Скорее всего, дозорные Оспака следили за дорогой, потому что когда мы подошли к воротам хутора, те уже были затворены и заперты на засов, а осажденные стояли на валу за частоколом. Снорри и Стурла, наскоро посоветовавшись, порешили, что лучше будет использовать наше численное превосходство и окружить хутор со всех четырех сторон. Снорри стал там, где защитниками верховодил Храфн Викинг, а Стурла со своими людьми напал на ту часть, где защиту держал Оспак.
Осада началась с града камней и булыжников, которыми противные стороны осыпали друг друга. Так что поначалу защитники, стоявшие наверху, имели немалое преимущество, меча снаряды в любого, кто подходил слишком близко. Зато запас камней и прочих снарядов у них был ограничен, и посему люди Снорри и Стурлы около часа то и дело совершали ложные вылазки к палисаду, выкрикивая оскорбления и швыряя камни, и сразу бежали вспять, а вслед им летел град каменьев. Когда же запас метательных снарядов у защитников начал иссякать, нападающие уже добирались до самого частокола, а прежде всего до ворот, пытаясь пробить в них брешь топорами и кольями. Толку от этого вышло немного, ворота были сплочены крепко, и набег отбили. Копий нападающие не метали, копье отскочит от частокола, а коль скоро перелетит за стену внутрь палисада, то защитники подберут его и пустят обратно куда с большим толком. А еще с той и с другой стороны нашлось всего по паре лучников по той простой причине, что исландцы вообще редко пользуются луком и стрелами в битвах — они предпочитают рукопашную.
Беспорядочные попытки взять крепость продолжались часа два, и мне показалось, что рвение нападающих слабеет. Вот тогда-то Транд показал, на что он способен. В своем древнем шлеме он выскочил из нашей толпы, подбежал к палисаду, подпрыгнул и, благодаря своему огромному росту, сумел зацепиться лезвием боевой секиры за край палисада. Ухватившись обеими руками за рукоять, он подтянулся, перекинул ногу через ограду и спрыгнул на дорожку внутренней насыпи. И оказался лицом к лицу с Храфном Викингом, который, яростно взревев, бросился на него. Транд уклонился от неуклюжего выпада, толкнул воина с заплетенной бородой так, что тот покачнулся, и ударил его по вытянутой руке, сжимавшей копье. Удар секиры пришелся Храфну в правое плечо и отсек ему руку. Храфн рухнул, покатился с насыпи и грохнулся вниз, во двор. Пока люди Оспака в ошеломленьи глядели на тело своего товарища, Транд успел спрыгнуть с палисада наружу и побежал к нам. Это нападение обескуражило защитников, люди Оспака бились уже с меньшим задором, и, видя это, Снорри послал меня к Стурле, штурмовавшему хутор с противоположной стороны. Я должен был передать, что ему следует усилить натиск, пока осажденные пребывают в растерянности.
Я обежал вкруг хутора, перелез через невысокую дерновую изгородь ближнего пастбища и оказался на месте как раз тогда, когда Стурла бросился к палисаду с каким-то орудием в руках, которое я не сразу узнал. То была тонкая плоская доска, длиной с мужскую руку, а впервые видел я такую во время набега скрелингов в Винланде, и совсем недавно она мне снилась. То был копьемет. Где Стурла добыл это орудие, не знаю, но пользоваться им он умел. Он подбежал поближе к валу, чтобы не промахнуться. Оспак же, очевидно, не знал, что в руках у Стурлы, потому что, увидев Стурлу так близко, вожак разбойников вспрыгнул на край вала, сделал оскорбительный жест и обеими руками поднял большой камень над головой, чтобы обрушить его на голову Стурле. На Оспаке была кольчуга, закрывавшая почти все тело. Но когда он поднял камень, кольчуга задралась и открыла верхнюю часть бедра. Стурла же, заметив это, взмахнул копьеметом, и копье взвилось вверх. Железный рожон был длинный, тонкий и с двумя выступами, вроде крылышек. К основанию крепилась бечева. Острие копья пронзило бедро Оспаку, и тот споткнулся, а Стурла ухватился за бечевку обеими руками и со всей силы рванул на себя. Совсем как рыба, пробитая гарпуном, Оспак был вытащен за стену и брошен на землю. Стурла махнул рукой своим соратником, чтоб не подходили, а сам подскочил к Оспаку и вонзил кинжал ему в сердце.
Смерть вожака положила конец сопротивлению шайки. Они опустили оружие и закричали, что уйдут из хутора, если их пощадят. И тут же двойные ворота палисада отворились. Снорри, Стурла и все мы вошли в ограду и увидели испуганных и усталых разбойников. Насмерть сражены были только Храфн, Оспак и еще один человек, однако из остальных мало кто избежал легких ран и ушибов. Снорри сдержал слово и покарал их на редкость милостиво. Он устроил скорый суд прямо на месте и по праву местного годи приговорил худших из преступников к изгнанию. У него не было власти изгнать их из Исландии, но он мог запретить им появляться в Вестфьорде под угрозой, что на следующем Альтинге их объявят вне закона. Эти люди должны оставить свое оружие и немедля покинуть хутор и никогда не возвращаться. С вдовой же Оспака и его сыном Снорри обошелся и вовсе великодушно. Вдова, сказал он, полностью зависела от своего мужа, а сын, хотя и принимал участие в защите хутора, но исполнял долг, защищая честь семьи. Б разбойные дела своего отца он не замешан, и поэтому, объявил Снорри, хутор и земля остаются во владении вдовы и сына.
Транд Стиганди прожил на хуторе Снорри еще пару недель после поражения Оспака в битве при Битре, как стали называть стычку, и многие приходили похвалить его за храбрость, а иные, пиком — поблагодарить за ходатайство перед Тором ради законопослушных людей из Вестфьорда. Снорри, верно, рассказал Транду обо мне, и я был польщен, когда однажды вечером, встав из-за стола после ужина, он поманил меня и повел в укромный уголок, где нас никто не мог слышать. Он сел на сундук и сказал своим глубоким хрипловатым голосом:
— Снорри говорит, будто порой ты видишь то, чего не могут видеть другие.
— Да, время от времени, — ответил я, — но я не понимаю того, что вижу, и совеем не знаю, когда это произойдет.
— Ты можешь привести пример?
Я вспомнил предупреждение Снорри, велевшего никогда не рассказывать сновидения, предвещающие смерть, однако теперь эти события уже минули, а Снорри заверил меня, что Транд владеет ведовством, и потому я поведал Транду свой сон о битве на хуторе Оспака, о человеке с совиной головой и все остальное.
Транд не прерывал меня, а когда я завершил рассказ, молвил:
— За сколько лее дней до битвы ты видел этот сон?
— Вскоре после того, как ты приехал на хутор, ночью, когда вы со Снорри долгое время пробыли в капище Тора, — ответил я.
— Хотел бы я знать, увидел бы ты это раньше, в капище, при надлежащих условиях, — заметил Транд, словно проговаривая вслух свои мысли. — Некоторым прорицателям везет. Видения приходят к ним так легко, что нужно только найти какое-то спокойное место, закрыть глаза, очистить ум — и видения являются в их сознание. Иным же приходится напиться хмельного или нажеваться дурманной травы, или надышаться дымом священного огня, или слушать и слушать одни и те же священные песни, покуда дух их не вольется свободно в его плоть.
Он встал и пошел туда, где на крюке, вбитом в стену, висели его меч и шлем. Вернулся и показал мне лезвие меча.
— Что это означает? — спросил он.
Руны читались легко, и смысл их был ясен.
— «Сделал Ульберт», — ответил я.
— Ну а это как? — продолжал он, протянув мне свой древний шлем с необычными наглазниками. Он перевернул шлем вверх дном, так что я мог заглянуть в эту железную миску. В центре был насечен простой тонкий крест, каждый луч которого завершался наконечником стрелы, указующим назад, в точку пересечения.
— Это cegishjaLm, — сказал я. — Шлем ужаса.
— Да, — ответил Транд, — но что ты скажешь о метах по краю?
Я вгляделся. Изнутри по краям шлема я увидел черточки. Они почти истерлись, но то были не случайные насечки. Видимые были начертанием рун, другие же не поддавались взгляду. Я провел пальцем по краю, ощупывая их, как научил меня Тюркир. Некоторые оказались рунами, которыми, по словам Тюркира, сейчас уже почти не пользуются. Все же мне удалось разгадать их.
— Не знаю, что это значит, но попытаюсь прочесть, что-то вроде… agmoddenjulhuptfur… но я не уверен.
Транд задумался.
— В Исландии не найдется и полудюжины человек, читающих древние руны, — сказал он. — Это galdrastafir — руническое заклинание. Его начертали на шлеме, как только его выковали, и с этими начертаниями шлем стал оберегом для всякого, кто его висит, оберегом и защитой. Я не променяю этот древний шлем ни на какой нынешний. Кто учил тебя древним рунам?
— В Гренландии, один старик-германец, кузнец по имени Тюркир, он учил меня, как читать и резать руны.
Транд молвил важно:
— Понимать сочетание рун куда важнее, чем знать каждую по отдельности. Очень немногие могут вырезать свое имя, но только посвященные знают начертания заговоров, чар и проклятий. Начертанию рун людей научил Один, нам же остается передавать эти знания от одного человека другому.
Казалось, он принял какое-то решение и, обратившись ко мне так, как если бы я был взрослым человеком, а не четырнадцатилетним подростком, продолжил:
— Величайшие и самые глубокие постижения требуют страданья и жертвы. Ведь Один отдал глаз ради того, чтобы напиться из источника Мимира и постичь тайную мудрость, которая позволяет богам быть. А еще он, надевшись на копье, провисел девять дней на Иггдрасиле, мировом древе, чтобы познать тайну рун. Только через жертву и боль мог он раскрыть свой разум и дух для мудрости. Вот чем мы отличаемся от христиан. Они верят, что душа живет в сердце, мы же считаем, что она обитает в разуме, и когда разум освобождается, дух тоже обретает свободу.
Неразумно я поступил, постаравшись своим знанием рун произвести впечатление на Транда — это возымело болезненные последствия. Собираясь вернуться на свой хутор, он предложил Снорри отпустить и меня с ним, чтобы стал я его учеником в ведовском искусстве. Снорри позвал меня и, глядя своими спокойными серыми глазами, сказал: