Восемь дней тело стояло открытым, не только не подвергаясь тлению, но издавая благоухание. Тысячи народа сошлись в Саров из окрестностей и ближайших губерний. В день отпевания от множества народного в соборе стояла такая жара, что местные свечи у гроба тухли от жары. В то время послушником в Сарове был человек, впоследствии бывший архимандритом (Митрофан) и занимавший должность ризничего Александро-Невской лавры. Он засвидетельствовал такое явление. Когда духовник хотел положить в руку отца Серафима разрешительную молитву — рука сама разжалась. Игумен, казначей и другие иноки, видя это, были поражены изумлением. Не было произнесено над гробом его поучений. Но память о необычайной его жизни, да напевы песен церковных, им столь любимых, были красноречивее всяких поучений.
Над местом упокоения старца впоследствии был воздвигнут усердием Нижегородского купца Сырева чугунный памятник в виде гробницы; на памятнике надпись: «Жил во славу Божию»…
Замечательны два обстоятельства, последовавшие за кончиною старца Серафима.
2 января, окруженный иноками, выходил от заутрени знаменитый подвижник, игумен Глинской пустыни Филарет. Указывая на необыкновенный свет, видный в небе, он произнес: «Вот так души праведных возносятся на небо. Это душа отца Серафима возносится!»
Знаменитый благочестием своим архиепископ Воронежский Антоний был тоже необыкновенным способом извещен о кончине старца Серафима. В то время в Воронеже находился помещик Николай Александрович Мотовилов, который был раньше исцелен отцом Серафимом — исцеление, составляющее одно из величайших чудес старца.
Вот что пишет Мотовилов в своих воспоминаниях о дне 2 января 1833 г.
«2-го января 1833 года, в этот же день вечером услыхал я от высокопреосвященного Антония, что батюшка отец Серафим в ночь на этот день, во втором часу за полночь скончался, о чем он сам ему, явясь, очевидно, возвестил. Архиепископ Антоний сам тот же день соборно отслужил по старце панихиду». При дальности расстояния между Саровом и Воронежем, конечно, не могло быть и речи о каком-нибудь естественном способе передачи в Воронеж к вечеру известия о том, что произошло в утро того же дня.
Мы закончим воспоминание о блаженной кончине старца Серафима отрывком из стихотворения, посвященного его памяти, не блестящего по форме, но содержащего глубокую мысль о значении старца и о жизни его.
Он был и именем, и духом Серафим[2]
В пустынной тишине весь Богу посвященный:
Ему всегда служил, и Бог всегда был с ним,
Внимая всем его моленьям вдохновенным.
И что за чудный дар в его душе витал!
Каких небесных тайн он не был созерцатель?
Завета вечного земным истолкователь!
Как много дивного избранным он вещал.
Куда бы светлый взор он только ни вперял —
Везде туманное пред ним разоблачалось,
Преступник скрытый вдруг себя пред ним являл,
Судьба грядущего всецело рисовалась;
В часы мольбы к нему с лазурной высоты
Небесные друзья невидимо слетали
И, чуждые земной житейской суеты,
Его беседою о небе услаждали.
Он сам, казалось, жил, чтоб только погостить:
В делах его являлось что-то неземное,
Напрасно клевета хотела омрачить —
В нем жизнь была чиста, как небо голубое,
От подвигов устав, преклоншись на колени,
С молитвой на устах, быв смертным, умер он…
Но что же смерть его? — Вид смертной только сени.
Да, для этого человека действительно кончина была началом новой, широчайшей, жизни и новой, необъятной, деятельности. Сама смерть, ужасная для смертных, для него изменила свой грозный, роковой вид и слетела к нему кроткою, ласковою гостьею. И тогда какое счастье, какие тайны, какое торжество открылись дивному избраннику неба в этих победных для него вратах смерти!
Что оставил по себе старец Серафим
В настоящее время, когда с особым усердием вспоминается все, относящееся до великого старца Серафима Саровского, уместно подвести итог оставшимся вещественным о нем воспоминаниям.
Живыми воспоминаниями по старце, кроме Сарова, остались процветающие женские обители — Серафимо-Дивеевская и Серафимо-Понетаевская. Находясь вблизи друг друга, — Саров, Дивеево и Понетаевка лежат в двух разных губерниях: Саров в Тамбовской, Дивеево и Понетаевка в Нижегородской. Посещение всех этих трех мест весьма удобно соединить вместе, если со станции Шатки (та самая линия, идущая от Нижнего, на которой лежит и Арзамас) проехать на Понетаевку, оттуда на Дивеев и затем на Саров.
Серафимо-Понетаевская обитель, известная меньше Дивеевской, устроена, после разных несогласий в Дивееве, сестрами, отколовшимися от Дивеева, в усадьбе девицы — помещицы Копьевой. Замечательно, что, когда барышня Копьева в юности с родными своими была у отца Серафима, старец, провидя, что она впоследствии даст свою усадьбу для его монастыря, низко кланяясь, благодарил барышню, что, конечно, тогда очень всех удивило. В Понетаевке пребывает прославившийся недавно чудесами образ Знамения Богоматери.
Понетаевку щедро благотворил один замечательный русский человек, купец Петров. Он умер весною 1902 года, завещав Серафимо-Понетаевскому монастырю свыше 10-ти тысяч десятин земли, весьма ценной в той местности.
Теперь о портретах старца.
На Успенском острове среди реки Волхова, где помещается ряд благотворительных учреждений, устроенных Петербургским протоиереем Алексием Колоколовым, находится одно замечательное изображение старца Серафима. Раз к отцу Алексию обратился со своим горем один отец из весьма культурного класса общества. Его сын совершенно лишился веры. Поговорив с молодым человеком, отец Алексий попросил его, так как тот занимался живописью, сделать для него копию с большого портрета отца Серафима, где старец изображен идущим согбенным, опираясь на сучковатую палку; на нем клобук мягкий — такой формы, как носили в старой Руси, черная полумантия и крашенинная темно-коричневая ряска, на ногах онучи и лапти. Старец изображен во весь рост и поражает своею жизненностью. Так и кажется, что он сейчас выйдет из рамы. Что случилось с молодым человеком во время исполнения этой работы, — неизвестно. Но, закончив ее, он стал горячо верующим человеком.
Возникал вопрос о том, кормил ли старец Серафим медведя. Не только кормил, но и больше того. Когда приходившие к старцу пугались, заставая у него медведей, он словом отгонял их в чащу леса. Раз старец заставил одну монахиню из своих рук покормить медведя. Изображение старца с медведем написано впервые в сороковых годах живописцем Ефимом Васильевым, горячим почитателем отца Серафима, лично его знавшим. Уже 50 лет назад изображения отца Серафима, кормящего медведя, были очень распространены.
Весьма также распространены гравюры — в прежнее время достигавшие высокой художественной законченности, изображающие старца молящимся в лесу на камне, идущим в ближнюю пустыньку с котомкой на спине, или без котомки, и скончавшегося в коленопреклоненной молитве пред иконой Богоматери Умиление. Реже приходится видеть (есть новейшая хромолитография) изображение старца работающим на огороде или встречающим посетителей у ближней пустыньки. Наконец, нам не приходилось встречать отдельными изданиями картину, находящуюся в виде иллюстрации в некоторых книгах об отце Серафиме, особенно же заметную в часовне, где находится могила старца, и изображающая посещение старца Серафима Богоматерью в последний год его жизни, 25 марта 1831 года, в день Благовещения. Равным образом, никогда, кажется, не бывали изданы отдельно рисунки: видение иеродиакону Серафиму Христа при совершении литургии и чудесное исцеление послушника Прохора явлением Богоматери.
Недавно пришлось встретить очень интересную гравюру: старец в задумчивости, с поднятой для благословения рукой, стоит над своим целебным источником.
В самом распространенном изображении отца Серафима — молении его на камне, делаются очень часто две погрешности. Обыкновенно изображается, что старец молится на камне столь небольших размеров, что белый балахон коленопреклоненного старца почти покрывает камень. Это не верно. То, на чем молился отец Серафим, представляло из себя большой, высокий камень, лучше сказать — скалу. Известно, что в течение десятков лет богомольцы отбивали куски от этого камня. Между тем и теперь сохраняемый в Дивееве камень этот чуть разве поменьше того, каким изображают его на картинах моления отца Серафима. Другая погрешность следующая. Под открытым небом старец промолился 1000 ночей, а 1000 дней в это время молился, стоя на другом камне, у себя в келии. И второй камень поднесь существует. Значит, неправильно изображать над старцем, молящимся в лесу на камне, голубое дневное небо и заливать всю картину дневным светом. Надо еще заметить, что отец Серафим, во время моления на камнях, не был седым, как иногда его рисуют, а имел светло-каштановые густые волосы. Волосы у отца Серафима два раза от болезни сходили с головы, как шапка. Раз, когда он был болен еще послушником. Другой раз, когда он был избит и изувечен тремя крестьянами с. Кременок, крепостными Татищева, которые пришли к нему в дальнюю пустыньку, требуя денег, которых у него не было. Именно после этого происшествия отец Серафим, бывший раньше стройным и прямым, стал ходить согбенным. Уже много лет до того его придавило дерево, когда он работал по рубке леса, но это еще не так согнуло его. Волосы отца Серафима хранятся и в Сарове, и в Дивееве, и некоторые миряне носят их у себя, как святыню, обыкновенно в медальонах на воске.
Напоминанием пустынничества старца являются обе его келии из «дальней» и «ближней» «пустынек», обе они в Дивееве. Из первой сделан алтарь Преображенской церкви, и в алтаре этом хранятся одежды старца и его книги. В другой читается непрерывно Псалтирь. В Дивееве же находится келейная икона отца Серафима, на молитве пред которою он скончался — Богоматери Умиления; в Дивееве же хранится и крест