— Сядь, — повторяет она. Я точно слышала ее голос раньше.
Я слышала его в коридоре, она говорила с Эриком, перед тем, как на меня напали. Я слышала, как она упоминала о Дивергент. И еще перед тем я слышала его…
— Ваш голос был в моделировании, — говорю я. — В тесте на способности.
Она и есть та опасность, о которой предупреждали мама и Тори, она та, из-за чего опасно быть Дивергент. И она сидит напротив.
— Ты права. Тест на способности, наверное, мое самое большое достижение в науке, — отвечает она. — Я просматривала твои результаты, Беатрис. Очевидно, возникла какая-то ошибка с твоим тестом, и результаты пришлось вбивать вручную. Ты об этом знала?
— Нет.
— Ты знала, что ты вторая за все время существования фракций, кто, получив результат Отречение, перешел к Бесстрашным?
— Нет, — отвечаю я, оправляясь от шока. Тобиас и я были единственными? Но его результат был правдой, а мой нет. Так что, на самом деле он единственный.
Внутри меня екает при мысли о нем. Но сейчас меня не волнует, насколько он особенный. Он назвал меня жалкой.
— Почему ты выбрала Бесстрашие? — спрашивает Джанин.
— Какое это имеет значение? — Я пытаюсь смягчить голос, но не получается. — Разве вы не собираетесь сделать мне выговор за отказ от моей фракции и поиск моего брата? «Фракция важнее крови», не так ли? — Я делаю паузу. — Почему я сразу попала к вам в офис? Что-то настолько важное?
Может, это заденет ее? Ее губы на секунду поджимаются.
— Я оставлю выговоры Бесстрашным, — произносит она, откинувшись на стуле.
Я опираюсь на спинку стула, того, на который не пожелала сесть, и крепко вцепляюсь в нее пальцами. За окном позади Джанин виден город. В отдалении лениво движется поезд.
— Что касается причин твоего присутствия здесь… простое любопытство, — говорит она. — Просматривая твои записи, я заметила еще одну ошибку в уже другом твоем моделировании. И опять результат не был записан. Ты знала об этом?
— Как вы смогли увидеть их? Только Бесстрашные имеют к ним доступ.
— Из-за того, что Эрудиты разработали моделирование, у нас есть некое… скажем так, взаимопонимание с Бесстрашными, Беатрис. — Она наклоняет голову и улыбается. — Я просто забочусь об исправности нашего оборудования. Если оно работало неправильно, когда ты была рядом, я должна быть уверена, что такого не повторится, понимаешь?
Я понимаю только одно: она лжет. Плевать ей на оборудование. Она подозревает, что что-то не так с результатами моего теста. Как и лидеры Бесстрашных, она вынюхивает все о Дивергент. Возможно, из-за того, что Джанин разработала сыворотку моделирования, моя мама и хочет, чтобы Калеб разузнал все о ней.
Но что такого угрожающего в моей способности управлять моделированием? Почему это беспокоит лидеров Эрудитов и всех остальных?
Я не могу ответить ни на один из этих вопросов. Но взгляд, которым она смотрит на меня, напоминает взгляд собаки, готовой к нападению, которая была на тесте на способности, — жестокий и хищный. Она хочет разорвать меня на кусочки. Я не могу сейчас подчиниться. Я тоже становлюсь собакой, готовой к нападению.
Я чувствую свой пульс в горле.
— Я не знаю, как это работает, — произношу я, — но от жидкости, которую мне ввели, у меня разболелся живот. Может, мой инструктор отвлекся, потому что боялся, что меня стошнит, и забыл записать результат. Я чувствовала себя так же и после теста на способности.
— У тебя всегда такой чувствительный желудок, Беатрис? — Ее голос не отличить от лезвия бритвы. Она стучит ногтями по стеклянной поверхности стола.
— Еще с детства, — отвечаю я так спокойно, как только могу. Я отпускаю спинку стула и обхожу его, чтобы сесть. Я не могу выглядеть напряженной, хоть и чувствую себя именно такой: словно мои внутренности сжимаются.
— Ты была чрезвычайно успешна на этапе моделирования, — говорит она. — Чему ты приписываешь легкость, с которой ты прошла страхи?
— Моей храбрости, — отвечаю я, глядя ей прямо в глаза. Другие фракции описывают Бесстрашных следующим образом: нахальные, агрессивные, импульсивные. Дерзкие. Я должна оправдать ее ожидания. Я ухмыляюсь. — Я лучшее, что у них есть и когда-либо было.
Я наклоняюсь вперед, опираясь локтями на колени. Мне придется пойти дальше, чтобы убедить ее.
— Вы хотите знать, почему я выбрала Бесстрашие? — спрашиваю я. — Что ж, это из-за скуки. — Все глубже и глубже. Ложь требует отдачи. — Я устала быть маленькой, хорошей, самоотверженной девочкой и хотела выбраться оттуда.
— И ты не скучаешь по своим родителям? — деликатно спрашивает Джанин.
— Скучаю ли я по ругани из-за того, что смотрю в зеркало? Скучаю ли я по запрету говорить за обедом? — Я качаю головой. — Нет, я не скучаю по ним. Они больше не моя семья.
Ложь обжигает мое горло, выливаясь наружу, или, может, это слезы, которым я сопротивляюсь. Я представляю свою маму с расческой и ножницами, стоящую у меня за спиной, слегка улыбающуюся, подстригающую мои волосы, и мне хочется плакать, а не оскорблять ее.
— Означает ли это… — Джанин замолкает на несколько секунд, поджимая губы, — что ты согласна с содержанием статей, направленных против политических лидеров города?
Статей, выставляющих мою семью продажными, властолюбивыми, настоящими диктаторами? Статей с тонкими намеками на революцию и скрытыми угрозами? Из-за них у меня начинает болеть живот. Зная, что она одна из тех, кто написал эти статьи, я хочу придушить ее.
Я улыбаюсь.
— Полностью, — говорю я.
Один из лакеев Джанин, мужчина в синей рубашке и солнечных очках, отвозит меня обратно в корпус Бесстрашных на серебряной машине обтекаемой формы, какой я никогда раньше не видела. Двигатель практически бесшумный. Когда я спрашиваю мужчину об этом, он объясняет, что это из-за солнечных батарей, и пускается в долгое объяснение того, как батареи на крыше превращают солнечный свет в энергию. Через минуту я перестаю слушать его и просто смотрю в окно.
Не знаю, что со мной сделают, когда я вернусь. Но подозреваю, что нечего хорошего. Я представляю свои ноги болтающимися над пропастью и закусываю губу.
Когда водитель подъезжает к стеклянному зданию над корпусом Бесстрашных, Эрик ждет меня у двери. Он хватает меня за руку и тащит к зданию, не поблагодарив водителя. Пальцы Эрика сжаты так сильно, что я подозреваю, что скоро на месте их хватки будут синяки.
Он встает между мной и дверью, ведущей внутрь, и начинает хрустеть пальцами. Один за другим.
Я непроизвольно содрогаюсь.
Все, что я слышу, это хруст его суставов и мое собственное дыхание, которое с каждой секундой ускоряется. Начиная говорить, он скрещивает пальцы перед собой.
— С возвращением, Трис.
— Эрик.
Он медленно придвигается ко мне.
— О чем… — тихо произносит он, — вообще, — добавляет он громче, — ты думала?
— Я… — Он так близко, что я вижу проколы его пирсинга. — Я не знаю.
— Я вынужден назвать тебя предательницей, Трис, — говорит он. — Ты никогда раньше не слышала выражения «фракция важнее крови»?
Я видела, как Эрик делает ужасные вещи. Я слышала, как он говорит ужасные вещи. Но я никогда не видела его таким. Он больше не маньяк, он полностью контролирует себя. Осторожный и спокойный.
Впервые я распознала в Эрике того, кем он является на самом деле: Эрудита, скрывающегося под маской Бесстрашного, гения, столь же хорошего, сколь и садиста, охотника за Дивергент.
Я хочу убежать.
— Ты была недовольна жизнью здесь? Может, ты разочарована в своем выборе? — Обе его брови, все в пирсинге, взлетают вверх, образуя морщинки на лбу. — Я хочу услышать объяснение, почему ты предала Бесстрашие, себя и меня… — Он ударяет себя по груди. — Убежав на территорию другой фракции?
— Я… — Я глубоко вдыхаю. Он бы убил меня, если бы знал, кто я; я чувствую это. Его руки сжимаются в кулаки. Мы одни. Если что-то случится со мной, никто даже не узнает, что это было, не увидит…
— Если ты не можешь объяснить, — тихо произносит он, — я, пожалуй, пересмотрю твой рейтинг. Или, если ты так уж привязана к своей бывшей фракции, я пересмотрю рейтинг твоих друзей. Возможно, маленькая самоотверженная девочка внутри тебя воспримет это ближе к сердцу.
Моей первой мыслью было: «Нет, он не посмеет!» Но, подумав еще раз, я решила, что он это может, он сделает это, не задумываясь ни секунду. Да, он прав — одна лишь мысль, что мое безрассудное поведение может навредить кому-нибудь, наполняет меня страхом.
Я пробую снова.
— Я… — Но мне сложно дышать.
И в этот момент открывается дверь и входит Тобиас.
— Что происходит? — спрашивает он Эрика.
— Выйди вон. — Его голос теперь громкий и не такой монотонный. Он звучит, как у Эрика, с которым я знакома. Его выражение лица тоже становится узнаваемым. Я смотрю на это, удивляясь, как он быстро и легко может перейти от одного состояния к другому, и мне становится интересно, чего он этим добивается?
— Нет, — говорит Тобиас. — Она просто глупая девчонка. Нет смысла приводить ее сюда и допрашивать.
— Просто глупая девчонка, — Эрик фыркает. — Если бы она была просто глупой девчонкой, она бы не была первой в рейтинге, ведь такое у нее сейчас место?
Тобиас трет переносицу и смотрит на меня сквозь пальцы. Он явно пытается мне что-то сказать. Быстро думай. Какой совет недавно дал мне Четыре?
Все, что приходит на ум, — это казаться слабой.
Раньше это срабатывало.
— Я… Я просто была смущена и не знала, что делать. — Я засовываю руки в карманы и перевожу взгляд на пол. Затем, наступаю на ногу так сильно, что на глаза наворачиваются слезы, и поднимаю взгляд на Эрика, шмыгая носом. — Я попыталась… и… — Я трясу головой.
— Попыталась что? — спрашивает Эрик.
— Поцеловать меня, — произносит Тобиас, — ну, а я ее отшил, она убежала, как пятилетняя девчонка. На самом деле, ее не за что винить, кроме ее собственной тупости.
Мы оба ждем.
Эрик переводит взгляд с Тобиаса на меня и смеется, так громко и долго, что звук становится угрожающим и режет уши.