К моему удивлению, испросивший разрешения присесть за стол Добронравов достал из наплечной сумки небольшую тетрадь и спокойно переписал данные из подорожной в неё. Он только немного удивился количеству стран, что я посетил, больше ничего его удивления не вызвало, он вернул мне мой заграничный паспорт.
– Через полчаса отправляемся, ваше сиятельство, – вернув мои документы и взяв плату за проезд, известил он и встал. – Я распоряжусь, чтобы ваши вещи были доставлены из номера в карету.
– Хорошо, сударь, – благосклонно кивнул я, продолжая делать вид, что всё ещё любуюсь пейзажем за окном.
– Разрешите вопрос, ваше сиятельство.
– Я слушаю, – посмотрел я на мнущегося рядом сотрудника почты.
– Дело в том, что почтовая карета является предметом интереса некоторых дорожных разбойников…
– Я вас понял, в случае нужды моё оружие в вашем распоряжении. Мне уже приходилось отбивать нападения пиратов, дорожных бандитов и даже гальдиерос. Это городские банды в Бразилии.
Говоря, я внутренне ухахатывался, давно столько лапши на уши не вешал.
– О-о-о, – потянул парень и, ещё раз извинившись за доставленные неудобства, хотел было вернуться за стол к кучеру и продолжить обед, но я спросил у него:
– Ваша речь слишком правильная для простого сотрудника.
– Я студент, ваше сиятельство, сейчас у меня каникулы перед практикой. А почтовая служба довольно неплохо платит за эту работу. К тому же я уже трижды проезжал мимо земель моего батюшки и навещал семью.
– Наверное, ваша семья не очень рада вашим подработкам?
– Моя семья трагически погибла и похоронена на семейном кладбище. А земли и поместье проданы за долги земельным банком, ваше сиятельство.
– Понятно, можете идти, – спокойно сказал я и вернулся к наблюдению за пейзажем.
Через полчаса я вышел из харчевни, щедро заплатив за проведённую ночь и обед, поэтому хозяин суетился рядом, держа в руках корзину с пирогами и бутылкой козьего молока. Он поставил эту корзину на пол в карете и, раскланявшись, отошёл в сторону, наблюдая, как я подошёл к карете, куда как раз подходили другие пассажиры. При первой встрече, когда они проходили в зал, мы просто раскланялись, но сейчас, ввиду того, что ехать вместе нам довольно продолжительное время, требовалось познакомиться более тщательно. Это на себя взял Добронравов, быстро нас познакомив и пригласив проходить в салон кареты – наступило время отбытия.
Покачиваясь на неровной дороге Большого Сибирского тракта, я с интересом поглядывал на спутников. Их было пятеро. Молодой прапорщик, Андрей Евсеев, окончивший офицерское артиллерийское училище в Питере, год отслуживший и в данный момент направляющийся на побывку домой, проведать семью. Направлялся он в Питер, он был из столицы.
Остальные дворянами не были, это была купеческая семья Ипатьевых. Глава семейства, Анатолий Григорьевич, статный мужчина в дорогом костюме, его жена, Ольга Марковна, властная матрона в теле, а также двое их детей: Олеся, довольно красивая девушка лет пятнадцати, и Егорка, не умеющий сидеть на месте мальчишка лет десяти. Его постоянно одёргивала мать.
Прапорщик, имевший кроме сабли на боку, которую он гордо поглаживал, ещё кобуру с пистолетом, а также гитару, интересовал меня куда больше, чем купеческая семья, хотя девушка, конечно, была хороша. Распускающийся бутон молодости и красоты.
По настоянию родителей, часто краснеющая девушка была посажена между мной и прапорщиком, напротив своей семьи. Аргументы были приведены убивающие своим смыслом. Молодежи будет интереснее общаться друг с другом, чем со стариками. Как будто их не было рядом.
Так вот насчёт прапорщика. Заинтересовала, конечно же, меня гитара, а никак не сам прапорщик, поэтому через пятнадцать минут я нарушил молчание, которое до этого только прерывали возгласы Егора и пытавшейся унять его мамаши, и попросил посмотреть гитару.
– Вы умеете музицировать, ваше сиятельство? – подавая гитару, на грифе которой был голубой бант, спросил военный.
– Есть такой грех, – согласился я.
Пару минут я настраивал гитару под себя, после чего, сделав перебор, затянул песню бременских музыкантов. Она вызвала восторг у всех пассажиров, даже Олеся наклонилась чуть вперёд и, развернувшись в мою сторону, что вызвало даже некоторую ревность со стороны прапорщика, впитывала каждое слово и звук струн.
«Очи чёрные» и «Увезу тебя я в тундру» прошли с ещё большим успехом. Под конец, когда дорога стала хуже, я спел про маркизу, на ходу переделав песню. Общалась маркиза, узнавшая о трагедии в доме, не через телефон, а на пляже, куда прибывали её слуги. Ольга Марковна, тряся своими телесами и вытирая слёзы, пыталась отсмеяться.
– Хорошие песни, никогда о них не слышал, – с восторгом признался прапорщик, принимая гитару, что я ему возвращал. – Ваши?
– Аргентинские, я их немного переделал, когда переводил.
После меня пел уже прапорщик, но заметно бледнее, хотя одна баллада, что растянулась на сорок минут, поразила даже меня. Нет, не смыслом, а тем, что прапорщик смог запомнить её. Год учил, наверное, не меньше.
Также я травил анекдоты, они тоже с успехом шли у попутчиков. Когда ехали в карете, я рассказывал обычные, даже детям слушать можно, а когда мы у харчевни или таверны, где ночевали, выходили покурить с прапорщиком и Анатолием Григорьевичем, я уже рассказывал неприличные, вызывая громовые раскаты дружного мужского гогота.
Так и ехали, весь наш путь занял почти сутки, переночевали мы в одной гостинице в небольшом городке, пока не прибыли под вечер в Екатеринбург.
Отказавшись от приглашения Ипатьевых переночевать у них, мы с Андреем взяли багаж и направились к главной гостинице города, где в основном и останавливались дворяне.
Во время регистрации – слуга только-только взял наши вещи, – в фойе вошли трое мужчин в форме, как я понял – жандармов. Причём самое интересное, они направились к нам с самым решительным видом.
– Извините, господа. Кто из вас человек, выдающий себя за некоего князя Аргентинского? – вопрос, что задал ротмистр, обращался к нам с Андреем, но смотрели жандармы только на меня.
– Как я понимаю, вас интересует моя персона? – усмехнулся я, слегка склонив голову.
Один из жандармов – унтер, как я понял – сместился к моему правому боку и контролировал мою кобуру и нож, внимательно следя за всеми моими движениями.
– Ваши документы, – протянул руку ротмистр и, получив их, увлёкся изучением.
– Господа, в чём дело? – спросил удивлённый Андрей.
– Дело в том, прапорщик, – повернулся к нему ротмистр, – что этот самозваный князь пользуется грубо сделанными документами. Фальшивками, более того… Марзин!
Стоявший рядом унтер схватил меня, с любопытством наблюдавшего за всем этим представлением, за руку и задрал рукав.
– Каторжник, – с удовольствием констатировал ротмистр, глядя на след верёвок на моих запястьях.
– Повеселились? – поинтересовался я и тут же жёстко сказал, глядя в глаза ротмистра: – Не во всём ты прав, служба.
Переметнув через бедро унтера, я стопой ноги в грудь отправил в полёт второго жандарма и, увернувшись от захвата, который пытался произвести ротмистр, закрутив его вокруг своей оси, как это делает танцор со своей партнёршей, отправил его в полёт. Тот его не закончил, встретился с не успевшим увернуться Андреем, и оба офицера свалились на пол.
Все присутствующие были шокированы. В фойе кроме портье и прислуги присутствовали некоторые дворяне-постояльцы – числом трое. Благо военных не было, а то наверняка бы попытались принять участие в потасовке.
– Стоять! – рявкнул я тем поставленным командным голосом, который нарабатывал многие годы. – Смирно!
Ротмистр, который уже распутался с Андреем, где у кого чья рука или нога, и вставал с пола, доставая саблю, замер, удивлённо вытаращившись на меня, как и другие жандармы, пришедшие в себя.
Неспешно отстегнув пояс, я положил его на стойку, после чего, расстегнув пуговицы на рукавах, снял куртку и бросил её к поясу.
– Кое в чём вы правы, но только в том, что у меня есть поддельные документы. Кстати, не поясните, как вы об этом узнали? То, что Добронравов сообщил, это понятно, но где я попался?
– Орфографические ошибки в записи, которая якобы сделана служащим таможни.
– Да, ваш язык я плохо знаю, – согласился я. – Но это ещё не всё, того уезда, что указан в документе, не существует. Я его вообще со смеху написал, заметите или нет. Смеюсь… не заметили.
Ротмистр с недоверием посмотрел на меня и, подняв с пола лист, стал изучать его, после чего нехотя кивнул, признавая свою ошибку.
– Однако должен добавить, что я действительно являюсь князем. Великим князем. Я этот титул вполне заслужил своими делами и ношу его по праву, и ваше мнение мне, честно говоря, глубоко безразлично, признаете вы его или нет. Я иностранец и не являюсь подданным российской короны. Волею судьбы я оказался в Пермской губернии, причём вышло так, что моя лодка перевернулась, я получил бортом по голове и потерял сознание. Очнулся я на песчаной косе, ко мне приближались неизвестные люди. Так представьте себе, вместо того чтобы помочь попавшему в беду дворянину, эти неизвестные, вместе с которыми был также хозяин тех земель, избили меня ногами, потерявшего все силы. Потом связали и повезли в поместье некоего Сергея Игоревича Луцкого. Там, не спрашивая и не давая возможности сказать, кем я являюсь, опознали как местного крестьянина, который входил в какую-то неизвестную мне банду, и приговорили к двадцати ударам плетью. Причём то, что я имею другой загар и мало похожу на крестьянина, было признано малосущественным. Я не мог сообщить, кем являюсь, так как у меня был кляп и я постоянно был связан, а когда у меня вытащили кляп и вставили деревяшку перед экзекуцией, я не успел ничего сказать, – говоря, я расстегнул рубаху и, скинув ее, повернулся спиной к слушателям. Одна дама от вида моей спины охнула и рухнула в обморок, её спутник не успел поддержать свою даму. – Я был в сознании, когда меня били. Именно от этих верёвок у меня остались грубые шрамы на руках и на ногах, последние вы не видите. Что сделали с моей спиной, вы уже лицезрели. Я князь, я дворянин. Моя кровь бурлила от той ненависти, что я испытывал к местному помещику и его людям. Когда вытащили деревяшку, я не стал ничего говорить. Просто не имело смысла, так как я решил, что все, кто присутствовал при казни, умрут от моих рук. В жилах моих течёт кровь многих предков, которые прославились как жестокие воители, все они всегда раздавали долги. Для нас это священно. От наших рук даже умирали короли и цари, когда они были нашими врагами. Моя кровь тоже бурлила, требуя мщения. Я смог освободить одну руку, кровь из ран ослабила верёвку, позволяя мне это сделать…