Мы ещё немного поговорили, пока я не закончил обед.
– А теперь извините, мне нужно спешить. Делу время, а потехе час. Всего хорошего.
Не успел старший майор госбезопасности открыть рот, чтобы остановить меня, как я, забрав список с координатами госпиталей, рванул через открытое окно по следующему адресу. Ещё шесть госпиталей и медсанбатов, и можно уходить за территорию Москвы по окрестным населённым пунктам. Москву от раненых я уже подчистил. Правда, там Жуков совсем уж разошёлся, и пополнение пошло с фронта, где не стихали ожесточённые бои, но ничего, может, сил и на них хватит.
Куйбышев.
Резервная Ставка Верховного Главнокомандующего.
Кабинет Сталина в недостроенном бункере.
1942 год, 10 мая, 16 часов 37 минут
– Товарищ Сталин, к вам товарищ Берия, – прозвучало в динамике селектора.
– Пусть войдёт, – нажав на кнопку, приказал хозяин кабинета и велел двум секретарям райкомов перенести совещание на более позднее время.
Как только те вышли, пропустив в кабинет наркома, Сталин спросил:
– Подтвердилось? Это он?
– Да, это Оракул-1, – кивнул Берия, предварительно прикрыв дверь. – Он побывал в штабе Жукова и сбежал оттуда до того, как начальник особого отдела фронта успел окружить штаб подчинёнными ему подразделениями. Выяснилась странная особенность Оракула, о которой мы не знали, или, вполне возможно, ими не владел Оракул.
– Что именно?
– Он очень быстро перемещается, способен пробежать километр за долю секунды. И лечит. Лечит от всего. Ампутированные ноги и руки заново отрастают. Оракул, по договорённости с комфронта, посетил четыре десятка госпиталей и всех ранбольных поднял на ноги, отчего соединения Жукова изрядно пополнились людьми. Да и сейчас бегает. По примерным прикидкам, комфронта получил около двадцати пяти тысяч и сразу начал наступление. Оракул предоставил ему карту из штаба командующего армией противника.
– Вот так вот сразу ему поверили?
– Но мы ведь сами создали культ Александрова… Но Жуков не таков, чтобы верить сразу неизвестно кому. У него была некоторая информация о передовых подразделениях, воевавших в Москве, он сравнил их с добытой картой и выявил совпадения. Так что Жуков опирался только на факты. Потом была молниеносная подготовка к атакам с флангов, именно туда и шли все пополнения, ну и прорыв. Что точно там происходит, мне пока не известно.
– А вот мне, товарищ Берия, известно. Жуков лично доложил о появлении Александрова, а также о возможности благоприятного наступления и получил моё согласие на любые действия. На данный момент ударные части, пробив бреши по флангам группировки войск противника, направились в их тылы с задачей окружить войска вермахта в Москве. Не зря мы туда стрелковый корпус и четыре резервные дивизии перебросили, да и два танковых полка на новейших машинах, с пополнением пригодились. Так что ждём и надеемся. Если подразделения вермахта будут окружены, то фактически им нечего будет противопоставить нашему дальнейшему наступлению. Ведь в Москве не только мы потери несли, но и немцы. Резервов у них нет. А те две румынские дивизии, что находятся у них в тылу, используются как охранные, воинами их назвать нельзя. Наши дивизия прошла горнила боёв, сметет их и не заметит.
– Это было бы хорошо… Что с Оракулом делать? Догнать мы его не может, остановить тоже, а общаться с нами он не желает.
– Где он был всё это время, выяснили?
– Да. Он, оказывается, отдыхал в тропических морях на собственной яхте в окружении девушек-туземок. Что-то у него там было, лечился от чего-то.
– Откуда такие сведения? – несколько удивился Сталин.
– Несколько часов назад начальник особого отдела фронта всё-таки смог его перехватить во время обеда и пообщаться. Удалось выяснить, что некто Гриша – тот, что Посредник – был им ликвидирован в Берлине, но Оракул-1 уверен, что тот оставил записи, которыми и пользуются немцы. Такая активность в новом поступлении техники объясняется именно этими записями. У нас только-только серийные автоматы Калашникова пошли в войска, а у тех уже три месяца используются штурмовые винтовки на базе того же автомата.
В это время в кабинет заглянул Поскрёбышев:
– Товарищ Сталин, сообщение от начальника отдела фронта. Оракул-1 во время излечения очередных больных потерял сознание. У него из ушей потекла кровь. По предположению врачей, это обессиливание, он простудился. Но, к счастью, жив…
До самого вечера я бегал по медсанбатам, больницам и госпиталям. В общем, там, куда свозили большое количество раненых, и адресам, которые у меня были. В полночь меня вырубило в одном из госпиталей для командного состава из-за полного отсутствия сил, и очнулся я уже утром. Обнаружил, что лежу под капельницей с глюкозой в одной из палат. Силы были, поэтому я незаметно для охранявших меня бойцов НКВД покинул палату, оделся на складе для выздоравливающих – форма была только командирская – и, долечив тех, кого вчера не успел, – меня вырубило на четвёртой палате, а всего было двадцать шесть, – побежал по следующему адресу. Листок пропал вместе с формой и обувью, но я помнил, куда направляться. К обеду я снова почувствовал упадок сил, но меня покормили, после чего я велел главврачу выйти на штаб фронта с сообщением, что я закончил, больше помощи от меня не будет, и побежал в сторону передовой.
Вот там пришлось удивиться. Обегал я Москву стороной и, надеясь найти линию фронта, которую собирался пересечь и добраться до отряда Зиновьева, обнаружил пустые окопы. Я видел три чадящие на ничейной полосе коробочки танков, да две были в глубине немецких позиций, так что наши, сбив немцев, рванули дальше, охватывая тех, кто сидел в городе. Гремело отовсюду, по освобожденной передовой, по расчищенным сапёрами позициям, следом за своими войсками шли тыловые подразделения. В этот момент меняла позицию гаубичная батарея и двигалась колонна с боеприпасами. Постояв ещё пару секунд над бывшей позицией немецкого пулемётного гнезда, я побежал дальше. Толчок, который был так необходим Жукову, им получен. По моим прикидкам, я поднял на ноги около пятидесяти тысяч человек, вот он и воспользовался ситуацией. Похоже, окружение немецкой группировки в Москве дело времени. Резервов у тех тоже практически не было, так что тылы были безопасны для наступления, и наши сейчас давили всё, что встречалось на их пути, замыкая колечко.
Зиновьев ждал меня. Я получил новый комплект формы, так как от прежнего опять остались одни лохмотья. В этот раз мне дали трофейное шёлковое нательное бельё, а также немецкий комбинезон танкиста со споротыми нашивками. Капитан несколько хмуро поглядывал на меня. Пришлось спросить, чем я ему не угодил. Оказалось, пока его партизанский отряд таскал трофеи уничтоженного батальона, в лесу создавая схроны с вооружением и техникой, трое часовых на базе вытащили из землянки комиссара и, собрав сухостой, живьём сожгли его. Зиновьев всех трёх арестовал, но встретил непонимание у всего отряда. Те действия часовых одобряли.
Посмеявшись, я посоветовал наказать часовых только за неисполнение и пренебрежение воинским долгом, то есть оставление своих постов. Ну, а за то, что они сожгли немецкого агента, ругать их не надо, да и благодарить тоже. Я намекнул капитану, что в следующий раз, если он не сможет остановить бунт, то пусть его возглавит.
Дальше мы быстро попрощались, я передал Зиновьеву ящик радиостанции и бумажку с записью канала для связи со штабом фронта – об этом Жуков меня попросил, прислав машину к предпоследнему госпиталю, – после чего мы с летунами направились ко Ржеву. До момента срабатывания портала оставалось около трёх часов, и я надеялся, что успею. Через час немецких истребителей, в связи с наступлением фронта, в небе хватало, но мы были на месте. Дважды за нами пытались увязаться «мессеры», но «ястребки», которых в небе тоже было немало, их отгоняли. Повезло, в общем. А так немцы были удивлены, откуда взялся самолёт с эмблемами британского гражданского воздушного флота.
Когда под нами оказалась нужная деревня, я попрощался с летунами и особистом партизанского отряда. Те собирались свернуть в сторону фронта, тут было чуть больше ста километров. У открытой дверцы меня поймал за плечо особист и крепко сжав пальцы, радостно прокричал в ухо:
– Радист только что поймал волну штаба! Наши замкнули колечко, немцы окружены!
Радостно похлопав его по плечу, я крикнул в ответ:
– Осталось усилить это кольцо, чтобы не вырвались, и перемолоть их там!
Получив еще одно благодарное пожатие плеча, я заметил сигнал лётчика. Мы были на месте, и я прыгнул без парашюта. Особист помахал рукой и прикрыл за мной дверцу. Ну, а я спланировал на окраине деревни. При мне был комбез, ранец с трофеями, ну и парабеллум на боку. Про ножи я и не говорю, четыре штуки было. В ранце кроме запасных портянок и белья только продовольствие, причём столько, что тот раздулся, как арбуз. Я уже знал, что самое ценное для меня во время активной работы, и заранее запасся. Не забыл и про воду, на боку висел двухлитровый немецкий термос, залитый под пробку из родника. Есть пока не хотелось, в партизанском отряде перед вылетом да и во время полёта я изрядно набил брюхо. Управлял-то самолётом не я.
На околице меня встретили четверо с повязками полицаев. Встречали с угодливыми улыбками, приняв за оккупанта, пришлось разочаровать и изрядно начистить их рожи, но не убил. Наши, когда освободят эти территории, сами над ними повеселятся. Потом я дошёл до нужного дома. Адрес мне любезно сообщили, да не просто, а отвели и, угодливо кланяясь, показали, вытирая юшку под носом.
Я поглядывал на трофейные часы, которые настроил точно на московское время, и ждал. Когда секундная стрелка указала на нужную отметку, моя рука, которая уже минуту искала портал, провалилась во что-то, послышался лёгкий свист уходящего воздуха. Видимо, был перепад давления, однако я уверенно шагнул через портал, едва успев попасть на космическую станцию до его закрытия.