пит за гробом, ту самую веру, которую христианство навязало народам других стран.
Эти размышления не покидали меня на обратном пути, когда мы спускались вниз узкой дорогой, петлявшей по склону, откуда по временам вдруг открывался вид на беспредельные джунгли, подернутые туманом. Наш шофер-малаец на головокружительной скорости преодолевал крутые повороты. Внизу, на верхушках деревьев, мы видели обломки машин, которые перемахнули через обочину этой немощеной дороги. Пэк верил в искусство своего шофера, однако время от времени придерживал его, напоминая ему, что Би «в положении».
— Нужно было наставить пистолет в затылок этому малому, — сказал мне впоследствии один из друзей. — Эти малайцы — шоферы бесподобные, но помешаны на скорости.
После того как мы весь день спускались с гор от Канди, наше бунгало с увитой жасмином верандой показалось нам мирной гаванью. Приближалось, однако, время, когда муссоны приносят дожди, и Пэк спешил отправить Би в Австралию, где она должна была родить ребенка.
Мы покинули Цейлон на пароходе Пиренейско-Восточной линии и без приключений добрались до Мельбурна. В то же утро Би обнаружила, что, отправляясь завтракать, она забыла в каюте подвязку. В эту подвязку она зашила обручальное кольцо с бриллиантом и сапфиром, серьги и прочие драгоценности, которые подарил ей Пэк. После завтрака мы лихорадочно обшарили всю каюту и ничего не нашли. На мой звонок явился стюард-гоанец, который застилал койки в наше отсутствие.
— Мадам ищет вот это? — спросил он, протягивая нам подвязку. — Я решил припрятать ее для сохранности, пока мадам не вернется с завтрака.
Я чувствовала, что несу перед Пэком ответственность за Би и за ее вещи, поэтому я испытала большое облегчение, когда драгоценности нашлись.
Я помнила о мелких кражах из кают, которые вечно случались во время других моих путешествий, и потому я, кажется, больше, чем Би, оценила исключительную честность этого юноши. Он выслушал наши изъявления благодарности без тени улыбки на темном лице.
В суматохе высадки нам нелегко было бы разыскать следы драгоценной подвязки. Однако Би сказала только:
— Эти стюарды из Гоа славятся своей честностью.
А еще через несколько минут нас уже целовали и обнимали мама, Алан, всевозможные тетушки, кузины и друзья, которые пришли нас встречать. В этой возбужденной суматохе и суете вокруг багажа я думала лишь о том, какое счастье снова вернуться домой.
32
Да, вернуться домой было просто чудесно.
После того как отшумели вечеринки и встречи с друзьями и родственниками, омраченные только отсутствием Найджела и нашей тревогой за его судьбу, потому что вести с фронта по-прежнему приходили удручающие, мы посвятили себя уходу за Би и подготовке к новому большому событию в жизни нашей семьи — рождению ее ребенка.
Мама и Би, беззаботно болтая, шили приданое для младенца. От меня как по части шитья, так и по части обсуждения предстоящих родов толку было немного, и я решила испробовать на них некоторые из кулинарных рецептов, которым меня научили во Франции. Наш милый Алан всегда восклицал, пробуя мои «омлеты по-провансальски» и жареных цыплят:
— Что за чудесная стряпуха стала наша Джуля!
И вдруг совершенно неожиданно меня начали наперебой приглашать на вечера и приемы по случаю присуждения мне премии Ходдера и Стоутона.
Мельбурнские писатели и художники устроили в «Кафе франсэз» обед, на котором председательствовал редактор «Геральда» мистер Дэвидсон. Меню было разукрашено акварельными картинками и рисунками из «Пионеров», и этот вечер, где собрались вместе мои друзья из редакций и студий, стал одним из самых памятных в моей жизни, потому что свидетельствовал о добрых товарищеских чувствах ко мне. Только Хильды с Луи и Вэнса с Нетти не было. Они жили в Эмералде, около Данденонгов, и не представляли себе, как меня огорчит их отсутствие. Я догадалась, что они были не особенно высокого мнения о «Пионерах», и, конечно, вполне справедливо. Луи потом сказал мне, что это «пустая болтовня, которая пришлась кстати», и, как всегда, попал в самую точку. Однако ничто не могло омрачить очарования этого волшебного вечера, великодушия и веселья, с которыми писатели отпраздновали успех своего собрата по перу.
Мама понимала, что означает для меня это событие. Она любила плести хонитонские кружева, этому искусству научила ее одна аскетическая благородная старушка, принадлежавшая к секте «Плимутских братьев». Миссис Сэллоуз была родом из английской деревни, из семьи нотомственных кружевниц. Ее религия считала греховным всякое увлечение «тщетой этого грешного мира», и все же в тайном стремлении к прекрасному она плела своими искривленными пальцами тончайшую паутину кружев. Когда мама сплела первый кружевной воротник, она сказала, что отдаст его Би или мне для подвенечного платья — той из нас, которая первой выйдет замуж. Би часто говорила, смеясь, что выйдет замуж только для того, чтоб поносить эти кружева. У нее было несколько воздыхателей еще до того, как звезда Пэка засияла на ее горизонте, и я знала, что она сможет без труда получить награду. На ее подвенечном платье красовались чудесные мамины кружева.
И вот пока меня не было дома, мама сидела со своей маленькой круглой подушечкой, коклюшки жужжали и пели у нее под руками, и она плела новый кружевной воротник — для меня. По собственным ее словам, она надеялась, что «в один прекрасный день мой дружок приедет и мне придется выйти за него замуж».
Милая мама, она боялась, что сердце мое разбито и что я страдаю из-за несчастной любви.
— Но я не хочу ни с кем обручаться, — уверяла я ее. — Я обручена со своим трудом.
И вот в тот вечер, когда был устроен этот чудесный прием в мою честь, она дала мне воротник украсить платье, словно это был подвенечный наряд.
— Если ты не хочешь стать женой и матерью, моя дорогая, — сказала она горестно, — можешь надеть эти кружева сейчас.
Кабинет министров штата Виктория устроил в мою честь завтрак. Члены кабинета повезли меня на аэродром осматривать новые самолеты, предназначенные для участия в боевых действиях. На одном из этих самолетов лейтенант Эддисон впервые поднял меня в воздух. Я была прикреплена ремнями к сиденью позади пилота, ничто не отделяло нас друг от друга и от безбрежного пространства внизу. В те дни полет был еще новинкой, и некоторые из толстобрюхих политиканов, приехавших с нами, откровенно опасались доверить свои драгоценные туши столь хрупким на вид бипланам. А я наслаждалась собственной отвагой и волнующим полетом над морем на крыльях огромной птицы.
Я рассказала об этом в письме к Хьюго. Спустя несколько месяцев он написал, что мне удалось полетать раньше, чем ему, и что он договорился с пилотом, чтобы тот поднял его в первый раз в воздух. Все произошло удивительней, чем в романе: пилот, с которым он полетел там, в Палестине, оказался тем же самым лейтенантом Эддисоном, кружившим со мной над заливом Порт-Филиппа!
Правительство штата выдало мне шестимесячный бесплатный билет на проезд по железным дорогам штата Виктория. От правительства Нового Южного Уэльса я также получила шестимесячный бесплатный билет на проезд по тамошним дорогам.
Было также немало частных вечеров и литературных приемов в мою честь, я получила сотни приветствий и сердечных поздравлений от незнакомых читателей. Никогда бы не подумала, что соотечественники могут так живо откликнуться на успехи за океаном молодой писательницы, вышедшей из их среды.
Я не питала никаких иллюзий в отношении «Пионеров»: я знала, что это произведение незрелое и малозначительное, но оно открыло мне двери издательств и проложило дорогу для более серьезных произведений.
Я почувствовала, что теперь смогу посвятить себя литературной работе, путь к которой я пробивала себе так долго. Теперь я могла писать для австралийского народа об Австралии и о ее действительности.
Потом я получила письмо от Хьюго: ему дали отпуск по болезни на несколько недель, и он заедет в Мельбурн повидать меня.
Едва он приехал, как нас захватил стремительный водоворот любви. Маму он тоже очаровал, а Алан говорил с обычной своей застенчивой, странной улыбкой:
— Похоже, зря тебе тогда отдали кружева, Джуля!
И все же я не могла нарушить обещание никогда не выходить замуж, которое я дала своему Preux chevalier.
Ведь в свое время он грозил застрелиться в тот день, когда я выйду за кого-нибудь другого. Я рассказала Хьюго про этот зарок, но он возразил, что это еще не причина, чтобы нам разлучаться.
— Если придется, я тебя выкраду! — сказал он мне.
— Он прекрасный человек, — говорил Алан. — Выходи за него, Джуля.
Никогда еще мои чувства не были так сильны, и я проклинала себя за то, что отпустила Хьюго на войну, не подарив ему ничего, кроме воспоминания о поцелуях и о горячих прощальных объятиях. Неужели это конец нашего краткого безумия? Останется ли Хьюго в живых? Вернется ли он когда-нибудь, чтобы покорить меня снова?
33
Рождение ребенка у Би отвлекло меня от грустных мыслей о Хьюго. Девочку назвали Беатрис Катарина в честь ее матери и меня. Би еще не совсем окрепла, и мне пришлось взять на себя заботы о ребенке. Это была прелестная малышка! Пальчики ее обвивались вокруг моего пальца, она цеплялась за меня, пищала и отказывалась сосать надетую на бутылочку безобразную резиновую соску вместо розовых материнских сосков.
Алан стоял в дверях и улыбался, глядя, как я успокаиваю ее.
— Джуля, милочка, — сказал он. — Тебе нужно бы завести собственного ребенка!
— Нет уж, спасибо, — ответила я. — Хватит с меня и этой.
Я привязалась к ребенку, и поэтому, когда Би оправилась, мама решила, что мне будет лучше на некоторое время уехать, чтобы ребенок не привыкал ко мне слишком сильно. Полугодовой срок, на который мне был разрешен бесплатный проезд по железным дорогам штатов Виктория и Новый Южный Уэльс, подходил к концу. Я хотела побывать на месторождениях опалов за Уолгеттом, в самом конце железнодорожной линии Нового Южного Уэльса. Это нужно было мне для нового романа, который уже созревал у меня в голове; однако я решила ехать до Орбоста, конечной станции железной дороги штата Виктория, а оттуда наемным экипажем по дороге на Сидней, вдоль побережья.