– И что же вы поняли? – спросила одна из женщин.
– Она поведала, что это племя женщин-воительниц, – ответил он. – Некое древнее сообщество дам, облачавшихся в одежды из рассвета, заката или что-то в этом роде.
– Древнее, – усмехнулась одна из женщин.
– В Северное сияние, а не в рассвет и не в закат, – подсказал кто-то еще.
– «Нанук» – это мы, – объяснила Энн. – Мы клуб друзей.
– Друзей? – И Патрик скользнул взглядом у них над головами по плакату с рекламой морских экскурсий; над морской гладью вздымался хвост кита.
– Да, мы помогаем друг другу.
Патрик озабоченно замолк. Если это так… Он свел воедино все, что увидел здесь, с вышивкой на очечнике Мэйв. Той маленькой вещицей на ее столе, постоянно лежавшей на ее столике, на стопке книг. На кремовом фоне очечника разными оттенками синей пряжи было вышито печатными буквами слово «Нанук» и очертания китового хвоста, нитки которого почти истерлись.
– Если это так, – сказал Патрик, – то я уверен, что Мара Джеймсон является членом вашего клуба.
– Мы не знаем никакой Мары Джеймсон, – сказала Энн, когда Патрик пустил фотокарточку по рукам тех, кто стоял рядом.
– Вы можете не знать ее под этим именем, – ответил он, – но она здесь, я это знаю точно. И у нее есть девятилетняя дочь.
Мариса и Джессика сидели в кабинете Энн, примыкавшему к холлу, и наблюдали за происходившим через стеклянную дверь. Энн предупредила Марису о приезде следователя. Она перехватила Марису и Джессику раньше, еще тогда, когда они пришли с последней доставкой сосновых подушек. По той же причине – появления отставного офицера полиции, ведущего поиск женщины, исчезнувшей девять лет назад, – Энн созвала на встречу всех женщин «Нанук», чтобы решить, как действовать.
Некоторые женщины, ставшие некогда жертвами домашнего насилия, укрывались от розысков, ведущихся полицией и судебными органами. Правовая система не понимала и не принимала данной проблемы. Чиновники видели внешнюю сторону вещей: с одной стороны, симпатичного, умеющего убеждать мужчину вроде Теда, с другой – издерганную, истеричную, скрытную женщину вроде Марисы и потому держали, как правило, сторону мужа.
Когда однажды Мариса обратилась в суд с просьбой оградить ее от издевательств со стороны супруга, судья отказался выдать ей соответствующий документ на том основании, что у нее на теле не было видимых следов физического насилия, побоев и что с момента угроз прошло более десяти часов. Марису била нервная дрожь, когда она вышла из суда. Как могла она объяснить, что была в таком шоке, что едва помнила все подробности разговора с мужем, когда он схватил ее за волосы и пригрозил, что если она когда-нибудь попытается сбежать от него, то не поздоровится ни ей, ни ее дочери.
Мариса знала, что некоторые «Нанук» – те, что были старше, мудрее и успели полностью оправиться от пережитых потрясений, – имели сходные отношения с полицией. Это знала и Энн, потому и не хотела что-либо предпринимать, не посоветовавшись с остальными. Мариса действительно нуждалась в дружеском совете, как ей следует себя вести наиболее разумным образом.
– Если ты все расскажешь этому следователю, то, может быть, Теда посадят в тюрьму? – раздумывала Джессика, подглядывая через стекло на толпу в холле.
– А что, если нет? – отвечала Мариса.
– Но он же убил Тэлли.
– Я знаю, милая.
– И пригрозил, что нам тоже не поздоровится.
– Правильно, но именно поэтому я соблюдаю осторожность. Обвинить Теда не значит обезопасить себя.
– Ты хочешь сказать, что нам могут не поверить?
Да, – ответила Мариса, избегая смотреть в глаза Джессике. Потому что сама не была в этом уверена. Тогда, сбежав от мужа, она пребывала в таком страхе, что совершенно утратила ощущение собственной значимости, просто личности. Но ей хватило сил, чтобы укрыть дочь от грозившей ей беды. За последний месяц она обрела друзей в лице этих замечательных женщин, и они поверили ей – каждая. И это дало Марисе силы заново обрести веру в себя.
– А что плохого в том, если мы ему все расскажем? – спросила Джессика. – Мы ведь сообщили всем «Нанук» наши настоящие имена. Теперь можно было бы пойти и рассказать все этому полицейскому. И он арестовал бы Теда.
– Гм-м.
– И тогда мы могли бы поехать домой и повидаться с друзьями. И с тетей Сэм. Конечно, с Кейп-Хок мы уже ни за что не расстанемся, потому что тогда я бы ужасно скучала по Роуз. Но скажи, мама, разве тебе не хочется иметь возможность побывать дома? Если бы нам вдруг захотелось?
– Хочется, – спокойно ответила Мариса, испытывая при этом невыносимую тоску по прежней жизни.
– И мне тоже. Пойдем выйдем туда, к ним, мама.
– Ты уверена? Думаешь, это будет правильно?
Дочь посмотрела на нее долгим, твердым взглядом.
Потом наклонила головку и коснулась маминой щеки. В глазах ее была просьба, и Мариса поняла, что сейчас скажет дочь, прежде чем она произнесла это:
– Ты мама. Тебе решать.
И Мариса знала, что она права. Она поцеловала дочь в макушку, набрала воздуху и открыла дверь. Потому что она мама и ей решать.
Перелет был долгим, и дорога из аэропорта длилась целую вечность, но, к удивлению Лили, Роуз держалась бодро и ничуть не устала. Окна в грузовичке Лаэма были открыты, и кабина была наполнена свежим, живительным соленым воздухом Кейп-Хок. Лили сидела, обняв Роуз за плечи, и с упоением вдыхала запах ели и сосны.
– Как будто пахнет моими подушечками, – сказала Роуз.
– Верно, – согласилась Лили.
– Джесс пишет в открытке, что их продают в гостинице, – сообщила Роуз, – рядом с нашими фотографиями.
– Батюшки! Неужели?
– Это правда, – подтвердил Лаэм. – Там в холле настоящая витрина.
– А можно на нее посмотреть? – попросила девочка. – По пути домой?
– Милая, очень уж поздно. Тебе нужно бы лечь спать.
– Но это же так интересно! Мне очень хочется посмотреть. И к тому же, разве ты не хочешь повидать Энн? Может быть, там собрались и другие «Нанук». И мы им покажем, что я здорова!
Лили сжала губы. Душа ее томилась желанием увидеться с самым дорогим ей человеком, родной женщиной. Она особенно скучала по ней последний месяц испытаний, выпавших на долю им с Роуз. Чудесно, что рядом Лаэм, но в первую очередь хотелось повидаться с бабушкой, самым близким человеком после мамы. В какой-то мере ее заменили «Нанук Дикого Севера».
Даже если хотя бы кто-то из них оказался сейчас в гостинице, – а она была уверена, что застанет там по крайней мере Энн, – с какой бы нежностью и любовью она обняла их в благодарность за поддержку, с какой бы радостью отпраздновала с ними победу. Она взглянула на Лаэма, сосредоточившего все внимание на дороге. Словно бабушка теребила ее за плечо, подстегивала ее.
– Лаэм, мы можем на минуточку задержаться у гостиницы? – спросила она. – Наверное, ты торопишься домой?
– Лили, – ответил он, – если вам с Роуз хочется туда заехать, мы непременно заедем.
– Значит, да? – обрадовалась Роуз; в это время грузовичок как раз пересекал мост через фьорд, и впереди, в долине между двумя неприступными скалами, замелькали огоньки Кейп-Хок.
– Значит, да. – улыбнулась Лили.
Энн совсем растерялась и очень переживала. Какой-то дурдом, думала она. Ей была совершенно не свойственна двуличность; даже Камилле, стараясь сделать приятное, она с трудом говорила, что та прекрасно выглядит, когда в действительности вид у нее был капризный и неприветливый.
А здесь ей пришлось врать с самого начала, с минуты приезда детектива Мерфи, и никак не удавалось прекратить это.
Получалось, она подставила Марлену, соврав, что та держит пансион, и вынудив ее подать бутерброд с сыром с помпой маэстро кулинарии! Господи, теперь все «Нанук» вечно будут над ней подсмеиваться!
Сообразив, что нужно уберечь Марису от встречи со следователем и спрятать от него Джессику, пока горизонт не прояснится и Мерфи не уедет, – и откуда в ней все это? – Энн вошла в роль, преследуя единственную цель: уберечь всех своих подруг от опасности.
Для поддержки она пригласила «Нанук», и все, кто мог, пришли: Синди, Дорин, Элисон, Сьюзан, Кэти, Пауша, Клэр и даже… Марлена, появившаяся за спиной Патрика Мерфи. Все столпились вокруг него, передавая из рук в руки знакомое фото и восклицая при этом: «Надо же, какая молоденькая, невинная, с такой милой улыбкой». Все получили предварительную инструкцию и утверждали одно и то же: кажется, лицо знакомое… И снова комментарии по поводу ее волос, улыбки, прекрасных, сияющих глаз. Какая она была чудесная, к тому же беременна девочкой, которую все так полюбили. Одно сознание этого и мысль о том, чего она избежала, застилали глаза Энн слезами. Она их смахивала, но они снова набегали.
– Пресвятая Дева…! – ахнула вдруг Синди.
Энн подняла глаза: через весь зал к ним, прихрамывая, приближалась Камилла, покинув свои личные покои. Энн встрепенулась, думая, как бы ее задержать, но при этом понимала, что это будет слишком очевидно, и заставила себя остановиться.
– Добрый вечер, – сказала Камилла, бросив на Энн странный взгляд. – Разве ты сегодня не работаешь?
– В столовой накрывает Дженни, – ответила Энн.
– Я заметила, как к нам прибыл этот джентльмен, еще утром, – сказала Камилла, подойдя к Патрику. – Ты с ним беседовала в саду. А где же Джуд? Все еще в море?
– Да, он пока не вернулся, – сказала Энн.
– Привет, Камилла! – Это крикнула Марлена, стараясь придумать, как помочь выйти из положения, но именно здесь Энн и поняла, что они погибли.
– Камилла Нил? – поинтересовался Патрик.
– Да. А вы кто будете?
– Меня зовут Патрик Мерфи. Вы та самая Камилла Нил, о которой написано в этой статье?
Камилла надела на нос очки и вгляделась в пожелтевший клочок газеты. Глаза ее расширились от удивления и неожиданности.
– Это же цитата из газеты Ардна-Мара, о памятнике Фредерику. Как она к вам попала? Вы знали Фредерика?