Он смотрит на нее взглядом человека, который решил тебя убить, а потом еще и понял, что ему это понравится.
«Хм,– спокойно думает она, сжимая рукоятку ножа.– Что ж, видимо, нас стало двое».
– Не сейчас, пута,– говорит он, все так же улыбаясь.– Я знаю, кто ты. И знаю, с кем связываюсь. Все хорошо,– Пит наклоняется через дешевый карточный столик, его уродливые черты становятся еще более ужасными в свете мерцающего масляного фонаря и танцующих теней. Где-то между делом его улыбка снова исчезла.– Убери эту зубочистку, пока не поранилась.
Они недолго смотрят друг на друга, раздумывая.
В переднюю дверь громко стучатся. Этот шум ломает тишину, заполняет воздух делами и последствиями. Пит достает пистолет из глубокого кармана штанов.
– Назовись!
– Это Лиам. С парнем. Открывайте.
Пит убирает оружие, и Дженни возвращает нож в спрятанные ножны. Мужчина идет к двери, поднимает новый металлический засов, поворачивает ржавую ручку, чтобы дверь приоткрылась внутрь. Он выглядывает из-за края и вглядывается в ночь, прямо как полуобнаженная женщина, если бы почтальон принес ей неожиданную посылку.
Австралиец толкает дверь и протискивается внутрь. Пит быстро отходит назад, не готовый к такому напору. Мужчина – Лиам – ведет перед собой маленького темнокожего ребенка. Парень широко раскрытыми глазами оглядывает дом, потом его взгляд падает на Дженни, задерживается на мгновение и движется дальше.
– Это он? – спрашивает она.
Лиам смотрит на нее как на идиотку, и она его не винит. Пит закрывает дверь и запирает на засов.
– Эй, чувак, полегче.
Лиам поворачивается и тычет пальцем в татуировку питбуля на шее Пита. Дженни даже не осознает, что сделала шаг назад.
– Закрой поганый рот, Педро, или я вобью эти золотые чиклеты тебе в глотку, а потом кину тебя в дыру, пока ты там не засохнешь, усек?
Пит глупо кивает, как ребенок перед разъяренным отцом.
– Да, чувак, остынь.
Лиам грубо заталкивает парня на кухню. На долю секунды Дженни хочет сказать ему не давить так, ребенок ведь не больше третьеклассника, да еще и тощий. Но она проглатывает эту мысль, как и все возможные слова.
«Он тут всего шесть секунд, а уже царь горы,– думает она, чувствуя, как в животе разливается тепло.– Ну, уж лучше он, чем я».
– Грег в порядке? – спрашивает она специальным голосом для мужчин, которых боится. Она ненавидит его больше всего на свете. Такой подобострастный тон, который, как ей казалось, она потеряла много лет назад после двух ударов своего верного ножа для колки льда.
Лиам поворачивается к ней с горящими глазами и напряженным ртом. Затем обводит взглядом комнату, судя по всему решив, что девушка не представляет угрозы или, по крайней мере, не метит на место альфы.
– С твоим братом все хорошо,– говорит он.– Он делает свое дело.
– Класс,– тупо отвечает она.
– Где остальные фонари? Комната готова?
Пит выходит из тени, уже переобувшись из злодея в последователя. Мистер Дохрена Услужливый.
– Да, чувак, все на месте. Я сам установил замок. Окно заколочено досками. Почти все окна в доме занавешены, но некоторые на уровне пола. Подумал, что нам пригодится свет, знаешь?
Лиам подходит к столу и тянет за собой парня за шиворот, но не грубо. Мальчик, кажется, смирился, и Дженни это впечатляет. «Ну, зато он не плакса. Слава Богу». Лиам берет стакан с виски и делает два-три глубоких глотка. Затем протягивает мальчику, который отходит назад.
К ее удивлению, Лиам ведет себя с мальчиком почти снисходительно. Даже нежно.
– Генри, я хочу, чтобы ты сделал глоток. Не слишком большой. Он немного согреет и успокоит.
«Генри,– думает Дженни, хотя и так прекрасно знает имя парня, его опекунов, его школу, его точный адрес. Но его вид и звук имени придает смысл всему плану.– Это тот самый мальчик. Генри».
– Нет, спасибо,– отвечает Генри, и Дженни не знает, смеяться ей, обнять его или врезать маленькому гаденышу.
– Сделай глоток, или я снова всажу тебе иглу. Твой выбор. Выбирай.
Генри не раздумывая хватает бутылку. Лиам наклоняет ее, и Дженни с удивлением наблюдает, как парень глотает виски. Она ждет, что он выплюнет, закашляется, сплюнет и начнет ныть.
Парень морщится, его глаза слезятся, но он упорно молчит, уже второй раз производя на нее впечатление за столько же минут.
– Дай мне тот фонарь,– рявкает Лиам, и ее внимание резко переключается обратно с мальчика на него.– Зажги еще парочку. Нам нужно больше света. Завесьте одеялами окна, которые не заколочены досками.
Дженни отдает фонарь. Лиам ставит виски обратно на карточный столик и обнимает парня за шею.
– Куда мы идем? – спрашивает малыш, и Дженни чувствует прилив облегчения, когда они с Лиамом выходят из кухни, оставляя ее в темноте. Она слышит их шаги на прогнивших ступеньках.
– В твою комнату,– отвечает Лиам.– Больше никаких вопросов.
Дженни ждет, пока не услышит скрип шагов на втором этаже, и только тогда достает из кармана зажигалку и начинает искать дополнительные фонари.
Пит заходит на кухню, но даже в темноте ей ясно, что он не представляет угрозы. Теперь нет. Не когда рядом Лиам.
– Славный парень,– говорит Пит и тихо смеется себе под нос.– Как горшочек с золотом на ножках.
– Ага, точно,– мямлит она, поднимая дверцу старого фонаря и зажигая фитиль, наполняя комнату мерцающими тенями.– Уверена, мы все тут прекрасно подружимся.
9
Войдя в дом, Генри сразу же тянется, чтобы оценить людей, встретивших его и Лиама. Сейчас он чувствует себя лучше, сильнее. Видимо, дело в том, что он скрылся от пронизывающего лесного холода в убежище – пусть и ветхое,– а еще действие наркотика, который ему вкололи, наконец-то спало. Его разум снова свободен, и мальчик запускает его, как белую сеть, в просторную темноту дома.
Ему не нравится то, что он видит.
Тощий латиноамериканец плохой. Вокруг него черный и темно-пурпурный ореол с темно-красными тонами грубого насилия и праздной ненависти, а еще грязно-золотые завитки коварной жестокости. Судя по всему, этот человек с золотыми зубами легко может перерезать вам горло во сне из-за кошелька в кармане. «Как пират,– думает Генри, и совсем не как комплимент.– Как старый мерзкий пират». В голове мужчины есть и другие цвета, другие мысли – об этой женщине и о других женщинах. Есть даже скользкие намерения по отношению к самому Генри, которые мальчик даже не осмеливается слушать, а еще особое скопление чувств к Лиаму, болезненное и пульсирующее, как мокрый, наполненный гноем нарыв.
Женщина еще хуже.
Генри вспоминает давний разговор с дядей Дэйвом о человеке, убившем множество людей. Его звали Дамер, и его тогда убили в тюрьме. И хоть дядя Дэйв и не был в восторге, что Генри об этом услышал, но все же решил, что будет полезно дать Генри определенный контекст.
– У этого человека была психопатическая личность, Генри,– сказал ему Дэйв.– Скорее всего, он социопат.
– Социалпат? – переспросил Генри, встревоженный и взволнованный этим свежим потоком взрослых знаний.
– Социопат,– поправляет Дэйв.– Значит, он не чувствует так, как мы. Ему не страшно вредить людям. У него нет совести. И поэтому он опасен.
Объяснение Дэйва напомнило кое о чем другом, много лет назад.
Генри пошел с папой на утренний сеанс «Пиноккио». В мультике был забавный сверчок со шляпой, он был совестью Пиноккио. Говорил, что правильно, а что – неправильно.
Узрев сознание женщины, Генри понял, что там нет никакого сверчка в шляпе. Никакой совести. Вместо этого там была лишь пустая клетка. А там, где обычно пестрили цветами эмоции и чувства… была дыра. Пустое место.
Социалпат.
«Милый парень»,– подумала она, когда увидела Генри, но у этих мыслей не было эмоций. Так же она могла описывать книгу, насекомое или цвет платья. Эта женщина пугала Генри совсем иначе, нежели Лиам и другой мужчина. Потому, что она может ранить Генри без рассуждений, без нежелания, без вины. В какой-то степени Лиам тоже был таким, мальчик почувствовал это с самого начала. Но судя по мыслям Лиама, его этому научили, он долго работал над этим, выстроил со временем стены в своей голове, крепость.
А для женщины это было естественно.
Сам же дом ничего не представляет для Генри. Пустая оболочка. Разбитое яйцо, содержимое которого вытекло в грязь, а скорлупа высохла и зачерствела – да, плохо пахнет, дерево прогнило, а стены заплесневели, но это все равно обычный дом.
«Никаких призраков»,– думает Генри.
А затем, словно ветерок на щеке, Генри все же что-то чувствует.
Что-то еще.
Но оно пропадает так же быстро.
Он тянется, пытается еще раз это уловить, но не может найти, не может вычислить направление.
Здесь есть что-то еще.
Не успевает он об этом подумать, как Лиам начинать орать и всем приказывать. Он заставляет Генри выпить виски, и он ужасный, горький и жгучий. Сразу же начинает болеть горло и мутить. Мальчику становится не теплее, а просто хуже.
Лиам подталкивает его вглубь дома, к лестнице с обветшалыми деревянными ступеньками.
– Куда мы идем? – спрашивает мальчик.
– В твою комнату,– отвечает Лиам.– Больше никаких вопросов.
Наверху все как-то странно. Узкий коридор с шаткими перилами идет прямо над главным фойе. Им приходится обходить дыру в полу, заполненную густой темнотой, похожей на лужу черных чернил. Генри понял, что дыра ведет на первый этаж и если туда кто-нибудь случайно наступит, то повредит лодыжку или колено. Он осторожно обходит дыру, даже кладет руку на запястье Лиама – ту, что сжимает его шею.
– Направо, вон туда,– говорит Лиам, и Генри видит черный как смоль прямоугольник, вставленный в грязно-серую стену.
Он инстинктивно, с приливом ужаса, понимает, куда ведет эта чернота.
В его комнату.