быстро,– по потом немного спускается газ, и грузовой отсек корабля снова успокаивается.
Давай посмотрим, что к чему, сынок. Проверим обстановку. У меня плохое предчувствие.
Генри делает глубокий вдох, затем выдыхает. Он думает о докторе Хамаде и картах Зенера; о Дэйве и Мэри, которые отвезли его к океану и держали за руки, пока шли по набережной Мишн-Бич и смеялись над странными прохожими, а сам Генри умолял поехать в Тики-Таун и поиграть в мини-гольф.
Мальчик думает о том, как держал своего папу за руку за мгновение до того, как они вышли на дорогу. На пути того большого синего автобуса.
Не сейчас, сынок. Давай не будем зацикливаться. Надо сосредоточиться.
Генри пытается выровнять дыхание. Мальчик чувствует знакомое присутствие рядом и задается вопросом: если он откроет глаза, увидит ли фигуру отца, стоящего над ним? Посмотрит ли в эти глаза цвета серебряного пенни и увидит, как они сияют в ответ?
– Волны,– тихо произносит Генри, силясь успокоить разум. Сосредоточиться.– Плюс. Звезда. Круг. Волны. Плюс. Звезда. Круг…
Медленно внутренний глаз открывается, и скользкий черный зрачок в сознании Генри начинает метаться влево-вправо, вверх-вниз. Повсюду. Он так хочет увидеть, словно проголодался. Или испугался. «Он чувствует угрозу»,– думает Генри, сильнее сосредотачиваясь на этом черном глазе. Открывает его все шире и шире, дотягивается до всего в округе.
А потом еще дальше, открывает внутренний глаз так широко, как только может. Генри видит цвета похитителей совсем рядом, яркие и сложные. Он изучает их сияние, нити света, настроение, эмоции, самые сокровенные чувства, мысли.
Генри может копать глубже, слушать, идти наперекор всему, к чему так усердно себя приучал – не совать нос не в свое дело, не вторгаться в частную жизнь других, не быть странным, непохожим на других, не внушать страх или беспокойство, но просить и заслуживать любовь. Просто любовь.
Но сейчас все иначе, и Генри это понимает. Как и внутренний голос. Это вопрос жизни и смерти, он в опасности. И придется сделать все, что в его силах, чтобы остаться в живых, держать ситуацию под контролем, собрать информацию.
Найти трещину.
Дверь.
Выход.
Поэтому Генри тянется.
Ему надо расслабиться. Он меня уже бесит. Хотя блондиночке наверняка нравится его акцент, да, блин. Сучка чокнутая .
Это просто помойка. Грег, тащись уже сюда. Боже, как хочется жрать.
Не знаю, что Джим видит в этих шавках. Пит опасен, а Дженни я не доверяю. Надо последить за ней и ее припрятанной иголкой. Надо их угомонить, а то все плохо закончится. Парню скоро надо будет в туалет. Чокнутый паршивец.
Обрывки бесед – бесполезно.
Маленькие обрывки яркого цвета – ожидание.
А потом…
Тут что-то еще.
Спокойное лицо Генри напрягается. Он хмурится. Брови сводятся. Он испуганно хрипит, хотя даже не отдает себе в этом отчет, не понимая, что трясет головой, пальцы на руках дергаются, а на ногах – подворачиваются в кроссовках.
Там что-то внизу, Генри. О Боже, ты чувствуешь?
Глаза Генри распахиваются, и он внезапно хватает ртом воздух, а его разум жадно анализирует реальность комнаты, разгорающийся свет дня, заброшенную паутину в одном из высоких углов.
Тяжело дыша, мальчик садится, схватившись за живот – не от боли, а от беспокойства. Так он делает, когда встревожен, когда напуган.
Генри просто сам с собой качает головой. Он никогда еще так не боялся.
– Дядя Дэйв, забери меня, забери меня, забери меня, пожалуйста,– молится Генри пустой комнате, наполненному мочой ведру в углу и затемненной двери потрепанного шкафа. Он один, но при этом на него словно давит толпа, заполняя мысли неприкрытой потребностью. Даже когда связь прервана, его разум ощущает давление этого голоса, какого-то неизвестного присутствия, то другое, что он так ясно ощутил.
Где оно? Ни внизу, ни с похитителями. Но… ниже. Под землей. Что-то первобытное, дикое и сильное. Невинное и голодное. Как слепая птица, жаждущая червяка. Как ребенок, жаждущий мать. Чтобы накормиться.
Генри думает, что это животное, но ему никогда не удавалось установить с ними контакт. Он пробовал общаться с собаками или кошками, но их разумы для него пусты. Как белые страницы.
Так что же это?
Что бы это ни было, вряд ли Лиам и остальные знают. Нет, точно, иначе они бы давно это убили, и их цвета бы отдавали неоново-красными, ярчайше-оранжевым.
Цвета страха.
Потому что как бы он ни боялся похитителей – тех, кто забрал его, кто хочет причинить ему боль,– Генри намного сильнее боится другого.
И если те люди правда такие умники, какими себя возомнили?
Они бы тоже боялись.
4
Сали Эспиноза был почти уверен, что тут работал кто-то изнутри.
И его ботинки согласились.
Подъезжая к дому Торнов на черном седане без опознавательных знаков, он осмотрел окрестности.
Три патрульные машины. Одна из них в конце квартала, ведет наблюдение. Фургон прессы —местные новости (пока что). Им придется подождать. Боже, даже микрофона для ФБР не подготовили? Что за дела? Полицейская машина без опознавательных знаков. Одинокий белый сосед на крыльце. Надо послать туда кого-то – пусть соберут на него данные. Почему он вообще дома? Сегодня же пятница. Интересно. Пожилая пара смотрит в окно из соседнего дома. Пофиг. Или нет? Двор ухоженный, дом тоже. Надо не забыть осмотреть задний двор. Ладно, познакомимся с родителями. Детектив… черт. Нопп. Точно. А с ней напарник, Дэвис. Его можно отпустить. Какого черта… он, что, курит на гребаном крыльце? Господи. Ладно, ничего, избавимся от этого громилы. Боже, у меня от него мурашки по коже, наверное, родители уже с ума сошли. К черту все, улыбнись, Сали.
– Детектив Нопп, детектив Дэвис, я Сальвадор Эспиноза из ФБР,– Сали показывает удостоверение, но придурки даже туда не смотрят. Нопп пожимает ему руку, Дэвис засовывает в зубы свой раковый леденец и делает то же самое.– Родители дома?
В доме все так, как он и надеялся. По-домашнему, приятно, по большей части опрятно, ну, насколько это вообще возможно, когда вокруг разгуливает дюжина копов, а техники отслеживают телефонные звонки на кухне.
– Мистер Торн, миссис Торн,– говорит Сали, пожимая руки паре, которая выглядит так, словно их протащили через ад…
Сильная хватка, но он эмоциональный; она сдержанная, но не будет такой откровенной. Не верит. Ничего. Сосредоточиться на отце, но при этом убедиться, что мама участвует в принятии любых решений. Проще простого.
– …я специальный агент Сальвадор Эспиноза, ФБР. Можете называть меня Сали, на это я откликаюсь, если только не нахожусь в душе или у меня полный рот еды,– он улыбается и указывает на значок, и они смотрят на него пустыми, усталыми глазами. Ему все равно, что шутка не удалась, он хотел не рассмешить, а успокоить. Воткнуть булавку в этот толстый шар страха и напряжения, заставить всех снова дышать. Да, у них есть всего два дня – если смотреть с точки зрения реальности и статистики,– чтобы найти мальчика, но им не обязательно это знать, и он не против взвалить на себя бремя знания.– Мистер и миссис Торн, мы можем тут где-то удобно посидеть и поговорить наедине? Может, гостевая или спальня?
Мистер Торн встает и кивает.
– Лучше в спальню. И агент? Я Дэйв, а это моя жена Мэри.
Сали кивает, принимая к сведению, когда миссис Торн – Мэри – встает. Ее глаза не поднимаются выше булавки на его галстуке, но все же у него возникает безумное желание отступить от этой женщины на шаг назад.
– А нашего сына зовут Генри, и мы его вернем. В целости и сохранности, я права?
– Да, мэм,– отвечает Сали.– Для этого я и здесь.
Торны садятся у изножья кровати, а Сали закрывает дверь, ограждаясь от бормочущих копов, от стресса и беспокойства, пережитых за последние двадцать четыре часа. Агент тащит из угла маленький табурет, чтобы сесть рядом. Он замечает, что пара держится за руки, и это хорошо – прекрасно. Он надеется, что они останутся друг с другом, если все закончится плохо.
– Слушайте, я понимаю, что вы прошли через ад, и не могу выразить, насколько мне жаль. Но моя работа состоит в том, чтобы все исправить. И я в ней очень хорош, а если точнее, я специализируюсь на похищениях.
Мэри наклоняется вперед.
– Мы слышали о другом мальчике из школы. В это трудно поверить.
Сали смотрит ей в глаза.
– Мальчик Пэтченов. Мы знаем.
– Так вы не думаете…
– Нет, мэм, не думаем,– отвечает Сали, качая головой и глядя на оба скорбящих лица с выражением, как он надеется, уверенности.– Убийство этого мальчика тут совершенно ни при чем. Ужасное совпадение. Вот и все. Вчера вечером я прочитал о деле Пэтчена, у этого мальчика была тяжелая жизнь. Плохие родители, плохие друзья. Множество мелких правонарушений. В прошлом году его чуть не исключили из школы. Он проблемный парень, лично мне кажется, что он связался с каким-то головорезом и, к сожалению, поэтому его и убили. У дома остались следы борьбы, и это совсем не вяжется с делом Генри. Нет, Генри – хороший мальчик. О нем я тоже почитал. Отличник, тихий, любимец учителей. С хорошей семьей,– Сали целенаправленно делает здесь акцент, чтобы точно дать понять паре, что он на их стороне, что они ему нравятся, что он им доверяет.– Так что нет. Мы думаем, что Генри похитили, и его похититель или похитители будут требовать выкуп. Мы знаем об урегулировании судебного иска и о том, что случилось с отцом Генри, вашим братом, мистер Торн. И у этой теории много доказательств. Вчера утром было замечено, как из школы выезжал автомобиль – белый фургон без опознавательных знаков. Генри вызвали из класса, и с тех пор его не видели, а это значит, что мальчик, который принес записку, мог что-то знать, учителя могли что-то знать. Мы почти уверены, что тут действовал кто-то изнутри