию, чтобы я правильно трансформировалась и не боялась летать. Совсем молоденькую, лет восемнадцать-девятнадцать, но веселую, смышленую и невероятно красивую. Глаза у нее, как лесные озера — зеленые и глубокие. Она чем-то похожа на Эмилиана: размахом бровей, формой острого подбородка и необычным изгибом губ с приподнятыми уголками. Будто родственница. Но на мой вопрос об этом девушка лишь помрачнела и перевела тему. Я решила не тревожить: если это неприятно, зачем дергать лишний раз?
Позже слухи между помощницами (они такие болтушки у меня) принесли мне историю о старшей сестре Эмилиана, что была изгнана из Мемфриса несколько много лет назад из-за связи с драконом. Сказали, что не казнили их только потому, что оба принадлежали к королевским семьям, только изгнали в Мертвые Земли, а Лимия — их средняя дочь. И после этих слухов мне стало очень страшно: ведь Эмилиан на самом деле рискует из-за меня. Если за пределы замка просочится, что я — маг с Четырьмя Стихиями — нас просто казнят. Я не королевской крови, даже статус невесты не защитит: ни меня, ни ребенка. И Эмилиана тоже. В этом мире главнее любой власти — Жрецы. Они решают кого и как наказывать, кому жить, а кому выжигать себя на Жатве. Жуткие традиции и законы, но приходится привыкать, все равно бежать некуда, да мне и не хочется.
Сегодня уже вторая неделя, как мы пытаемся вызвать мою искру, но никак не могу сосредоточиться. Я просто дрожу, покрываюсь разломами огня, а обернуться не получается.
— Смотри, асмана, — кричит задорно Лимия, откидывает на спину толстую косу, немного расставляет ноги и наклоняется вперед. В кипенно-белом платье с черным поясом она напоминает мне смешного панду кунг-фу из мультика, только крайне похудевшего без вкусных пельменей. — Стать драконом — это вызвать искру на бой кулаками, довести ее до кипения, образно — ударить себя горящим копьем в грудь. Понимаешь?
Киваю и улыбаюсь. Потом мотаю головой, потому что это бесполезно — искра трясется под ребрами, но не раскрывается, а девушка показушно злится и, взмахивая руками, хлопает в ладоши.
— Ты плохо стараешься, — она еще нахохливается. — Во-о-о-от, примерно.
Лимия такая тоненькая, как тростиночка, как она может стать большим драконом — не представляю.
Встаю в стойку, напрягаюсь, а Лимия взрывается хохотом.
— Ты похожа на тушканчика, — поддевает негодяйка.
— Не смеши, — хватаюсь за живот и дую щеки, чтобы еще сильнее развеселить девушку. С Лимией так легко, будто она моя старшая дочурка.
Горько сглатываю: моя кровиночка могла бы быть похожей на эту девушку, но сгорела, умерла, растворилась в кроваво-черных днях, в которые окунал меня Марьян. Теперь я должна сделать все, чтобы ребенок короля выжил. Будет ли у меня еще шанс стать матерью — неизвестно.
Отряхиваюсь от мрачных мыслей и снова настраиваюсь. Сегодня чудесный день, чтобы полетать! Моя сущность давно просится в небо, только у меня жуткий страх после первого воплощения. Все время кажется, что я лопну, если снова взлечу.
Внимательно слушаю наставления Лимии, киваю и повторяю все взмахи и движения. Это нужно. Потому что искра сжигает не только платья, но и руки моего короля, когда он прикасается ко мне или ласкает. Особенно, когда приходят кошмары, и я не могу охладить себя льдом, а Эмилиан защищает в коконе своих объятий. Я как-то заметила, притворяясь спящей, как Эмилиан лечит себя, прячет ожоги. Я будто почувствовала его боль на себе, потому решила сделать все, чтобы не боятся трансформации. Руны, зачарованные советником, для сохранения одежды не помогают, не защищают других. А вызывать эльфов — сильных магов огня — для создания новых нужных рун просто нет времени. Да и мне кажется, Эмилиан просто не хочет, чтобы кто-то еще знал обо мне и моей особенности.
Днем я немного научилась замораживать бушующего дракона под кожей водной Стихией, чтобы искра не выстрелила неожиданно и не разрушила пол замка, но с каждым часом сдерживать ее все трудней.
Глава 40. Дара
— Ты меня не слушаешь! — смеется Лимия и, выпрыгивает на ровные сильные ноги, упирает кулачки в бока. Мы с ней отлично сдружились, и она даже поделилась, что встретила невероятно красивого и внимательного парня. Подробности и имена она ловко обошла, краснея и смущаясь, но я видела, как девчушка безумно влюблена.