Конечно, выслушаю. Куда я денусь с этой лодки? Ближайшие несколько минут я бесполезен и беспомощен.
И невеста начинает говорить. Чужим, не свойственным ей голосом. С оттенком грусти и злобы, с переливами драконьего тембра, но и со свистящими призвуками истерики.
— Я стараюсь понять, что происходит. Ты последние дни мрачнее грозовой тучи. Молчишь, приходишь поздно, стараешься не прикасаться ко мне, а стоит этой девице — как ее там?! — появиться, ты ластишься ко мне, как котяра. Чувствуешь вину? Пытаешься замести следы? Как это называется? Эмилиан, у меня ощущение, что ты перегорел, что желание закрепить нашу связь ушло, но ты боишься это признать. Ты меня обманываешь — и нет никакой опасности для твоей жизни? Почему стигма разрушается, почем не заставляет больше нас тянуться друг к другу? Это был жестокий план? Родится сын, ты его заберешь, а меня выбросишь на улицу?
Что?! Что она несет?
Хочу прокричать, что люблю, что она несет бред, но не могу. Каменное тело не откликается на импульсы. Асмана сильная и уже давно научилась зачаровывать руны: да, период ее заклинаний короткий, но эффект сильный. Лучше ее не злить, а то кинет сон в довесок к параличу и сбежит. Я не могу так рисковать.
— Я мучаюсь, ищу выход, ломаю себя, пытаюсь полюбить, а ты… — девушка ходит туда-сюда, сложив руки за спиной. Ее голос обесцветился разочарованием, а плечи по светлой тканью платья просвечивают алыми росчерками. — Мраки Стихий! Я каждый день борюсь с обликом Марьяна, во сне и наяву, а ты! — она вдруг ойкает и прислоняется к стене, положив руку на живот. — Вот, даже сын против. Бьет меня так за эти мысли, что мир меркнет, — Дара чуть наклоняется и, отдышавшись, снова начинает хождение туда-сюда. Юбка из светлого муасса с шорохом гладит пол ванны. — У меня тысячи вопросов! Ты учишь меня боевым ударам, рассказываешь о заклинаниях и магии, но остальное оставляешь за завесой государственной тайны! Так нечестно, я хочу знать все о себе, о тебе, об опасностях, о пророчестве нашего сына, в конце концов! Ты лишил меня этого! Вытащил в жестокий мир ради своей выгоды, бросил в пекло новых способностей, которых я боюсь, и желаешь ответных чувства, а сам охладел и не признаешь! Возишь меня, как трофей, показываешь стране и жителям, но так и оставляешь на расстоянии, для минутного удовлетворения я сгожусь, а ближе ты не подпускаешь. Да чем ты лучше Марьяна, который держал взаперти? Разница только в том, что я ношу твоего ребенка? Ты даже теплицы разрешил мне строить под чутким руководством нескольких десятков сильнейших воинов и магов. Я что, по-твоему, слабачка? Или пленница? Кто я для тебя? Невеста? Да вранье! Ты официально не объявил о свадьбе, не признал меня своей! Я сейчас в статусе такой же сопровождающей, — Дара вскрикивает и отмахивается в сторону, — как эта куртизанка! А я не такая и никогда такой не буду. Я много лет была верна извергу мужу, несмотря на то, что ненавидела его и боялась, а кто ты мне? Кто ты, Эмилиан?! — она на миг замолкает, втягивает тяжело воздух, а я замечаю, как на огненные разломы в ее плечах расширяются. Они не прожигают платье, она научилась сама сохранять одежду, сделала нужную руну. Скрипнув зубами, она сжимает до бела кулачки и добавляет тише: — Я до сих пор думаю, что ты — всего лишь моя иллюзия. Что я тебя придумала. Да, я тебя придумала… Все это, — она окидывает взглядом ванную комнату, оглаживает меня лаской глаз и разочарованно смотрит в зеркало, — ненастоящее.
Дергаюсь, чтобы ее поймать, защитить от своих безумных мыслей, но жилы скованы, и рывок причиняет боль.
Дарайна расходится еще больше, нужно остановить это. Мы на корабле, где сотни лишних глаз и ушей, а я ничего не могу сделать.
— Ты такой же, как и твой брат, Эмилиан… — еще тише говорит Дара, останавливаясь около двери. Нет-нет… только не выходи на палубу одна. Глаза любимой полыхают пламенем, а на щеках вырисовываются алые полоски. Что я наделал? Она сорвется, никто не должен видеть дракона. О, Великие Стихии, остановите ее!
С усилием воли получается хлопнуть ресницами, но остальное тело остается в параличе. Дара, стой! Услышь меня… ведь я не могу без тебя. Говорить о любви не сложно, тяжелее нести ее под сердцем.
Девушка оборачивается напоследок и горько бросает:
— Я думала, что ты другой. Я, наверное, слишком сильно этого хотела…
И уходит, хлопнув дверью.
Глава 58. Дара
Да, я сорвалась. Да, я ревновала. Почему? Сама не знаю, но неприятно было представлять, как Эмилиан вторгается в тело дамы в малиновом.
Ух! Меня аж корчило от этой мысли.
Осознавать, что Марьян трахал всех баб подряд мне было не больно, я просто старалась об этом не думать и вести себя тихо, чтобы меня не коснулся его гнев, хотя все равно получала за всех «неправильных женщин», как он любил их называть, разрывая меня яростью.
От воспоминаний резко темнеет в глазах. Кажется, что фантомная боль в паху вернулась: сжимает меня, крутит, лишает возможности дышать и двигаться.
Я бросаюсь к бортику, успев выставить перед большим животом руки, чтобы не ударить ребенка. Меня рвет горечью, плечи и спина трещат от драконьей силы, а голова кружится и норовит утащить в темные воды.
Нужно успокоиться. Я осознаю, что накрутила себя зря, обидела Эмилиана ни за что, а ведь ему еще хуже. Пока я мечтала о легком освобождении от мужа в виде случайной смерти, король искал меня, любил, ждал. И сейчас любит и ждет, несмотря на мою холодность и пустые претензии. Он ведь не виноват, что его брат так поступал со мной! Он не должен отвечать за другого, но отвечает, потому что слишком похож на Марьяна. Но это же только внешне! Не могу же я быть настолько глупа, что не вижу разницы? Так почему же сердце не подпускает его? Неужели Древние ошиблись и определили стигму не на ту пару? А еще меня давно мучает вопрос: откуда Эмилиан знал, что у него есть истинная пара?
Но я не хочу и не буду его подозревать — это жестоко!
Эмилиан чистый, честный, ласковый и сдержанный.
И пользовался услугами куртизанок! Будто кто-то подсказывает. А-а-а… Стискиваю кулаки и стукаю по бортику со всей силы. Дерево трещит от напряжения. Почему от мысли об этой дамочке в розовом у меня искра в груди начинает беситься: сводит с ума, усиливает в стократ мои Стихии? Или это воздержание, и я просто хочу расслабиться, позволить Эмилиану больше? Или я снова во власти иллюзий?
— Все в порядке, асмана Дарайна? — стальной мужской голос пролетает над головой, и сильная рука опускается на плечо.
Я резко наклоняюсь, смыкаю глаза, потому что боюсь раскрыть свою сущность. Знаю, что сейчас мой дракон на грани, и зрачки сузились, а в радужках появились блики огня. Когда это происходит, я вижу очень четко и далеко, поначалу едва не слепла, а позже стала привыкать и даже пользоваться. Особенно в темноте. Но если кто-то увидит меня такой, нас всех накажут, а я не могу так подставить Эмилиана. И сына. Я буду сильной и затолкаю сейчас свою голодную драконицу поглубже.
Приподнимаюсь, медленно выдыхаю, тушу внутренний пожар усилием воли, смаргиваю и поворачиваю голову к говорившему.
Светлые зеленоватые глаза кажутся мне знакомыми. Очень отдаленно, очень смутно. Пшенично-русые волосы завязаны в небрежный пучок, на висках висят длинные слегка закрученные и растрепанные пряди. Мужчина с аккуратной бородкой и усами. А еще из-под этой рыжевато-русой растительности выглядывает коварная ухмылка и сверкают белоснежные зубы. Это ведь тот самый ректор, что пришел с куртизанкой? Или я обозналась? На ужине его не было, а дамочка в малиновом пела, какой важный у нее спутник: весь в делах, даже на отдыхе не может не решать проблемы Академии. Я не уточняла, каким образом он с корабля это делает, но не удивлюсь, что у магов есть свои волшебные гаджеты для связи. Зачем ялмезсцам мобильная связь или технологии, если у них есть магия? Хотя предметы быта мало чем отличаются от земных, механика тоже есть, даже дизельные генераторы встречаются. Та же Земля, только с монстрами и нелепыми традициями и дурными законами.
— Дарайна? — повторяет Айвер, сильнее сжимая мое плечо.
Я боюсь, что он почувствует жар моего тела, что опустит глаза и заметит огненные разломы сквозь тонкую ткань, но внезапно его веки прикрываются, всего на миг, черный зрачок сужается, а зеленоватая радужка наполняется золотом. Мужчина моргает, и все исчезает, будто мне привиделось.
— Я в порядке, просто не люблю рыбу, — боязливо шепчу, пытаюсь скинуть его клешню со своего плеча и отступить подальше, но он опасно приближается и наклоняется, а я сжимаюсь от его роста и мощи. Ректор кажется не таким высоким, как Эмилиан, но под белоснежной рубашкой от каждого движения заметно играют и выпирают мускулы. Широкие ноздри мужчины вздрагивают, а губы смыкаются в тонкую линию. Принюхивается?
— Потому решила покормить ее? — он пристально следит за моим взглядом, изучает лицо, а мне от страха хочется сбежать. Где мой король? Он уже должен был прийти в себя, почему не вышел? Ах, да, я же его обидела.
Киваю и с облегчением выдыхаю, когда мужчина все-таки отпускает меня и отходит к борту корабля. Показывает на растущий серп месяца.
— Говорят, что через двадцать лет будет Жатва: магия уже начала иссякать из Эфира. Ученые и маги просчитали, что, если никаких особых перебоев не случится, мир сможет продержаться еще пару десятков лет без подпитки, а потом нужна будет жертва. Представь, что очередь падет на Эмилиана.
— Что вы имеете в виду? — в горле дерет, от этого мой голос совсем тихий и скрипучий. Накрываю ладонью горло и откашливаюсь.
Ректор озирается с коварной улыбкой, светлый хвост хлопает по плечу, а потом холодный прищур впивается в мое лицо.
— Я здесь один. Почему «вы»?
Нельзя, чтобы кто-то догадался, что я с Земли, только у нас есть особенность в языке умножать, чтобы отдалить.
— Это оговорка, — поправляю быстро себя и помятую юбку. Приподнимаю голову и снова вздрагиваю от пронзающего взгляда. Он же архимаг, вдруг видит то, что другие не могут? А я тут пытаюсь увильнуть: — Что ты имеешь в виду?