— Кого?
— Женщину, добровольно покинувшую монастырь и примирившуюся с убийцей своих детей за семьсот марок в год и право присутствовать на королевских приемах.
— У меня бы не получилось. Такие попадаются разве что у Эврипида или в сумасшедшем доме. Ее можно играть только как последнюю дрянь. Знаешь, из этого выйдет отличная пародия на романтическую трагедию. Из тех, которые пишут белым стихом. Надо будет как-нибудь попробовать — на благотворительном утреннике или еще где-нибудь… Надеюсь, ты любишь мимозу… И кто только придумал женщину, которая сошлась с убийцей своих детей?!
— Никто ее не придумывал. Елизавета Вудвилл в самом деле приняла пенсию от Ричарда. Ее дочери посещали балы во дворце, а она писала другому своему сыну, от первого брака — Дорсету, чтобы он возвращался домой из Франции и помирился с Ричардом. Как предполагает Олифант, она либо боялась, что ее силой вытащат из убежища (ты когда-нибудь слышала, чтобы человека насильно вытаскивали из-под защиты церкви? За такое сразу же полагалось отлучение, а Ричард был весьма примерным католиком), либо ей наскучила монастырская жизнь.
— А что ты думаешь по поводу этих странностей?
— Совершенно очевидно, что принцы были еще живы и здоровы. На другое никто из современников и не намекает.
Марта придирчиво осмотрела расставленные веточки мимозы.
— Да, верно. Ты рассказывал, что подобного обвинения не было и в том акте… После смерти Ричарда, я хочу сказать, — поправилась актриса, переведя взгляд с мимозы на портрет, затем на Гранта. — Значит, ты и в самом деле думаешь, что Ричард не имеет никакого отношения к смерти мальчиков?
— Я совершенно уверен, что они были в полном здравии, когда Генрих прибыл в Лондон. Ничто не может объяснить тот факт, что он не воспользовался случаем поднять шумиху, если мальчики и в самом деле исчезли. У тебя есть другие предположения?
— Нет, конечно, нет. Это совершенно необъяснимо. Я всегда полагала, что разразился жуткий скандал и что смерть принцев стала основным пунктом обвинения Ричарда. Да, ты и мой кудрявый ягненочек чудесно проводите время! Предлагая тебе заняться расследованием, чтобы скоротать время, я и не думала, что вношу вклад в переосмысление нашей истории. Да, чуть не забыла — за тобой охотится Атланта Шерголд.
— За мной?
— Да. Она просто мечтает растерзать тебя. Говорит, что Брент пристрастился к Британскому музею, как наркоман к своему зелью. Никакими силами не вытащить его оттуда. А когда это ей удается, мысли его все равно витают в Старой Англии. На нее не обращает внимания, даже перестал бывать на каждом представлении «По морю в корыте». Ты часто видишь Брента?
— Он ушел за несколько минут до тебя. Но в ближайшие дни он вряд ли даст о себе знать.
Грант, однако, ошибся.
Перед самым ужином ему принесли телеграмму от Брента.
«ПРОКЛЯТЬЕ ПРОКЛЯТЬЕ ПРОКЛЯТЬЕ тчк СЛУЧИЛОСЬ НЕПОПРАВИМОЕ тчк ВЫ ПОМНИТЕ ХРОНИКУ ЛАТЫНИ КОТОРОЙ Я ГОВОРИЛ КОТОРУЮ ПИСАЛ МОНАХ КРОЙЛЕНДСКОМ АББАТСТВЕ тчк ТОЛЬКО ЧТО ВИДЕЛ ЕЕ тчк ПРИВЕДЕНЫ СЛУХИ СМЕРТИ МАЛЬЧИКОВ тчк ХРОНИКА НАПИСАНА РАНЬШЕ СМЕРТИ РИЧАРДА тчк МЫ ПОГИБЛИ тчк ОСОБЕННО Я тчк МОЯ КНИГА НИКОГДА НЕ БУДЕТ НАПИСАНА тчк РАЗРЕШАЕТСЯ ЛИ ИНОСТРАНЦАМ ТОПИТЬСЯ ТЕМЗЕ ИЛИ ЭТО ПРИВИЛЕГИЯ АНГЛИЧАН
Наступившую тишину нарушил вахтер, принесший телеграмму:
— Она с оплаченным ответом, сэр. Вы будете отвечать?
— Что? Нет, нет… не сейчас. Потом.
Грант стал размышлять над сведениями, переданными ему с истинно американской экстравагантностью. Он снова перечитал телеграмму.
— Кройленд… — протянул он в задумчивости. Почему это название встревожило его? Оно ему еще не встречалось. Кэррэдайн упоминал просто о какой-то монастырской хронике.
В своей профессиональной деятельности Грант слишком часто натыкался на факты, которые противоречили созданным до того гипотезам, чтобы так легко почувствовать себя обескураженным. На новую информацию он отреагировал так, как сделал бы это при проведении настоящего следствия. Он принялся рассматривать противоречивый факт со всех сторон. Спокойно. Беспристрастно. Не впадая в отчаяние, как бедняга Кэррэдайн.
— Кройленд, — повторил он вслух. Кройленд находится где-то в Кембриджшире. Или в Норфолке? Где-то там, на границе, среди болот.
В палату вошла Лилипутка и поставила широкий поднос с ужином на грудь Гранта, но тот ничего не замечал.
— Вам так удобно? — спросила сестра. Не услышав ответа, она повторила вопрос.
— Или![10] — закричал Грант на девушку.
— Что?
— Или, — прошептал он, уставившись в потолок.
— Мистер Грант, вам нехорошо?
Инспектор увидел озабоченное лицо Лилипутки, заслонившее знакомые разводья трещин на потолке.
— Нет, напротив! Мне замечательно! Погодите минутку, сделайте одолжение, отправьте телеграмму. Дайте-ка блокнот. Из-за этого пудинга я не могу до него дотянуться.
Сестра подала ему блокнот и карандаш, и Грант написал:
«Можно ли найти упоминание о подобных же случаях во Франции приблизительно в то же время?
Затем с аппетитом съел ужин и приготовился насладиться глубоким сном. Грант уже почти заснул, когда вдруг почувствовал, что кто-то склонился над ним. Приподняв веки, он увидел прямо над собой встревоженные глаза Амазонки. Сестра держала в руке желтый конверт.
— Я не знала, что делать, — стала объяснять девушка. — Не хотела тревожить вас, но подумала, вдруг что-нибудь важное. Телеграмма, сами понимаете… Надеюсь, я вас не разбудила?
Грант заверил сестру, что она поступила правильно, и та с облегчением вздохнула, едва не сдув на пол портрет Ричарда. Пока инспектор читал телеграмму, девушка стояла рядом, готовая поддержать его на случай дурных вестей, — для нее телеграммы всегда означали неприятности.
Телеграмма была от Кэррэдайна.
«НЕУЖЕЛИ ВАМ ХОЧЕТСЯ ПОВТОРЯЮ ХОЧЕТСЯ НАЙТИ ЕЩЕ ОДНО ОБВИНЕНИЕ
Грант тут же настрочил ответ: «Да. Желательно во Франции», — и попросил Амазонку отправить поскорее.
— А теперь, пожалуй, свет можно выключить совсем. Я отлично посплю до самого утра.
Он заснул, думая о том, каковы шансы обнаружить теперь столь желанное второе упоминание о виновности Ричарда.
Кэррэдайн появился на следующий день, видом своим отнюдь не напоминая самоубийцу. Наоборот, он как-то посветлел, и даже его пальто стало больше похоже на нормальную верхнюю одежду.
— Мистер Грант, вы просто чудо! Неужели у вас в Скотленд-Ярде все такие? Или это вы такой особенный?
Грант смотрел на него, едва веря удаче:
— Неужели вы все-таки откопали французские сплетни?
— Разве вы сами этого не хотели?
— Еще как хотел! Но не надеялся. Шансы были мизерные. Так какую же форму слухи приняли во Франции? Хроника? Письмо?
— Нет. Нечто более удивительное. Собственно говоря, более серьезное. Похоже, что канцлер Франции упомянул об этом в речи перед Генеральными штатами в Туре. И был весьма красноречив. Пожалуй, его краснобайство меня и утешило.
— Почему?
— Ну, на мой слух его речь звучит совсем как выступление американского сенатора, охаивающего во всю мочь перед своими избирателями внесенный коллегой законопроект, который им явно не нравится. В общем, хочу сказать, похоже на политиканов в Штатах.
— Вам бы работать в Скотленд-Ярде, Брент. И что же заявил досточтимый канцлер?
— Это, к сожалению, по-французски, а я в нем не слишком силен. Так что вам лучше прочесть самому.
Он протянул Гранту листок, исписанный детским почерком.
Грант прочитал:
«Reqardes, je vous prie, les evenement qui apres la mort du roi Edouard sont arrives dans ce pays. Contemplez ses enfants, deja qrands et braves, massacres impunement, et la couronne transportee a l'assassin par la faveur des peuples».[11]
— «В этой стране», — повторил вслух Грант. — Значит, уже тогда он отнюдь не симпатизировал англичанам. Он даже предполагает, что мальчики были «зверски убиты» с согласия народа. Так что нас почитают за нацию варваров.
— Точно. Именно это я и имел в виду. Точь-в-точь как конгрессмен, пытающийся доказать свою правоту во что бы то ни стало. А на самом деле французы в том же году, приблизительно через шесть месяцев, отправили к Ричарду послов, видимо, выяснив, что слухи не соответствовали действительности. Ричард сам подписал посольству охранную грамоту. Вряд ли он поступил бы так, если французы все еще продолжали бы славить его как злодея и убийцу.
— Резонно. У вас есть даты появления слухов в Англии и во Франции?
— Конечно. Кройлендский монах описывал события в конце лета 1483 года. Он упомянул, что распространился слух о том, будто принцев убили, но никто не знает как. Инцидент на заседании Генеральных штатов произошел в январе 1484 года.
— Великолепно! — воскликнул Грант.
— Почему вы хотели найти второе упоминание о виновности Ричарда?
— В качестве дополнительного доказательства. Знаете, где находится Кройленд? Близ Или. Именно в тех краях Джон Мортон, епископ Илийский, скрывался после своего побега от Букингема.
— Мортон! Ну, конечно…
— Если слухи исходили от Мортона, они должны были появиться и на континенте, когда он перебрался туда. Мортон бежал из Англии осенью 1483 года, а слухи во Франции датированы январем 1484-го.
— Мортон! — воскликнул Кэррэдайн, со вкусом произнося это имя. — Как только в этом деле что-нибудь не чисто, мы наталкиваемся на Мортона.
— Вы тоже это заметили?
— Он принимал участие в заговоре с целью убить Ричарда до его коронации, он стоял за восстание против Ричарда после его коронации, а его бегство на континент — чистое предательство.
— Ну, это всего лишь домыслы, никакой суд не примет их за отсутствием прямых улик. Но после того, как Мортон перебрался через Ла-Манш, его уже можно документально уличить в предательской деятельности. Он со своим приятелем, неким Кристофером Эрсвиком, работал в интересах Генриха не покладая рук, «отправляя подметные письма и тайных посланников» в Англию с целью мутить народ против Ричарда.