– Хорошо, но с условием, что я дам тебе волю, как только мы выберемся отсюда.
Спаркс не ответил, и я внимательно на него посмотрел:
– Или ты чего-то не договариваешь?…
Он твёрдо покачал головой:
– Э-э. Мне важно, чтобы ты сосредоточился на вызове. Это сложнее и опаснее, чем кажется. Особенно при сложившихся обстоятельствах. Ты пока не в совершенстве владеешь языком пламени. Не хочу, чтобы ошибка превратила меня в хомяка.
– Я так не играю. Ты можешь там сгнить.
– Плохой вариант. Если я зависну в лампе, ты останешься в камере, и мы всё равно будем обречены. А так есть шанс.
Я не двигался.
– Послушай, – предложил Спаркс. – Давай заключим сделку. Ты вызовешь меня. Клянусь своим именем, что расскажу тебе всё, как только выберусь из этой коробки.
Я вздохнул, потому что знал: другого варианта не будет.
– Идёт. Но как только мы выберемся отсюда, я тебя отпущу.
– Я бы предпочёл немного подождать, потому что у тебя очень важная работа. Если я останусь в твоей власти, это значительно облегчит её. Но если это твой выбор, то я… ладно, не буду спорить. Так мы договорились?
– По рукам.
Спаркс выглядел спокойным. Я поднял палец:
– Один вопрос. Почему ты раньше не учил меня использовать огонь сердца?
– Научить использовать огонь сердца невозможно. Его можно открыть, только заглянув в себя. Ты же не считаешь, что я заставлял тебя учиться волшебным приёмам ради развлечения?
– Может быть. Хотя не могу сказать, что было весело. Полагаю, ты прав.
Спаркс вздохнул:
– Конечно, прав. Можем двигаться дальше? Нужно, чтобы ты всё внимательно выслушал. У нас есть только один шанс сделать всё правильно.
Дальше события развивались стремительно. Я нашёл на гранитной плите острый край и сделал на пальце надрез. Потом кровью начертил на камне двухметровый круг и несколько идеограмм по краям. Спаркс объяснил, что сперва необходимо подготовить место для его призыва, иначе заклинание не сработает. Я радовался, что не зря потратил столько часов на изучение письменности языка огня. В конце я открыл душу и обвёл диаграмму, используя внутренний огонь, чтобы дотла сжечь кровь и связать её с камнем. Время пришло.
Я встал перед кругом на колени и заговорил на языке огня:
– Заклинаю и отрекаюсь от тебя, Шахара,
Дубом, ясенем, дымом от жертвы костра.
Ты, Огонь, что зажёгся, восстал, пробудившись во тьме,
Где б ты ни был, явись на мой зов в услуженье ко мне.
Силой Солнца, принявшего жертву, вступаю в сей круг —
Мне свидетели пепел и пыль, дым и звёзды, и ясень, и дуб.
Я ощутил, как каждое слово, прежде чем слететь с моих губ, вспыхивает на языке.
«Пепел» вылетел изо рта и превратился в яркое пламя свечи. Оно парило в воздухе на другой стороне круга. Мерцающая слеза огня и идеограмма слова «пепел» соединились в языке огня. «Пыль» заняла позицию напротив.
«Солнце» двигалось слева, а «звезда» справа, соединяя четыре точки компаса с двумя горящими идеограммами. «Ветер» дул на северо-запад, а «дым» дрейфовал на северо-востоке. «Ясень» появился на юго-западе, а «дуб», как столб, маячил на юго-востоке.
Мгновение восемь огненных символов висели передо мной над кругом. Затем опустились на соответствующие идеограммы, начертанные кровью и привязанные к камню огнём сердца. Они шипели и взрывались, подобно огромному фейерверку или бекону на сковороде.
Шррррр!
Пшшш!
Хррррр!
Буууум!
Шипение. Вспышка. Треск.
Огни идеограмм погасли одновременно. В каменной тюрьме Спаркса пламя сверкнуло ярче молнии. Секунду спустя заяц трансгрессировал в центр круга. В фонаре образовалась огромная дыра. Густая дымка заполонила комнату и лёгкие.
Ослеплённый. Оглушённый. Задыхающийся в плотных чёрных облаках… таким я должен был себя чувствовать. Но с удивлением осознал, что дышать дымом оказалось легче, чем чистым воздухом. Глаза сияли ярким пламенем. В ушах звенело, словно там во всю мощь били церковные колокола. В кругу передо мной стоял Спаркс.
Я хотел обнять его, но до окончания ритуала не имел права. Я сдавил палец, чтобы кровь текла лучше, и, подняв руку над центром круга, отсчитал три капли на голову зайца. Они зашипели и испарились, как вода на раскалённой сковородке.
Огонь оставит пепел,
Погонит ветер пыль.
А солнце мир осветит.
Дуб, ясень – сказка, быль!
Слова сорвались с моих губ, как пламенные идеограммы, и воспарили над кругом, в котором сидел мой товарищ.
– Кровь сердца и огонь души свяжут тебя со мной.
Я ненавидел последнюю часть, посвящённую его служению. Особенно сейчас, когда я практически вытащил его из лампы. Но Спаркс предупредил, что это имеет решающее значение для успеха всей операции. Незавершённый ритуал способен вызвать самые катастрофические последствия для нас обоих.
Слова выходили изо рта, как пылающая цепь. Она свернулась в воздухе передо мной, обернувшись одним концом вокруг шеи зайца, а другим – вокруг моей руки. Удар сердца – и цепь соединила нас звеньями пожара. Затем, ярко вспыхнув, обожгла болью ладонь и растаяла.
Спаркс присел на корточки и заглянул мне в глаза:
– Вот и всё. Теперь я с тобой связан.
Сквозь звон в ушах его слова доносились нечётко. Чтобы их разобрать, потребовалось время.
– Я обещал освободить тебя, когда всё закончится.
– Я бы предпочёл, чтобы ты этого не делал.
В словах Спаркса не было обычной лёгкости, и я заподозрил неладное.
– Почему? Это то, о чём ты раньше не хотел говорить?
Он кивнул. Его пламя потускнело, хотя полностью не погасло.
– Говори, – потребовал я.
– Конечно, я же обещал. В отличие от людей, мы, духи, не разбрасываемся словами и держим даже случайные клятвы. Ты бы сначала выпустил меня из круга, а то я как под колпаком.
Я провёл ещё кровоточащим пальцем по пепельному кругу, символически нарушая черту. Спаркс глубоко вздохнул и заметно расслабился.
– Так намно-о-о-ого лучше. Поставь себе галочку.
В три прыжка он долетел до ближайшей стены и прижался лбом к камню. Он засунул голову внутрь так легко, будто это была вода. Спаркс постоял так пару секунд и вернулся.
– Как здорово стать самим собой!
Я скептически посмотрел на него:
– И?
– Ты не в силах меня освободить. – Он через плечо кивнул на место, куда рухнула лампа. От неё остался потухший обсидиановый шар величиной с яйцо. – Иначе я снова вернусь туда.
– Почему? Ты же только что сумел пройти сквозь стену.
Я подобрал шар и покрутил в руках. Он был гладким, тяжёлым и очень холодным.
– Так почему?
– Потому что это разрушенная духовная ловушка. Она создана специально для таких существ, как я, чтобы уничтожать, если они захотят улизнуть. С помощью призыва она отключается, но не становится безопаснее. Если ты освободишь меня от службы, я вернусь в ловушку и умру.
Я с силой сжал шар. Хотелось разбить его на куски, но не хватало сил.
– Почему ты не предупредил?
Спаркс поднял бровь:
– Если бы я сказал, ты бы вызвал меня?
– Конечно, нет!
Я бросил шар через комнату.
– Вот поэтому.
Он поднял лапу, словно предупреждая моё возмущение:
– Ещё я не сказал, что, если бы во время призыва ты ошибся, я бы умер. Я вообще не был до конца уверен, что, если мы всё сделаем правильно, я останусь жив.
– Спаркс, как ты мог?!
– Кальван, прости. Я ничего не сказал, потому что было куда важнее, чтобы ты меня вытащил. Для этого нужно быть спокойным и сосредоточенным. Есть ещё кое-что, о чём я смолчал. Лампа меня разрушала, что намного хуже смерти. Смерть – это дверь. Не та, через которую я хочу пройти в ближайшее время, но тем не менее дверь. Путь вперёд. Не знаю куда, но не конец. А там – конец. – Он указал на пустой каменный шар. – Неизвестно, сколько времени ушло бы на разрушение. Часы? Дни? Недели? – Он пожал плечами. – Определённо не больше месяца, а возможно, и гораздо меньше. Лампа была предназначена для мощного духа огня. Такого, как я сейчас, – призванного и целого. А не такого, каким я был две минуты назад – забитым, тусклым и без половины сил. Не таким, каким я был со времени того инцидента с выключателем, который превратил меня в слабую тень, загнанную в ловушку.
Я опустил глаза, не в силах вынести его взгляда.
– Я… Я не знал. Я никогда этого не хотел. Я не сделал бы этого… Я бы не стал…
– Знаю, что ты не собирался заманивать меня в ловушку. Прощаю тебя за это. Хотя в первые несколько дней моего зла хватило бы на то, чтобы поджарить тебя на медленном огне. Не твоя вина, что Судьба или Удача решили, что мы должны стать партнёрами. Я не виню тебя за это. На самом деле теперь я даже не особенно злюсь… Потому что очень сильно полюбил тебя.
Я поднял шар и протянул ему, всё ещё боясь встретиться глазами.
– Можно что-то исправить?
– Можно попробовать, но результат не гарантирую. Сначала нам нужно разобраться с твоим отчимом. Потом попробуем. Если не выйдет, то… я и так уже достаточно побегал.
Тут я всё же взглянул на него:
– Что ты имеешь в виду?!
– Теперь моя жизнь связана с твоей. Я могу оставаться твоим фамильяром только пока ты, мой хозяин, жив. Но когда ты умрёшь, вернусь в камень. Не смотри на меня так. Ты ещё молод, и до этой двери пока далеко. В конце концов, и лошадь может научиться петь.
– Что?
Заяц вздохнул:
– Это старая история. Злой король приговорил одного смекалистого человека к смерти. Когда подошло время казни, мужчина обратился к королю с такой речью: «Если вы пощадите меня и дадите год, я научу вашу любимую лошадь петь». Король приказал отпустить приговорённого.
Спаркс улыбнулся и продолжил:
– Через месяц палач зашёл на конюшню, чтобы посмотреть, как лошадь учится петь. Картина выглядела мирно. Конь жевал овёс, а новоиспечённый дрессировщик потягивал из фляги вино. «Как успехи?» – спросил палач. К его удивлению, заключённый только плечами пожал: «Впереди ещё одиннадцать месяцев. За это время всякое может случиться. Может, король умрёт, а может, и лоша