«Вот, радость моя, — сказал батюшка брату Марии, — какой милости сподобилась она от Господа. В Царствии Небесном близ Царицы Небесной предстоит со святыми девами у престола Божия. Она за весь ваш род молитвенница, схимонахиня Марфа: я ее постриг. Когда будешь бывать в Дивееве, никогда не проходи мимо, а припадай к могилке, — говоря: “Госпоже и мати наша Марфо, помяни нас у престола Божия во Царствии Небесном!”»
Покоится Мария Симеоновна, во иночестве Марфа, слева от могилы Агафии Семеновны Мельгуновой.
Старец говорил, что со временем она будет почивать открыто, так как настолько угодила Богу, что удостоилась нетления.
Какая-то великая тайна запечатлела жизнь этой юной обручницы Христовой: внезапный выбор ее великим старцем, шесть лет в Дивееве, равноангельская чистота, младенческая кротость и ранняя, нежданная смерть…
Старец Серафим благоговел пред высотой непорочной избранницы, и она доселе стоит в памяти чтущих старца, вся окруженная каким-то таинственным светом, полная надземной неувядаемой красоты…
Вступивший в родство с избранным отцом Серафимом семейством Мелюковых, Николай Александрович Мотовилов, помещик Симбирской и Нижегородской губерний, родился в Симбирском поместье в 1809 году. Получив образование на филологическом факультете Казанского университета, он поселился в деревне и служил по дворянским выборам.
Как человек, пользовавшийся в своем округе общим уважением и доверием, он был избираем в должности совестного судии и смотрителя училищ по Корсунскому уезду.
Этот человек был исцелен отцом Серафимом и потом через год получил от него заповедь служить Богоматери, заботясь о Дивеевской обители.
Мотовилов страшно страдал ревматическими и другими болями. Все тело его было расслаблено, ноги отнялись, были скорчены и в коленях опухоль. На спине и на боках были пролежни с ранами. Три года находился он в таком состоянии.
В начале сентября 1831 года из своего имения, сельца Бритвина Лукояновского уезда, Мотовилов велел везти себя к отцу Серафиму. 7 и 8 сентября он имел с отцом Серафимом два первые в его жизни свидания и говорил с ним. 9 сентября Мотовилов привезен был к старцу, находившемуся в «ближней пустыньке»[12]. Четверо слуг подняли его на руках, пятый поддерживал ему голову, и в таком положении принесли его к старцу.
Отец Серафим был в это время окружен народом и стоял около большой сосны. Мотовилова посадили. Он просил старца исцелить его. Старец отвечал, что он не доктор, что от болезни надо лечиться у докторов. Тогда Мотовилов рассказал старцу, как он страдает и что не один доктор не может ему помочь. Он лечился в Казани у знаменитого хирурга Фукса, лечился на минеральных водах, лечился у ученика основателя гомеопатии Ганнемана, и не получил никакого облегчения. Вся его надежда была на Бога; но, считая молитву свою слабою, он обращался к старцу, чтоб тот вымолил ему от Бога исцеление.
Внимательно выслушал старец тяжелую повесть молодого 22-летнего страдальца и спросил его, как спрашивал некогда Мантурова, над которым впервые проявилась целительная сила старца:
— А веруете ли вы в Господа Иисуса Христа, что Он есть Богочеловек, и в Пречистую Его Божию Матерь, что Она есть Приснодева?
— Верую, — отвечал твердо больной.
— А веруете ли, что Господь, как прежде исцелял мгновенно и одним словом или прикосновением Своим все недуги, так и ныне по-прежнему так же легко и мгновенно может исцелить требующих Его помощи? Веруете ли, что ходатайство к Нему Божией Матери за нас всемогуще и что, по Ее ходатайству, Господь мгновенно может исцелить вас?
— Истинно всему этому верую, — отвечал Мотовилов, — а если б не веровал, то к чему бы велел везти себя сюда?
— А если веруете, — произнес старец, — то вы уже здоровы.
— Как здоров, — спросил больной, — когда вы и люди мои держите меня на руках?
— Нет, — возразил старец, — теперь вы всем телом вашим совершенно здоровы.
Отец Серафим велел мотовиловским людям отойти от их барина, взял Мотовилова за плечи, приподнял его и, поставив его на ноги, сказал: «Крепче стойте, не робейте. Вы теперь совершенно здоровы», и потом прибавил: «Видите ли, как вы хорошо стоите».
— Потому хорошо стою, — возразил Мотовилов, — что вы крепко держите меня.
Старец отнял тогда руки от Мотовилова и сказал: «Ну, теперь уж я вас не держу. Вы стоите крепко. Идите же смело, трогайтесь вперед!» И взял одну руку исцеленного, а другою, подталкивая его слегка в плечи, старец повел его по неровной дороге, говоря: «Видите, как вы хорошо пошли!»
Мотовилов утверждал, что старец его ведет, что сам он ходить не может, что, если старец отойдет от него, он упадет и расшибется.
— Не расшибетесь, а пойдете твердо, — уверял старец.
И тогда почувствовал Мотовилов какую-то снисшедшую на него силу, давшую обновление его больному организму; он бодро пошел вперед, как старец остановил его.
— Довольно, — сказал он. — Удостоверились ли вы, что Господь совершенно вас исцелил? Веруйте же в Него несомненно, всем сердцем возлюбите Его. Вы ослаблены тремя годами болезни: теперь не ходите сразу помногу, приучайтесь постепенно и берегите здоровье, как великий дар Божий.
Побеседовав еще с Мотовиловым, отец Серафим отпустил его. Он, за какие-нибудь полчаса до того еле вынесенный из коляски пятью людьми, теперь свободно сел в нее, и никем не поддерживаемый, поехал в монастырскую гостиницу, люди же его пошли туда пешком.
Это исцеление произошло на глазах народа, который видел, как внесли расслабленного и как этот расслабленный отошел от старца вполне здоровым.
Опередив Мотовилова, некоторые богомольцы, прибежав в Саров, рассказали о дивном исцелении. Когда Мотовилов приехал в монастырь, настоятель и старшая братия на крыльце гостиницы встретили его, приветствуя с великою милостью Божиею.
В течение первых восьми месяцев по исцелении Мотовилов чувствовал в себе такой прилив сил, такой избыток здоровья, какого не испытал еще никогда в своей жизни.
Он стал часто ездить в Саров к своему благодетелю и много беседовал с ним. В одну из этих бесед, в ноябре 1831 года, Мотовилов видел старца в благодатном состоянии, сияющим светлее солнца. Тут старец открыл Мотовилову многое из будущности России.
Чем, как не восторженною привязанностью, благодарностью безграничною, мог отвечать Мотовилов на благодеяние старца?
Быть недвижимым, полутрупом, в годы первой свежей молодости чувствовать себя как бы вычеркнутым из числа живых, отчаяться в помощи человеческой и мгновенно получить утраченное, казалось, навсегда здоровье, стать сильным, бодрым, бодрее прежнего, — получить все это без труда, задаром, верою одного человека: каковы могут быть чувства к этому, призвавшему вас вновь к жизни, возродившему человеку?
Как и Мантурову, Мотовилову не пришлось быть на похоронах целителя своего. Он был в это время в Воронеже, где часто навещал знаменитого архиепископа Антония[13] 2 января он пришел к архиепископу, который сказал ему, что в два часа пополуночи отец Серафим преставился. Так как весть об этот событии не могла дойти в тот же день из Тамбовской губернии — Сарова в Воронеж, — то остается одно объяснение, что старец Серафим сам возвестил это Антонию. В тот же день архиепископ отслужил по отцу Серафиму торжественную панихиду, 4-го Мотовилов выехал в Саров и прибыл туда 11-го, два дня спустя по погребений старца.
В Сарове Мотовилову рассказали, что старец, предвидя кончину свою, приказал написать ко многим преданным ему лицам, чтоб ехали к нему; когда же узнал, что им невозможно прибыть, передавал свои предсказания о них.
Так, Мотовилова велено было предупредить, что он не успеет в намерении своем жениться на Е. М. Языковой и что ему готовится другая жена.
В жажде сохранить все черты жизни великого старца, Мотовилов отправился на родину его, в Курск, чтоб собрать сведения о детстве отца Серафима и о родителях его.
После этой поездки он занемог каким-то недомоганием нерв. Врачи не могли помочь. Тогда он отправился в Воронеж. Архиепископ Антоний объяснил ему, что недуг этот — месть врага рода человеческого за его труд для прославления старца, и стал часто приобщать его, от чего Мотовилов вполне оправился.
В 1840 году Мотовилов женился на родной племяннице избранной послушницы старца Серафима, Марии Мелюковой, в схиме Марфы — на Елене Ивановне, — и поселился окончательно в Симбирском своем имении.
Но, не живя постоянно близ Сарова и Дивеева, всем сердцем Николай Александрович интересовался судьбою этих обителей.
Слишком крепкие связи приковывали его к этим местам. Здесь получил он обновление своей жизни, и телесной, и духовной. Здесь свет благодати озарил его ум, и созрела под влиянием чуда, просиявшего над ним, решимость жить для Бога. В этих же местах выросла и жена его, родные которой, как и он сам, были близкие к отцу Серафиму люди. Тесть его был инок Саровский.
Тетка жены, Прасковья Семеновна Мелюкова, подвизалась в Дивееве.
Большого роста, величественный, с открытым лицом, мужественным светлым взором, с выражением какого-то особого благородства во всем существе, как то можно судить по портрету: все во внешности Мотовилова соответствовало его прямому цельному характеру.
Дивеевские сестры помнят, как в приезды его в обитель он, любивший ставить свечи пред образами, купит, бывало, целый пук их и с высоко поднятой головой, своей величественной походкой, с развевающимися кудрями ходит по церкви, расставляя свои свечи.
Свою любовь к отцу Серафиму ему привелось доказать на деле во время великой распри, возникшей в Дивееве по вине Ивана Тихонова. Тихонов возбудил часть сестер против настоятельницы, сумел обойти местного архиерея, который, вопреки мольбе почти всего Дивеева, решил низвести выбранную сестрами настоятельницу и поставить вместо нее начальницу, угодную Тихонову.
Мотовилов отправился тогда в Москву и сумел довести всю правду до сведения митрополита московского Филарета, который благоговел пред памятью отца Серафима.