— Кляп, Эмилиан, — советник протягивает мне валик, но прежде чем затыкает рот, я приказываю:
— Собери отряд, — тусклый голос разбавлен хлюпающими звуками в груди. Тяжело вдыхаю, и на последних крохах сил договариваю: — Возьми лучших воинов и несколько магов. Как только приду в себя, мы отправимся на поиски… — одним движением губ: — Невесты.
— Ты сначала приди в себя, — натянуто тревожно отвечает Месс, уводит блестящий взгляд в сторону, будто чувствует вину, и затыкает мои слабые возмущения кляпом. — Будет больно, Эмилиан.
Коротко киваю и прикрываю веки. На миг. Чтобы Месс понимал, что я согласен на заклинание. На боль. На все. Ради нее.
— Асу-ис-селл!
И мир накрывает тишиной. Плотной и горячей. Молнии боли сковывают мышцы. Кажется, что тысячи кинжалов одновременно протыкают плоть и разлетаются медленно в стороны, вспарывая меня, как тряпичную куклу.
Это длится всего несколько секунд, но будто вечность. Боль настоящая всегда кажется безграничной. Да, позже мы чувствуем облегчение, но помним о ней в фантомных судорогах, в тревожных снах, в иллюзиях, что превращают нашу жизнь в кошмар.
Через мутный туман я долго выбираюсь на свет. Тяжело приоткрываю веки и вижу бледное лицо молодого лекаря. Веснушки на остром носу, русые кудри спадают на высокий лоб, глаза цвета морского песка смотрят изучающе-спокойно. Совсем юный, не помню его у нас при замке.
— Где Месс? — спрашиваю шепотом.
— Потерял сознание, асман, — кланяется парень и исполняет Арвей — знак уважения ялмезцев, проводит растопыренной ладонью от виска до виска через лоб.
Приезжий? Не из Мэмфриса? Он ведет надо мной тонкими руками, чтобы проверить действие плетущегося во мне заклинания, и со знанием дела рассказывает:
— Косточки срослись, раны затянулись, но могут быть всплески боли еще сутки или больше.
— Знаю, — я приподнимаюсь на локтях, но лекарь придерживает меня за плечи, заставляя лечь. — Несколько минут еще. Нужно закрепить щиты на механику и усилить магию. Вы же собираетесь в бой с нечистью? Так мне сообщили.
— Надеюсь, драться не придется. Откуда ты? — падаю назад. Слабость жуткая, а еще сильнее ярость и злость на себя, что так глупо упустил любимую. Нельзя было отходить от ее постели. Даже на секунду нельзя было оставлять!
– Вырос в Юс-мене, но уже три года учусь в Тисс-мене. Сейчас вот на лекарской практике, на срочных выездах.
— То есть, ты с драконом?
Парень кивает и улыбается.
— С двумя. Со мной еще Ханна — она выживших воинов лечит, — он кивает в сторону и отходит немного, расправляя надо мной синий щит от физических увечий. Магический паук опускается, накрывая меня с головы до пят и вгрызается в грудь чуть выше стигмы истинной пары и чуть ниже яремной впадины, оставаясь на коже синей мерцающей татуировкой.
— Много пострадало? — спрашиваю, когда покалывание немного отступает.
Парень поправляет светлый форменный костюм, только сейчас я вижу, что у него выстрижены виски и есть родовые орнаменты. Только не могу разобрать какие, на глаза от боли накатывают непрошенные слезы.
Лекарь отходит в сторону, показывая мне широкую спину.
— Двое у покоев погибли, остальные живы, но служить вряд ли смогут. И, — он замолкает, поворачивается, оглядывается на дверь, будто проверяет, чтобы никто не услышал. — Ваше Высокородие, это ведь не нечисть на вас напала? Да, у всех раны с трудом, но затянулись и шрамов не осталось. Это не порождение Темного Измерения… это…
Он поднимает глаза, а я думаю, что делать: убить его на месте, или доверить свою тайну.
— Умеешь хранить секреты?
Он коротко кивает и тревожно сглатывает.
— А секрет короля сумеешь понести?
Глава 45. Эмилиан
Среди людей нет портальщиков, а руны сейчас слишком ценны, чтобы тратить их на преодоление расстояния, но я все равно взял с собой два камня, чтобы потом вернуться в замок. Я верил до конца, что верну Дару домой, смогу ее найти.
Ханну, невысокую девочку-лекаря с большими черными глазами, мы оставили в замке присматривать за ранеными воинами и ослабленным советником. Она была не против, только жалобно покосилась на Тимерана, будто боялась с ним расставаться, а он, подходя к своему дракону, даже не оглянулся на девчонку.
Да, ценность любви — во взаимности, иначе и быть не может. И мне от увиденного на секунду, всего на миг, стало страшно, что Дара никогда меня не полюбит. Вот так же, как этот молодой лекарь, который, отправляясь в опасное путешествие, не взглянет на свою коллегу, потому что душа к ней не лежит. И мне жутко не потому, что умру в страшных муках, а потому что в груди вместо стигмы будет настоящая воронка печали и скорби. Нелюбовь беспощадна, она хуже, чем ненависть. Ненависть хотя бы дает о себе знать, напоминает в ярких вспышках злобы, доказывает, что ты жив, а безразличие — убивает молча, не-за-ме-тно.
Чтобы найти Дарайну, мне приходится выпустить фамильяра. Драконы и лекарь молча смотрят куда угодно, только на на меня, и терпеливо ждут команды. Тянуть войско с собой нельзя — быстро просочится тайна, и тогда мне можно сразу класть голову на плаху, потому что Исполнители найдут, а Жрецы не пощадят, потому маленькой группой на драконах быстрее всего найти невесту.
Зеленовато-лимонные нити растворяются в воздухе, а меня от волнения Муна ведет назад. Наши эмоции переплетены: моя боль причиняет ему страдания, моя любовь заставляет его мучиться, потому что он осознает, что Дарайна в жуткой опасности. Смертельной.
Мун ведет себя агрессивно, рычит, скалится в пустоту, прижимает высокие уши. Его золотистая шерсть набирает темно-бронзовых оттенков, а глаза сияют яркой бирюзой. Он без моего сигнала ныряет в поле и, прячась за высокой травой, исчезает в долине, что спускается к морю.
Драконы принимают второй облик, массивные крылья хлопают над головой, а в воздухе появляется специфический запах сильной воздушной магии.
Мы с Тимераном седлаем ящеров и стремительно летим за котом. Он знает, где искать невесту. Мун нашел ее в другом мире — отыскал через пространство в миллионы световых лет, если параллельные реальности вообще можно измерить в расстоянии.
Несколько часов полета по берегу моря, затем путь уводит нас к западу. Мун немного замедляется, петляет между кустами ежевики. Черно-фиолетовые ягоды лоснятся на солнце, как редкие камни турмалина, а дикие лозы, кажется, шевелятся и хотят схватить кота за лапу, но он быстрее: перепрыгивает на камни и снова ускоряется на ровном участке. Мун безумно хочет найти Дарайну, и никакие приказы остановиться на него не подействуют. Он или найдет ее, или продолжит искать.
Сердце сильней забивается в агонии, когда на горизонте через пять-шесть часов полета и петляний кота появляется Вастенский лес.
Нет… Только не туда.
Великие Стихии, за что?!
У опушки мой дракон снижается, а затем и вовсе останавливается. Я отстегиваю ремни, что давили в полете грудь до острой боли, и спрыгиваю на землю. Лекарь не отстает, тоже спешивается, и молодые драконы, будто по команде, принимают человеческий облик. От хлопка больших крыльев черные птицы срываются с ветвей крайних огромных деревьев и исчезают в глубине леса, что поглощает любые звуки и дневной свет.
Мун рычит, рвет когтями землю, мотает головой, но в темноту и сплетение черноты не идет: припадает на передние лапы, выставляет зад, будто напасть хочет на явную опасность, бьет мощным хвостом по земле и поднимает в воздух клубы едкой пыли. Даже фамильяр понимает, что нельзя нам дальше.
Да потому что это путь в один конец. Никто не выйдет из Вастенского леса, не потеряв что-то важное. Он всегда берет что-то в откуп. И, чтобы идти дальше, нужно дать согласие на жертву.
Тимеран мрачнеет, но не показывает, что боится, хотя поджатые губы и бледный цвет лица о многом говорят. Парень проводит широкой ладонью по светлым волосам, что завязаны в тугой хвост на затылке, застегивает китель мемфрийского воина до самого горла, проверяет ремешки на походной сумке, что висит у него через плечо, только потом смотрит мне в глаза. И я понимаю, что не могу поступить иначе.
Поправляя амуницию, проверяю оружие, руны телепорта на кожаном шнурке, мельком смотрю не рассыпалась ли защита «синего паука» на шее, а потом приказываю:
— Возвращайтесь в замок. Дальше я сам.
Тимеран ошарашенно переглядывается с драконами, а потом выступает вперед, наклоняет передо мной голову и проговаривает с дрожью в голосе:
— Мы пойдем с тобой, асман.
— Это слишком опасно, — я отмахиваюсь и ступаю под тень деревьев. — Приказываю вам возвращаться.
Не люблю жертвовать людьми, тем более, когда они еще совсем юные и не пожили свое. А Вастенский лес беспощаден, ему все равно, кто ты, и что у тебя за душой — он питается потерями. Да, черный лес, как любой другой организм или живое существо, хочет жить, и это его хлеб. Пощады не будет.
Подданные не могут ослушаться короля, потому под свод черных крон мы входим с Муном одни. Он тихо рычит, скаля зубы, а я сильнее сдавливаю рукоять меча, потому что готов драться до конца.
Глава 46. Эмилиан
Ветви Вастенского леса с тихим шорохом сходятся за спиной в сплошную стену. На нас опускается могильная темень. Только возле фамильяра распространяется слабое бирюзовое свечение, которое гаснет, стоит коту прикрыть глаза.
Достаю одну марунью из сумки и приказываю ей лететь впереди нас. Золотой огонек вспыхивает и осторожно продвигается вверх, но, коснувшись черных живых лоз, тут же рассыпается пыльцой и влипает черными кляксами в кору одного из высоких деревьев. Злое место, не терпит оно светлую магию. Ученые заикались, что именно здесь рождается некромантия, но доказательств нет, потому что темных магов на Ялмезе давно истребили — еще во времена войн между расами. Нельзя шутить со смертью и Темным Измерением, может погибнуть планета.
Мун резко прижимается к земле, лапой отмахивается от лианы, что пытается подползти ближе и цапнуть его за бок, и рассекает ее на черные хлопья. Бирюзовый камень на его шее взрывается вспышкой и, разогнав мраки, широким лучом освещает узкую тропинку. Она в двух-трех шагах упирается в сплошную стену из антрацитовых ветвей, над головой, будто паутина, свисают-сплетаются мертвые, но ожившие растения.