— Я сопровождаю нашего драгоценного ректора, — сдержанно отвечает девушка, растягивает аккуратные губы в спокойной улыбке и кивает назад, а, когда подходит ближе, вижу, что она уже давно женщина в расцвете сил. Красивая до безобразия, будто сошла с обложки глянцевого журнала. Малиновое одеяние облегает ее точеную фигуру, привлекательные подкачанные ноги выглядывают в щель разреза. Плавным движением, напоминающим соблазнение или искушение, женщина отбрасывает на плечо густые черные волосы и с поклоном подает королю маленькую кисть. Ждет, пока он разрешит ей подняться.
Чтобы выразить уважение, Эмилиану приходится меня отпустить, подойти к даме в малиновом и поцеловать ее руку.
— Рад встрече…
— Взаимно-о-о, Эмилиан. Ты возмужал, — она все еще улыбается, смотрит на короля прямо, слишком откровенно прямо, хлопает ресницами, будто накладными (всегда думала, что на Ялмезе до этого мода не докатилась, но, видимо, я ошибалась) и кротко облизывает крупные губы, а мне совсем это не нравится. Какая-то навязчивая дама. Кто она такая? Декольте глубокое, шея и плечи чересчур открытые для моды Мэмфриса, а на указательном пальце поблескивает крупный рубин. Рубин?
Взываю к руне языка, чтобы узнать, что за камушек, и что он значит, но волшебная энциклопедия молчит, будто эта информация подтерта нарочно. Я знаю, что Эмилиан дал мне свои и советника знания, потому кто-то из них не хотел, чтобы я поняла, что означает кольцо этой девушки.
Пока король занят малиновой дамой, я отступаю в сторону и натыкаюсь на чью-то ногу.
— И вам доброго дня, — подхватывает меня высоченный мужчина чуть старше сорока. Его плечи — косая сажень, шея широкая, массивная, драконья, китель натянут на широкой груди и едва ли не трещит от каждого вдоха его обладателя. Он кажется на голову выше Эмилиана, темно-каштановые волосы припорошенные частой сединой на висках, спускаются на плечи и спину густыми тяжелыми прядями. На слишком пышных для мужчины ресницах горят признаки асмана. Я покорно склоняю голову, чтобы показать свою вежливость, а он смеется:
— В пору мне склоняться, — настойчиво хватает мою ладонь и осторожно касается сухими губами кожи на тыльной стороне. И от этого прикосновения драконья искра почему-то начинает пульсировать.
— Добро пожаловать на «Люмин», — озвучиваю первую пришедшую в голову мысль, — сэй…
— Лионгар, — добавляет он, улыбаясь золотистыми глазами, будто понимает, кто я. — А вы та самая, Дарайна?
— А вы тот самый король Дакрии?
— Да, а это мой сын — Эденгар, — он поворачивает корпус, и молодой подтянутый парень повторяет жест отца: целует мне руку и мягко улыбается. Белозубый, с чудной россыпью веснушек, будто кто-то бросил щепоть корицы на его смуглое лицо. От его прикосновения у меня тоже мурашки по коже, и искра в груди едва не выходит из строя. Это у меня на всех драконов такая реакция? Вигур никогда ко мне не прикасался, мне сравнить не с чем. Ли? Вроде обнимались по дружески, но не помню вот такой яркой реакции. Вдруг это из-за воздержания? Из-за того, что сэя изголодалась больше чем стигма?
Ужас!
Забираю осторожно руку и поглядываю на спину Эмилиана. Он все еще говорит с дамой в малиновом, рядом с ней вырастает худощавый вытянутый мужчина, но отсюда я плохо вижу его черты.
Да, поездка на свадьбу короля эльфов обещает быть веселой.
Глава 57. Эмилиан
После ужина мы с Дарайной спускаемся в каюту. За столом она вела себя сдержанно и тихо тепло улыбалась. Хотя довольно широко улыбалась Лионгару и с интересом поглядывала на девятнадцатилетнего Эда. Ревновать или нет, я пока не разобрался, потому что меня немного настораживало присутствие куртизанки и драконий блеск в глубине зрачков Дары, когда она бросала на женщину мимолетный взгляд. Ректор же знал, что это чревато, что тайное и запечатанное все равно становится явным для сильных магов. Дамы по вызову уровня архимага всегда под защитой государства, но асмана сможет прочитать ее сан’ю, сможет увидеть, что нас связывало в прошлом. Какого хрена Айвер взял ее с собой?! Знал же, что Майла долгое время служила при моем дворце, и сейчас столкновение двух женщин может спровоцировать новый срыв моей невесты.
Только бы Дарайна не догадалась. Ее ревность согревала душу, но и пугала, потому что очередной всплеск магии может подставить под удар нас обоих, а еще хуже — нашего ребенка. И желание рассказать ей о Мариане улетучилось, развеялось, как черный песок Мертвой Пустоши. Вернемся домой, потом расскажу. Перетерпим неделю, никуда брат не денется, все равно он ничего не помнит.
Мы с Мессом проверяли его и так, и эдак. Подсознание старшего чистое, как стеклышко. Он и внешне откатился лет на двадцать, стал юным парнем. И я просто не знаю, что делать дальше. Эксперименты и проверки ничего не дали: никого из нас он не помнил, не понимал вообще, где находится, но ялмезский язык знал, а проверить, знает ли земной, у меня не было возможности. Это сможет только Дарайна.
Одно настораживало: как Мариан оказался в нашем мире? Он ведь был ранен на Земле, портал мы закрыли. Как он переместился? И как оказался с чистой незапятнанной сан’ю? Это удручало и выжимало из меня последние силы. Да, я отдалился от невесты, запирался надолго в кабинете и думал, что делать дальше. И не находил выхода. Дарайна не проявляла чувств, не стремилась ко мне, как к единственному, стигма ослабла — так и должно быть, если нет любви. Мне казалось, что с Вигуром девушке даже интересней, а наши уроки… Да что я мог ей дать, если Дара сильнее, мощнее, и с каждым днем превосходила меня в десятки раз? Четыре Стихии против одной — это как выйти на бой с шоргом со столовым ножом вместо меча.
— Эмилиан, — Дара присаживается на край кровати и, заламывая руки, смотрит на свои пальцы. Приподнимает голову и прищуривается. — Кто эта девушка?
И спросила именно то, чего я больше всего боялся.
— Какая? — я ухожу в ванную, чтобы потянуть время, где дрожащими руками скидываю китель на крюк и тянусь к пуговкам рубашки, но Дара накрывает мои ладони своими и утыкается лбом между лопаток.
— Ты ведь знаешь, какая, — ласково прижимаясь к моей спине, шепчет Дара.
— Девушка Айвера, — пытаюсь держать осанку, целую невесте кончики теплых пальцев и поворачиваюсь к ней лицом. Легким прикосновением к губам запечатываю новый вопрос, но Дарайна отталкивается ладонями от моей груди и отступает к стене. В зеленых глазах вспыхивает драконье пламя.
— Ты не договариваешь. Что значит рубин на ее пальце? Почему руна языка не отзывается на этот вопрос?
Я не хочу ей врать. Зачем? Это все равно ничего не поменяет.
— Дара, — выдыхаю. Чтобы защитить ее, я должен обвалять себя в грязи — иначе не получится. — Она куртизанка. На Земле ведь есть такие?
— Есть, — кивает осторожно и еще отступает, почти влипая в стену. — Ты с ней был? — Дара вдруг краснеет и прикрывает ладонью губы. — Я… Как это нелепо. Извини, что влезла. Не должна была… Должна была догадаться. Какая глупая, — она прячет виноватый взгляд и снова уходит от прикосновений, когда я пытаюсь ее потянуть к себе. Последнее время я даже привык, что она сторонится меня. Неосознанно показывает, что я ей не нужен.
— Это было давно, — все-таки подхожу ближе, нависаю с высоты своего роста. Невыносимо хочу обнять невесту (или кто он теперь?) и не видеть в ее глазах очевидное разочарование. — Я десять лет тебя искал… Я мужчина. Маг. Тяжело было без…
— Не нужно… — шепчет Дара и снова отталкивается. — Это твоя жизнь, я не смею вмешиваться. И… это в прошлом. Мне интересно только, зачем ты скрыл это в руне? Почему припрятал, вычистил? Это ведь твой приказ? — на мой согласный кивок она вдруг резко вздыхает и распахивает еще шире глаза. — Знают все, кроме меня?
— Никто не знает, Дара. Это государственная тайна. Девушка под опекой страны, а камень в перстне — магическая защита от… — приходится откашляться в сторону и подобраться, чтобы сказать правду: — От нежелательной беременности.
— И все? — удивляется асмана. — Что еще ты скрываешь, Эмилиан? — она чуть наклоняет голову, смотрит, пронзая. Огоньки в глубине зрачков притухают, но все еще норовят сжечь меня заживо, а мне хочется провалиться сквозь деревянный пол корабля и раствориться в Мирианском море.
— Все, — увожу взгляд. Она на грани срыва, я на грани отчаяния — сейчас правде о брате лучше не всплывать. Чуть позже я сам все расскажу. Подготовлю ее и сам соберусь с духом.
— Тебе с ней было легче? — вдруг говорит Дара и, подступив вплотную, комкает рубашку на моей груди.
— Что? — я отстраняюсь, чтобы всмотреться в ее глаза, крепко держу за плечи и мотаю головой, отчего длинные волосы хлопают по плечам. — Глупость какая-то. С чего такие мысли?
— Почему тогда, — она кусает губу и прикрывает густыми ресницами глаза, на кончиках которых пляшут искорки асманы, — ты меня не хочешь?
Я сначала не понимаю, что произошло. Хохот сам вырывается вперед, а я прижимаю девушку к себе сильнее, чтобы чувствовала, как далеки ее слова от правды. Пусть дотронется до меня и убедится в обратном, ведь я вечно каменный. Неужели она не замечает?
— Я тебя всегда хочу, — отсмеявшись, целую ее шею и слизываю мелкую дрожь, что соскальзывает по угловатому плечу в виде мелких пупырышек, спускается к груди и сжимает в тугие бутоны соски. А Дара тихо вздыхает.
— Тогда, что не так? — шепот крошится, смешивается с волнением, рвется вместе с дыханием. — Ты же знаешь, что времени почти нет, почему ты отдалился? — Дарайна не унимается, уворачивается от поцелуев, а когда я снова тянусь к ней, чтобы смять в своих объятиях, она дергает кожаный жгутик на своей шее и продавливает одну из рун. Песок приподнимается над ее ладонью, золотится на свете луны, что заглядывает в иллюминатор, и я не успеваю выставить блок. Дара быстро шепчет «Застэйлиш», а я превращаюсь в камень. Можно подумать, что я просто красивая статуэтка в каюте короля.
— А теперь ты меня выслушаешь, — говорит Дарайна и отходит назад, окидывает меня взглядом, будто я ценное произведение искусства.