Человеческое дитя заворочалось, Старая Мать тихонько стала напевать колыбельную, чуть качая кровать.
— Спи, отдыхай. Расти. Мы будем ждать тебя, Настя, — донесся до него ее шепот.
Дыхание перехватило, и он снова почувствовал поцелуй Весты на губах и ее пальцы, ласкающие его волосы.
— Что тебе нужно? — спросил он, прервав резко страстный поцелуй, слегка отталкивая ее прочь.
Дух огня, распаленная страстью, вспыхнула от ярости.
— Мать прислала меня сказать тебе, что Настя неприкосновенна. Пока в ней сила Матери, ты не сможешь быть с ней.
— С чего она взяла, что я собирался? — приподнял бровь Самаэль. Он улыбался, а Весту это дико злило. — Ты спалила свой хитон, — добавил он, с интересом разглядывая ее пышные формы.
Веста сначала полыхнула стыдом, потом решила не стыдиться, затем разозлилась на демона, вспомнила о поцелуе, загорелась желанием, однако заметила его спокойствие и насмешку в уголке губ и вспыхнула от негодования.
Пока она размышляла, что лучше, он решил все за нее, привлек снова к себе, и она, изнывая от желания, обвила его шею, готовая простить все на свете…
— Она тебя вместо Насти мне прислала? В качестве утешения? — прошептал он ей на ушко, подхватив ее, когда она, послушная и распаленная страстью, уже обвивала его ногами.
— Будь ты проклят, демон! — Веста обиделась и вспылила, лишая себя возможности получить Самаэля.
Она вспыхнула в его руках ярким огнем и исчезла.
Самаэль и без Старухи знал, что Настя недоступна. Ее воля теперь не принадлежала никому, кроме, пожалуй, самой Матери. Он ведь сам хотел себе сложностей. Вот и получил. Самаэль провел по губам в задумчивости. Так действительно было интересней. Обычная земная смертная. Обычная девочка. Не красавица, не ведьма, не дух, а женщина. И может заехать ему между ног. Может уйти.
Уже не было в ее глазах слепого обожания. Но все-таки он знал, что она думает о нем, хочет быть с ним. Но с ним — настоящим. А от себя настоящего Самаэль сбежал так давно, что не хотел возвращаться снова. Принять ту чашу, что предназначалась ему? Нет. Куда проще быть демоном, играть душами людей, перебирать их как драгоценные камни, пестовать и наставлять, но только тех, кто был ему действительно интересен.
Нет, Насте не найти в нем того, кого она ищет. Он не даст ей больше хода в свою душу. И не тронет ее. Проклятая старуха может быть спокойна.
В любом случае у него сейчас есть проблемы посерьезней. Ноктурна. Лика.
Самаэль привел себя в порядок и вышел к агентам.
— Что теперь будет, — тревожно зудел инкуб уже пятнадцать минут. — Наташа погибнет? Что еще за Избранная?
Габриэль закрыл глаза, пытаясь отстраниться от инкуба. Нет, ну, в самом деле, наказание было слишком сильным, если надо еще терпеть рядом с собой похотливого низшего демона. Как он только Наташу не совратил?
— Тебе вообще больше необязательно здесь быть, — сказал Габриэль. — Можешь уйти. Ты можешь дурно повлиять на…
Ролан вдруг хищно оскалился, одним ударом сбил ангела с ног и вцепился ему в горло.
— Ты здесь никто, белокрылик, не забывай, кого из нас наказали за заваленную миссию. Будешь пытаться командовать, я сбрею твой синий ирокез и засуну тебе его в…
— Вы двое, сдурели, что ли?
Ролан поднял голову. Вампирша с интересом разглядывала композицию «ангел, лежащий под инкубом», затем она приподняла одну бровь и добавила:
— Еще одна стычка, и я вас обоих пристрелю. У нас нет времени на грызню внутри команды. Объясняю доступно или вашим крылато-хвостатым величествам непонятно?
— Не вмешивайся! — огрызнулся Ролан.
Щелчок нацеленного на него пистолета был ответом.
Нехотя инкуб отпустил ангела.
— Она права. — Габриэль понуро расправил помятые крылья. — Вдвоем мы лучше сможем защитить Наташу.
— Сначала научись мечом работать, — напоследок съязвил Ролан и скрылся в одном из кабинетов агентства.
— Куда пошел? — Габриэль хотел было тоже улизнуть, но Итсаску его остановила. — Здесь надо прибраться, займись делом.
Только сейчас ангел смог оценить масштаб разгрома агентства, заметить, что Серж и Локи пытаются хоть как-то вернуть ему приличный вид: Локи собирал поломанную мебель, а Серж замывал кровь в коридоре.
Габриэль вздохнул и отправился подметать осколки, оставшиеся от Кали.
Настя все еще оплакивала Родриго Борджиа, когда на пороге кабинета Цезаря, где она сидела, появился граф Виттури.
— Очень болит? — спросил он, глядя на ее плотно забинтованные ноги и руку, на белых повязках проступала кровь.
Настя чуть помотала головой. Раны пульсировали, горели, но гораздо тяжелее была потеря призрака.
— Он умер, — всхлипывая, ответила она. — Его больше нет.
И опять зарыдала.
— Он умер несколько столетий назад, — мягко возразил граф, присаживаясь рядом с ней. Она доверчиво уткнулась мокрым лицом в его плечо, и от нежности у него защемило сердце. — И никто не оплакивал его смерть так, как ты.
— Для меня он умер полчаса назад. — И ее рыдания стали сильнее.
Он ничего больше не говорил, мягко поглаживая ее вздрагивающие плечи, вытирая испарину на шее, прижал к себе и дал выплакаться. Иногда она судорожно и глубоко вздыхала, и он едва заметно прижимался губами к ее макушке. В тот момент он чувствовал к ней нежность и сочувствие, стараясь не думать о тех потерях, что ждут Настю впереди.
Когда она успокоилась, он некоторое время молчал, давая ей возможность еще раз все обдумать. И лишь потом заговорил:
— У нас все меньше времени, Настя. Этот мир гибнет. Азию охватила страшная эпидемия, треть населения погибла, и скоро эта участь ждет остальные части света. Сама знаешь, что кругом происходят природные аномалии, повысилась частота происшествий и катастроф, Ноктурна все сильнее. Но и ты все сильно нее. — Он отстранил ее от себя и заглянул в ее зеленые глаза.
Демон сам почти не верил в то, что говорил: его ладони обнимали плечи смертной. Но в то же время он ощущал волны энергии, которые перетекали между ними, и ее сила была огромна.
— Вы связаны с Ноктурной, ты увидела сегодня на примере воронов, что можешь отразить ее удары, но еще ты можешь направить их на нее. Земная моя, пора. Ты должна проснуться окончательно. Сбросить с себя ограничения разума, отдаться той силе, что клокочет в тебе, не находя выхода. Доверься своей интуиции. Ты, только ты знаешь, как стать сильнее. Я сделал все, что мог.
Ее губы приоткрылись, словно она хотела что-то сказать, но передумала.
— Попробуй справиться со своими ранами, — предложил он.
— Но Лика…
— Лики здесь нет сейчас. А ты должна понять, что ты — не только физическое тело. Давай.
— Но как? — Она так смотрела на него иногда, будто он знал все ответы. За что ему это испытание? Она так доверяет ему, верит, что он чувствует себя тварью. Пальцем он провел по изгибу ее верхней губы и улыбнулся.
— Так же, как и Лика: любовью. Попробуй.
Она не смогла. Она не любила себя, вдруг понял он. Его ладони легли на ее руку, которой она пыталась залечить себя.
— Та, что знает и ведает обо всем под землей и на земле, под водой и на воде, в небе, одарила тебя способностью смотреть в души, сочувствовать им и биться за тех, кого любишь. В какой-то степени ты становишься Матерью, той, что жертвует собой ради своих детей, не замечая опасности. Но если хочешь спасти друзей, спасти этот мир и своих родных, ты должна помнить и о себе. О той девочке Насте, что однажды вышла из самолета в Барселоне, полная девичьих простых надежд на счастье. Ты должна заботиться о ней, любить ее, потому что твоя огромная и невероятная сила заключена в ее хрупком теле. Приложи ладонь покрепче и почувствуй, как регенерируются ткани, как проходит инфекция, затягиваются раны. Кожа снова смыкается, залечивается полностью, не оставляя и следа. Боль уходит.
Она вдруг наклонилась к нему и прижалась к его губам. Ему снесло голову от энергии, заколовшей под кожей иголками, только сейчас он сам понял, что сознательно соблазнял ее прикосновениями, почти не веря в успех. Но она уступила. Он зарылся пальцами в ее волосы, ответил, и лишь яркая вспышка золотого света испугала ее и заставила отскочить, тяжело дыша от горячего поцелуя. Увидев, что ей не по себе, он встал и вышел, прикрыв за собой дверь. Прижался к косяку спиной и закрыл глаза, пытаясь взять под контроль бурлившую кровь. Как надышаться ею? Как принять ее судьбу? Как же тяжело выбирать между человеком и человечеством!
Настя прикрыла ладонью глаза, откинувшись на диване. Что она наделала! Сама на него набросилась! Но он был так хорош, так красив, его голос творил с ней страшные вещи: слепил, заглушал голос разума, ускорял сердцебиение, что она смотрела, как завороженная, на его губы, с которых слетали эти бархатные слова, а потом вдруг не выдержала.
Как же стыдно… но тут она отвлеклась от самобичевания, заметив, что подняла раненую руку. А боли-то нет. Она быстро размотала повязку Риты: раны не было. Это он? Или все-таки она? Настя провела рукой по икрам, которые все еще зудели, и когда боль стихла, убедилась, что ран нет.
Он прав, в ней таится просто страшная сила. Она подумала о той раненой (или все-таки умершей?) птице. Да… Теперь она была уверена: птица была мертва. И она вдохнула в нее жизнь снова. Но как такое возможно?
Настя еще долго сидела бы в раздумьях, но дверь открылась и вошел Цезарь.
— Нам пора, Настя.
ГЛАВА 13
Азазелло посмотрел, как корчится от боли Лика, перевел взгляд на Ноктурну. Ангела ежедневно пытали, чтобы доставить удовольствие Ноктурне, но сейчас та сидела и смотрела на мучения пленницы практически безучастно. Азазелло даже не был уверен, видит ли она ее вообще.
Под полупрозрачными складками платья угадывался растущий живот. Иногда он шевелился. Скоро она породит смерть всему. И этот мир перестанет существовать.
Ежедневно Ноктурна насылала все новые и новые беды вокруг, питаясь страданиями и слезами. Но до последнего столкновения с Настей у нее было прекрасное настроение. Теперь же она была мрачна и зла.