Каждый сантиметр полотна излучал настоящую боль. Тёмно-синий фингал наполовину скрывал левый глаз. Тротуар под босыми ногами Джоша был перепачкан кровью. Художник передал настроение с такой ясностью и артистизмом, которого я никак не ожидал от агрессивного, отвратительного парня, каким я всегда воспринимал Джоша.
Захотелось отвернуться. В первую очередь потому, что это был не тот Джош, которого я знал. Не хватало ещё проникнуться сочувствием к человеку, которого ненавидишь и который всеми силами старается испортить тебе жизнь. Вдобавок я вдруг осознал, что есть ещё одна причина отвернуться. Я не должен этого видеть. Джош не приглашал меня в свидетели. Выходит, я лезу не в своё дело, нарушая его личное пространство. Но увиденного не сотрёшь ластиком.
Пока я размышлял, Спаркс взобрался мне на плечо и, коснувшись носом уха, прошептал:
– Обрати внимание на то, что за плечом мальчика на картине.
С трудом оторвавшись от портрета, я сфокусировал взгляд на заднем плане и едва не закричал. Сквозь стену проливного дождя проглядывал высокий зелёный замок из воды – точь-в-точь как тот, с которым мы столкнулись несколько недель назад. На его вершине стояла Русалка. Её руки были призывно протянуты вперёд. Изображение лица казалось не больше точки, но каким-то невероятным образом с помощью нескольких крошечных мазков кисти Джош сумел передать выражение сострадания и приветствия. Это был не монстр, чуть не убивший меня. Это была королева, благосклонная к ребёнку, который отчаянно в этом нуждался.
Нос зайца коснулся уха.
– Теперь посмотри вниз: на полу за мольбертом есть ещё одна картина.
– Барсук в бандольере?
Мой голос прозвучал так низко, что я едва себя расслышал. Но Спаркс понял и отрицательно махнул головой.
– Не больше барсук, чем я – заяц. Скорее даже меньше, потому что я выбрал форму, которая более-менее соответствует оригиналу. Это делвер. Обрати внимание на его руки и на то, что он стоит на двух ногах.
После объяснения я и сам разглядел ряд отличий делвера от барсука. Во-первых, у него имелись большие пальцы, а сам он выглядел раз в десять крупнее любого барсука. Во-вторых, он стоял на двух ногах, хотя мог передвигаться и на четвереньках. Существо имело морду барсука и тяжёлые когти, которыми удобно рыть землю, ко всему прочему, он носил широкий патронташ. Настоящий патронташ – пояс с отделениями для хранения пуль.
– Почему я никогда не слышал о делверах? – поинтересовался я, когда мы выбрались из вентиляции. – Нет, я, конечно, и об огненных зайцах до тебя не слышал, но про русалок и шелки хотя бы читал.
Спаркс усмехнулся:
– Может, ты и читал о них… но то, что ты читал, мало совпадает с реальностью. В отличие от меня, делверы, шелки и Она изначально родились здесь. Я же несколько столетий назад прибыл на корабле из Европы. И хотя я зову местных именами, знакомыми с детства, тем не менее знаю, что у них есть и другие названия, которые они получили до прихода белого человека. Прежде Её звали просто Миссисипи.
– Оу.
Я был озадачен.
– Тогда почему те женщины-ондатры отзывались на прозвище шелки?
– Об этом лучше у них спросить. Подозреваю, дело в том, что мы говорили на человеческом языке. На нём их название звучит именно так. Большинству духов наплевать, как их называют люди на разных языках. Человеческая речь меняется так быстро, что вряд ли стоит тратить на это силы. На наших языках перепутать друг друга невозможно.
Я заморгал:
– Неужели у делверов нет аналогов в человеческом языке? Никаких мифов?
– Имеется небольшое сходство с легендами о гномах. Делверов очень много. Некоторые напоминают гномов или троллей, но большинство выглядят как наш знакомый с картины. Но что ещё важнее: ты заметил значок у него на груди?
– Какая-то корона?
– Да, Северная Корона. Делвер, которого нарисовал мальчик горькой воды, служит Короне.
– И что?
Спаркс закатил глаза:
– Известно, что сейчас Корона в руках человека. Её владыки сменяются в зависимости от времён года. При нормальных обстоятельствах ни один элементаль не стал бы мечтать о власти. Мы живём слишком долго для такой эфемерной ерунды.
– Понятно. Только я всё равно не понимаю, почему это важно.
– Глупое дитя! Это значит, что с равновесием что-то не так! Так быть не должно.
– Насколько это плохо?
– Смотря что именно происходит. Если магическое равновесие нарушится слишком сильно, то может начаться наводнение, торнадо, эпидемии…
– Серьёзно? И как скоро?
– Трудно сказать. Корона не должна задерживаться в одних руках более одного раза. Потребуется всего несколько лет, чтобы создать необратимые последствия. Вряд ли в ближайшие три года вас настигнет катастрофа, однако больше десяти лет вы не протянете. Времена года должны меняться, а Корона вместе с ними, повторяя циклы, но не дублируя их. Если один человек узурпирует всю власть, беды не миновать.
Глава 11Дым и духи
Представьте, что перед вами огромный пирог с банановым кремом. Если с размаху ударить по этому кулинарному шедевру, то хруст взломанной корки сменится отвратительным, чавкающим звуком, словно нога проваливается в мшистую, болотную грязь на краю озера. Мир тут же становится белым, потому что тонкие струйки крема взлетают высоко вверх, забрызгивая стены и всех окружающих. Просто представьте.
Я представил. И тут же мощная сила отбросила меня назад. Я споткнулся, упал, перевернулся на спину и, наконец, улёгся на живот.
Освещённая комната за сценой театра взорвалась смехом. Неловко поднявшись, я убрал остатки пирога с глаз и моргнул. В это время Дэйв запустил в меня ещё одним пирогом. Нокаут. Я упал и остался лежать. Через несколько минут бодрая музыка из проигрывателя Эвелин смолкла. Появился Дэйв и подал мне руку:
– Это было чертовски красиво, бро. Я почти увидел этот пирог!
– Я тоже.
Я изобразил, как вытираю крем с глаз, и мы оба расхохотались.
– Последние спектакли получились отличными.
Мы с Дэйвом изображали клоунов в шекспировской пьесе. В ходе постановки в меня запустили аж десять пирогов, которые щедро предоставил отец одного из учеников, владеющий пекарней.
– В хорошем пироге всегда есть что-то приятное, даже если он воображаемый.
– Неужели? Помню, ты жаловался во время репетиций.
Я фыркнул:
– Довольно мерзкие ощущения. Так бывает, пока не выучишь правила. Новичку всегда приходится сталкиваться с пирогом «лицом к лицу».
Дэйв улыбнулся:
– Закрой глаза и подыши ртом.
Мы спрыгнули со сцены и уселись на полу. Стала готовиться к импровизации следующая группа. Было грустно. Психоз настолько усилился, что я не мог смотреть другие выступления, потому что сегодня кое-что произошло.
Этим утром Оскар впервые за несколько недель отправился работать. И я планировал пропустить вторую половину дня, то есть уйти из школы сразу после репетиции. Сбежать с первого урока непросто, особенно если его ведёт ваш наставник, с которым вы перед завтраком виделись. Кроме того, это мои любимые уроки, на которых Эвелин помогает мне прийти к душевному равновесию.
Я записан на все занятия, которые она ведёт. Но больше всех обожаю групповые импровизации. Есть в них какая-то особая свобода, ни на что другое не похожая. Её создаёт совокупность воображения, общения с актёрами и зрителями. Через них открывается такая глубина, что аж дух захватывает.
Это реальная возможность расширить свой кругозор и освободиться от проблем. Стоя на сцене, я полностью забываю об отчиме, маме или магии, которая уже превратилась в реальную часть жизни.
Если вы всё правильно делаете, то единственное, что имеет значение, – это сцена и то, как происходящее на ней влияет на зрителей. Иногда это эмоционально и пугающе. Другое дело, когда получается глупо, но весело и смешно.
Во время дурдома на перемене я подошёл к Дэйву и прошептал ему на ухо:
– Сегодня взламываем подвал Оскара. Ты обещал помочь.
Это было важно. Я понимал, что не подниму крышку один. Кроме того, Оскар меня почти поймал в прошлый раз.
– Ты в деле?
– Когда думаешь уйти?
– Минут через десять.
– Сейчас у меня тест. Подождёшь?
Я кивнул:
– О’кей. Времени хватит. Встречаемся возле кустов у дальней стены спортзала.
– Принято.
Я направился к двери, когда меня окликнула Эвелин:
– Кальван, можно тебя на минутку?
– Да?
Я подошёл к столу.
– Ты выглядишь хмурым, хотя импровизация прошла блестяще. Собственно, ты весь семестр выглядишь очень беспокойным. Дома проблемы?
Я секунду помялся, соображая, как ответить, не упоминая, что отчим – злой колдун и мне нужно спасти от него маму. Эвелин застала меня врасплох: вряд ли удастся сочинить правдивую историю. Какой же я идиот. Следовало догадаться, что она заметит даже малейшее изменение в своих учениках. Иногда кажется, что она с другой планеты. На самом деле она, как любая хорошая актриса и режиссёр, была увлечена наблюдением за людьми и окружающим миром.
– Всё как обычно, – слукавил я.
Похоже, пауза затянулась.
– Ты наконец-то справился со своей магией, – вдруг сказала она.
– Я… что?
В меня будто без предупреждения пирогом запустили.
– Твоё волшебство. Догадывалась, что у тебя дар. Стоит лишь взглянуть на тебя и твою маму. Наверно, это огонь. Мне сложно говорить об этом, ведь я ничем подобным не обладаю.
Она ласково взяла меня за подбородок:
– Закрой рот, Кальван, птичка влетит. Невозможно преподавать в таком месте, как Демократическая школа, где магия царит повсюду, и ничего не видеть. Думаю, обеспечить безопасное место мыслителям, художникам и волшебникам – одна из причин создания школы.
– Даже не знаю, что ответить.
– Не волнуйся, твой секрет в безопасности. Но я бы посоветовала рассказать обо всём Тане.
– Она же учитель химии!
– И танцовщица ветра. Она, стоя на земле, постоянно витает в облаках. К тому же обладает особой чуткостью.