— Тебе известно, как убили принцев?
— Я знаю о Ричарде III только то, что мать вынашивала его целых два года.
— Вот как! Откуда такие сведения?
— Наверное, из школы.
— Интересная же у тебя была школа. В моих учебниках подобные вещи не упоминались. Ты когда-нибудь слышал о Тирреле?
— Да. Пароходный шулер, утонул на «Египте».
— Нет, я имею в виду Тиррела из истории.
— Ну, из всей истории я помню только 1066 и 1603 годы.
— А что случилось в 1603 году? — спросил Грант, все еще думая о Тирреле.
— Англия и Шотландия объединились.
— Что ж, это лучше, чем бесконечно враждовать.
— Говорят, именно Тиррел убрал с дороги тех двух мальчишек.
— Племянников Ричарда? Нет, не помню такого. Ну ладно, мне пора. Что я могу для вас сделать?
— Ты говорил, что собираешься на Чаринг-Кросс-роуд?
— Да, в те края.
— Загляни в какой-нибудь книжный магазин и купи мне историю Англии. Только серьезное издание, не для школьников. И биографию Ричарда III прихвати, если сможешь найти.
— Конечно, о чем речь.
Выходя из палаты, сержант столкнулся с Амазонкой, с удивлением обнаружив, что та не уступает ему в росте. В замешательстве пробормотав приветствие, Уильямс вопросительно посмотрел на Гранта и скрылся в коридоре.
Амазонка объявила, что ей пора заняться больной из четвертой палаты, но она все же зашла к Гранту проверить, достаточно ли он убежден.
— Убежден? В чем?
— В благородстве Ричарда Львиное Сердце.
— Я еще не добрался до Ричарда I. Но пусть больная из четвертой палаты немного подождет, а вы расскажите мне, что вы знаете о Ричарде III.
— Ах, эти бедняжки! — всплеснула руками Амазонка, и ее большие коровьи глаза наполнились жалостью.
— Кто?
— Два молоденьких принца. В детстве мне даже кошмары снились — я сплю, а меня кто-то подушкой душит.
— Значит, их так вот и убили?
— Да, а вы разве не знали? Сэр Джеймс Тиррел прискакал в Лондон, когда весь двор находился в Уорике, и велел Дайтону и Форресту убить принцев, а затем они завалили их тела камнями под какой-то лестницей.
— Но в вашей книге таких сведений нет.
— Так это же учебник. Он годится разве только для зубрежки перед экзаменом. В таких книгах ничего интересного не прочтешь.
— Где же вы откопали такую славную сплетню про Тиррела, разрешите спросить?
— Никакая это не сплетня, — обиженно возразила девушка. — Все это можно найти у сэра Томаса Мора в хронике его времени. А ведь во все времена не сыщешь более уважаемого и достоверного автора, чем сэр Томас Мор, не так ли?
— Верно, противоречить сэру Томасу считается дурным тоном.
— Во всяком случае, именно так пишет сэр Томас, а ведь он жил в то время и был знаком со всеми.
— В том числе и с Дайтоном и Форрестом?
— Нет, разумеется, нет, но с Ричардом, с бедняжкой-королевой и другими.
— С королевой? Королевой — женой Ричарда?
— Да.
— А почему «бедняжкой»?
— Ричард устроил ей ужасную жизнь. Говорят, он отравил ее. Хотел жениться на своей племяннице.
— Почему?
— Она была наследницей престола.
— Понятно. Избавился от обоих принцев, а потом решил жениться на их старшей сестре.
— Да. Не мог же он жениться на ком-нибудь из этих мальчиков!
— Справедливо. До такого, наверное, даже Ричард III не додумался бы.
— Так вот, он рассчитывал жениться на сестре принцев, чтобы укрепить свое положение на троне. На самом-то деле кончилось тем, что она вышла замуж за его преемника и стала бабушкой королевы Елизаветы. Мне всегда нравилось, что в жилах Елизаветы текло немного крови Плантагенетов, — Тюдоры мне не по душе. Ну, пора идти, а то у старшей сестры скоро обход и мне влетит, если я не управлюсь вовремя в четвертой палате.
— Это будет концом света.
— Это будет моим концом, — вздохнула девушка и вышла.
Грант снова взялся за учебник и попытался разобраться в войне Алой и Белой розы, но безуспешно. Войска атаковали и контратаковали. Йорки и Ланкастеры попеременно одерживали верх в бесконечном калейдоскопе сражений и стычек, которые, казалось, были лишены всякого смысла.
Как все-таки сумел уяснить себе Грант, начало событиям было положено сотней лет ранее, когда прямой порядок престолонаследия прервался со свержением Ричарда II. Грант знал об этом потому, что в юности добрых четыре раза смотрел «Ричарда Бордоского» в театре. В течение трех поколений Англией правили узурпаторы Ланкастеры. Неудивительно, что люди жаждали снова видеть на троне представителя законной династии, тем более будучи свидетелями того, как бездари, окружавшие беднягу Генриха IV, одно за другим сдавали все завоевания во Франции, в то время как король возился со своей новой игрушкой — только что основанным Итоном и упрашивал придворных дам носить декольте поскромнее.
Все трое упрямцев-Ланкастеров отличались редким фанатизмом, резко контрастировавшим с либерализмом двора Ричарда II. Проявлявшаяся во всем терпимость Ричарда почти мгновенно сменилась сожжением еретиков. Еретиков жгли в течение трех поколений, и неудивительно, что простые люди стали гораздо осторожнее выражать свое недовольство.
Особенно это проявлялось с тех пор, как перед ними разыгралась драма герцога Йоркского — способного, одаренного, разумного и влиятельного человека, кровного наследника Ричарда II. Возможно, его и не хотели видеть в короне слабоумного Генриха, но все же предложили взять на себя управление страной и навести порядок.
Йорк попытался, но наградой за труды ему стала смерть на поле брани, семья же его провела много лет в ссылке. Но когда вся суматоха стихла, на английском троне оказался сын Йорка, сражавшийся с ним рука об руку, и в стране снова воцарилось счастливое спокойствие под властью высокого, белокурого, красивого и любвеобильного, но притом весьма умного и проницательного Эдуарда IV.
Этим в основном ограничивались сведения, которые почерпнул Грант о войне Алой и Белой розы.
Когда он оторвался от книги, посредине палаты стояла старшая сестра.
— Я стучала, но вы были слишком погружены в чтение. — Стройная и неприступная, в элегантности она не уступала Марте; руки, выглядывавшие из белых манжет, сложены вместе; белоснежная косынка спускалась на плечи с неподражаемым достоинством; единственное украшение — маленький серебряный значок, полученный вместе с дипломом об образовании.
— Вот решил на досуге заняться историей, — сообщил Грант. — Уж лучше поздно, чем никогда.
— Похвальный выбор. История позволяет трезво взглянуть на вещи. — Она заметила фотографию. — Вы сторонник Йорков или Ланкастеров?
— Вы узнали портрет?!
— Конечно. Практиканткой я проводила много времени в Национальной галерее. Денег у меня было очень мало, ноги вечно стерты, а в галерее было тепло, тихо, да и кресел хватало. — Она слегка улыбнулась, вспоминая ту молоденькую, усталую и простодушную девчонку, которой была когда-то. — Портретная галерея нравилась мне больше всего потому, что она дает такое же ощущение реальности и сопричастности, как и книги по истории. Все эти деятели, которые считались в свое время такими важными персонами, всего лишь имена на табличках, всего лишь краски на холсте. В те дни я видела много портретов. — Ее внимание снова переместилось на снимок. — Какой несчастный человек!
— Мой хирург считает, что он страдал полиомиелитом.
— Полиомиелитом? — Старшая сестра на миг призадумалась. — Очень возможно. Но для меня этот портрет всегда выражал такое страдание, такую муку… У Ричарда самое несчастное лицо из всех, которые я видела, а повидала я их, поверьте, немало.
— Вы полагаете, портрет был написан уже после убийства принцев?
— Да, конечно. Ричард вовсе не был бездушным злодеем. Он был личностью. Он безусловно сознавал, как… отвратительно его преступление.
— Вы считаете, он принадлежал к тем людям, которые не могут жить в мире со своей совестью?
— Отличное определение. Да. Такие люди сильно жаждут чего-нибудь, а потом обнаруживают, что заплатили за это слишком дорогую цену.
— Значит, вы не считаете его законченным негодяем?
— О нет! Негодяев не мучает совесть, а это лицо исполнено ужасной муки.
Минуту или две они молча рассматривали портрет.
— А вскоре потерял единственного сына… И смерть жены… Такие сильные потрясения в столь короткий срок. Ему, наверное, виделась в этом кара небесная.
— Он любил жену?
— Она приходилась ему двоюродной сестрой, и они знали друг друга с детства. Любил ее Ричард или нет, она была ему настоящим спутником жизни. Когда на голове корона, подобные отношения — редкая удача… Мне пора, надо посмотреть, как идут дела в больнице. Я даже не спросила о вашем самочувствии. Но раз у вас появился интерес к человеку, умершему четыреста лет назад, значит, все в порядке.
За все время разговора старшая сестра не изменила своей позы. Она снова улыбнулась своей туманной, сдержанной улыбкой и, по-прежнему сцепив перед собой руки, направилась к двери. Двигалась она величаво и спокойно. Как монахиня. Как королева.
4
После обеда в палате появился запыхавшийся сержант Уильямс, который принес два толстых тома.
— Мог бы оставить их внизу, в регистратуре, — пожурил его Грант.
— Я все равно собирался подняться, чтобы дать разъяснения. У меня хватило времени зайти только в один магазин. Вот это лучшая история Англии из всех, имевшихся в наличии. Продавец даже сказал, что это вообще самая лучшая история. — Сержант положил перед Грантом внушительный серовато-зеленый том, всем своим видом показывая при этом, что никакой ответственности за содержание он не несет. — Отдельной биографии Ричарда III там не нашли, но вот что мне дали. — Уильямс протянул красочно оформленное издание с ярким гербом на суперобложке. Книга называлась «Рэбская Роза».
— О чем здесь?
— Похоже, она была его матерью. Я имею в виду эту самую Розу. Ну, я побегу — должен быть в Ярде через пять минут, а то шеф мне голову оторвет. Извините, что не мог принести больше. Если эти книги вам не подойдут, постараюсь достать что-нибудь другое.