Тренировочная, где я впервые стреляла из пистолета, как раз рядом с моим коридором для укрытия. Мы добираемся до нее меньше, чем за минуту, и Юрай щелкает выключателем. Комната выглядит точно так же, как в прошлый раз, когда я здесь была: мишени на одной стороне, стол с пистолетами — на другой.
— Они что, просто бросили их здесь? — спрашиваю я.
— Да, но они не заряжены. — Юрай приподнимает рубашку, демонстрируя нам торчащий из-за пояса штанов пистолет, прямо под тату. Я смотрю на рисунок, пытаясь понять, что это, но Юрай уже опускает рубашку. — Так, — говорит он. — Иди к цели.
Марлен бодрым шагом направляется к мишеням.
— Ты действительно собираешься стрелять в нее? — спрашиваю я Юрая.
— Это ненастоящий пистолет, — говорит Линн тихо. — В нем пластиковые пули. Худшее, что может случиться, — Юрай попортит ей лицо. Что, мы, по-твоему, идиоты?
Марлен встает перед мишенью и устраивает мафин у себя на голове. Юрай прицеливается, закрывая один глаз и наводя на нее пистолет.
— Стойте! — кричит Марлен. Она отрывает кусочек мафина и засовывает его в рот. — Ммдафай! — снова кричит она, ее слова искажены из-за набитого рта. Она показывает Юраю поднятый большой палец.
— Полагаю, здесь вы показывали хорошие результаты, — говорю я Линн.
Она кивает.
— Юрай второй, я первая, Марлен четвертая.
— Ты первая только из-за своей прически, — говорит Юрай, прицеливаясь. Он нажимает на курок. Мафин падает с головы Марлен, она даже не мигает.
— Мы оба выиграли! — выкрикивает она.
— Ты скучаешь по старой фракции? — спрашивает Линн меня.
— Иногда, — отвечаю я. — Там было спокойней. Не так изнурительно.
Марлен поднимает с пола мафин и впивается в него зубами. Юрай кричит:
— Фу!
— Инициация, как предполагается, должна показать, кто мы есть на самом деле. Во всяком случае, так утверждает Эрик, — произносит Линн, поднимая бровь.
— А Четыре говорит, что она нужна для того, чтобы подготовить нас.
— Ну, они редко сходятся во мнениях.
Я киваю. Четыре говорил мне, что у Эрика видение Бесстрашных не такое, каким должно быть. Но я не припомню, чтобы он хоть раз упоминал о своем понимании. Я сама ни раз сталкивалась с ним: аплодисменты Бесстрашных, когда я спрыгнула с крыши, их одобрение, когда я стояла перед мишенью, а Четыре кидал в меня ножи… Но этого недостаточно. Читал ли он манифест Бесстрашных? Именно в это он верит? В подвиги и храбрость?
Дверь в тренировочную открывается. Шона, Зик и Четыре входят как раз в тот момент, когда Юрай поражает другую цель. Пластиковая пуля отскакивает от центра мишени и катится по полу.
— Мне показалось, я слышал какие-то звуки отсюда, — говорит Четыре.
— Оказывается, это мой брат-идиот, — произносит Зик. — Тебя не должно быть здесь после занятий. Осторожней, а то Четыре расскажет Эрику, и тот с тебя скальп снимет.
Юрай строит брату недовольную рожицу и откладывает пистолет. Марлен пересекает комнату, продолжая жевать свой мафин. Четыре отходит от двери, чтобы пропустить нас.
— Ты бы не сдал нас Эрику, — предполагает Линн, смотря на Четыре с подозрением.
— Нет, не сдал бы, — отвечает он. Когда я прохожу мимо него, он кладет руку на верхнюю часть моей спины, как бы провожая, он прижимает ладонь к моим лопаткам. Я дрожу. Надеюсь, он не заметит.
Остальные идут дальше по коридору, Зик и Юрай толкают друг друга, Марлен делится мафином с Шоной, Линн шагает впереди. Я собираюсь последовать за ними.
— Подожди секунду, — говорит Четыре. Я поворачиваюсь к нему, задаваясь вопросом, какую его версию я сейчас увижу: ту, что ругает меня, или ту, что лезет за мной на вершину колеса обозрения. Он немного улыбается, но улыбка не распространяется на его глаза, которые выглядят напряженными и взволнованными.
— Ты принадлежишь этому месту, ты заешь об этом? — произносит он. — Ты подходишь нам. И скоро все кончится, ты только держись, ладно?
Он чешет за ухом и отводит взгляд, как будто смущен тем, что сказал.
Я смотрю на него. Я чувствую пульсацию по всему своему телу, даже в пальцах ног. Я испытываю желание сделать что-то смелое, но я могу также легко уйти. Не уверена, какой вариант мудрее или просто лучше. И я не уверена, что меня это волнует.
Я тянусь и беру его за руку. Его пальцы переплетаются с моими. Я не могу дышать.
Мы смотрим друг на друга. Мы стоим так довольно долго. А затем я разделяю наши руки и бегу за Юраем, Линн и Марлен. Наверное, теперь он думает, что я глупая или странная. Наверное, это того стоило.
Я возвращаюсь в общежитие раньше всех, и когда остальные начинают приходить, ложусь в постель и делаю вид, что сплю. Мне никто из них сейчас не нужен… если они и дальше будут вести себя так, когда у меня что-то хорошо получается… Если я пройду через инициацию, я буду Бесстрашной, и мне не нужно будет видеть их больше.
Я в них не нуждаюсь… Но нужны ли они мне? Каждая татуировка, которую мы сделали вместе, — знак нашей дружбы… Почти всякий раз, когда я смеялась здесь, — это было из-за них. Я не хочу их терять. Но чувствую, что уже поздно.
После примерно получаса бодрствования и скачущих в моей голове мыслей я перекатываюсь на спину и открываю глаза. В общежитии темно. Все легли спать. Наверное, жутко обиженные на меня, думаю я с кривой улыбкой. Мало того, что я заявилась из самой ненавистной фракции, так теперь еще и обхожу их.
Я встаю с постели, чтобы попить. Не то чтобы меня мучила жажда, но мне необходимо что-то сделать. Мои босые ноги громко шлепают по полу, и я иду, держась рукой за стену, чтобы не заплутать. Лампа над питьевым фонтанчиком мигает синим светом.
Я закидываю свои волосы на плечо и наклоняюсь. Как только вода касается моих губ, я слышу голоса в конце коридора. Я подкрадываюсь к ним, надеясь, что темнота меня сокроет.
— До сих пор не было никаких признаков.
Голос Эрика.
Признаков чего?
— Ну, ты и не мог увидеть их раньше, — отвечает женский голос, холодный и знакомый, но знакомый, скорее, как сон, чем как реальный человек. — Боевая подготовка ничего не показывает. А вот моделирование как раз открывает нам повстанцев Дивергент, если таковые имеются. Поэтому нам надо просматривать результаты по несколько раз, чтобы быть уверенными.
Слово «Дивергент» заставляет меня застыть. Я наклоняюсь вперед, хотя моя спина все еще прижата к камню, и пытаюсь рассмотреть, кому принадлежит знакомый голос.
— Не забывай, почему Макс назначил тебя главным, — продолжает голос. — Твой приоритет — всегда находить их. Всегда.
— Не забуду.
Я сдвигаюсь на несколько дюймов вперед, надеясь, что меня по-прежнему не видно. Кому бы ни принадлежал голос, именно она дергает за ниточки, и именно она ответственна за то, что Эрик стал лидером. И, главное, именно она хочет, чтобы я умерла. Я наклоняю голову, надеясь увидеть их, прежде чем они повернут за угол.
И затем кто-то хватает меня сзади.
Я начинаю кричать, но ладонь зажимает мне рот. От нее пахнет мылом, и она достаточно большая, чтобы закрыть половину моего лица. Я борюсь, но рука, держащая меня, слишком сильна. Я кусаю один из пальцев.
— Ай! — вскрикивает грубый голос.
— Заткнись и держи ее рот закрытым. — Этот голос выше, чем первый, и яснее. Питер.
Полоса темной ткани закрывает мне глаза, и новая пара рук завязывает ее на затылке. Я борюсь за то, чтобы дышать. Как минимум две ладони на моих руках тащат меня вперед, одна лежит на спине, толкая меня в том же направление, и еще одна у меня на рту — удерживает от криков. Три человека. В груди у меня появляется боль. Я не справлюсь с тремя людьми в одиночку.
— Интересно, на что это похоже, когда Стифф молит о пощаде? — говорит Питер, усмехаясь. — Быстрее.
Я пытаюсь сфокусироваться на руке у меня на рту. Должно в ней быть что-то примечательное, что-то, благодаря чему я пойму, кому она принадлежит. Хотя бы проблему определения личности похитителя я смогу решить. Мне нужно решить ее прямо сейчас, иначе я начну паниковать.
Ладонь потная и мягкая. Я сжимаю зубы и дышу через нос. Знакомый запах мыла. Лимонная трава и шалфей. Запах, окружавший кровать Ала. Мое сердце уходит в пятки.
Я слышу удары воды о камни. Мы почти у пропасти. Судя по глубине звука, мы должны быть выше нее. Я сжимаю зубы, чтобы не закричать. Если мы над пропастью, я знаю, что они собираются сделать со мной.
— Давайте, поднимайте ее.
Я сопротивляюсь, их грубая кожа трется о мою, и я понимаю, что это бесполезно. Я пытаюсь кричать, хотя также знаю, что никто меня здесь не услышит.
Я доживу до завтра. Доживу.
Руки поднимают мое тело, и кто-то толкает меня спиной на что-то твердое и холодное. Судя по ширине и кривизне — это металлические перила. Металлические перила… Те, что отгораживают лагерь от пропасти. Я судорожно вздыхаю, и холод влаги касается задней части моей шеи. Туман. Руки сильнее прижимают меня к перилам. Мои ноги отрываются от земли, и теперь похитители — единственное, что удерживает меня от падения в воду.
Тяжелая рука скользит по моей груди.
— Ты уверена, что тебе шестнадцать, Стифф? На ощупь тебе не больше двенадцати.
Другие парни смеются.
Желчь поднимается из желудка к горлу, и я сглатываю горький вкус.
— Подождите-ка, кажется, я что-то нашел!
Чьи-то руки сжимают меня. Я прикусываю язык, чтобы удержаться от крика. Еще больше смеха.
Рука Ала соскальзывает с моего рта.
— Прекратите, — огрызается он. Я узнаю его низкий отчетливый голос.
Когда Ал отпускает меня, я начинаю падать и снова соскальзываю на землю. На этот раз я кусаю так сильно, как только могу, первую же попавшуюся мне руку. Я слышу крик и сжимаю челюсти сильнее, чувствую вкус крови. Что-то ударяет меня по лицу. Моя голова в тумане. Это было бы больно, если бы не адреналин, бегущий по венам, словно кислота.
Парень освобождает свою поврежденную руку и бросает меня на землю. Я ударяюсь локтем о камень и поднимаю свои руки к голове, чтобы сорвать повязку с глаз. Чьи-то ноги ударяют меня, выбивая из легких весь воздух. Я задыхаюсь и кашляю. Я запускаю пальцы себе в волосы. Кто-то хватает меня за них и бьет головой обо что-то твердое. Крик боли вырывается из моего рта, и я чувствую головокружение.