— А не староват ли он для тебя, Трис? — спрашивает Эрик, снова улыбаясь.
Я тру щеку, делая вид, что вытираю слезу.
— Могу я идти?
— Ладно, — говорит Эрик, — но тебе не разрешается снова покидать территорию фракции без сопровождения, ты меня поняла? — Он поворачивается к Тобиасу. — А тебе лучше следить, за тем, чтобы никто из инициированных не ушел снова. Ну и за тем, чтобы никто из них не попытался тебя поцеловать.
Тобиас закатывает глаза.
— Хорошо.
Я покидаю комнату и выхожу в коридор, тряся ладонями, чтобы избавиться от нервозности. Сажусь на пол и обхватываю колени руками.
Не знаю, как долго я вот так сижу с опущенной головой и закрытыми глазами, прежде чем дверь снова открывается. Может, минут двадцать, а возможно и час. Тобиас подходит ко мне.
Я встаю и скрещиваю руки, ожидая выговора. Я ударила его, а потом ввязалась в неприятности — выговор, определенно, должен быть.
— Что? — говорю я.
— Ты в порядке? — Между его бровями появляется складка, он мягко касается моей щеки. Я отталкиваю его руку.
— Что ж, давай посмотрим. Я была унижена на глазах у всех, потом мне пришлось общаться с женщиной, которая хочет уничтожить мою бывшую фракцию, ну а под конец Эрик грозился выкинуть моих друзей из Бесстрашия, так что, да, это определенно отличнейший день, Четыре.
Он качает головой и смотрит на полуразрушенное здание из кирпича справа от него, отдаленно напоминающее гладкий стеклянный шпиль позади меня. Должно быть оно довольно древнее. Никто больше не строит из кирпича.
— Почему тебя это вообще заботит? — спрашиваю я. — Ты можешь быть либо жестоким инструктором, либо заботливым парнем. — Я запинаюсь на слове «парень». Не хотела использовать его так легкомысленно, но уже слишком поздно. — Ты не можешь быть и тем, и другим в одно и то же время.
— Я не жестокий. — Он хмурится. — Я всего лишь защищал тебя сегодня утром. Как думаешь, как бы отреагировали Питер и его идиотские друзья, если бы узнали, что я… что мы с тобой… — Он вздыхает. — Ты никогда бы не победила. Они бы упорно считали, что твой рейтинг оправдан только моими предпочтениями, а не твоими умениями.
Я открываю свой рот, но мне нечего возразить. Несколько довольно умных мыслей приходят мне в голову, но я избавляюсь от них. Он все равно прав. Мои щеки горят, я обмахиваю их руками.
— Ты не должен был оскорблять меня, чтобы что-то там им доказать, — произношу я в конце концов.
— А тебе не следовало сбегать к своему брату только из-за того, что я обидел тебя. — Он почесывает шею. — Кроме того, это же сработало?
— За счет меня.
— Я не думал, что это так повлияет на тебя. — Он смотрит вниз и пожимает плечами. — Порой я забываю, что могу сделать тебе больно. Что ты можешь обидеться.
Я опять засовываю руки в карманы и сажусь на корточки. Странное чувство пронизывает меня — такая приятная слабость. Он сделал так, потому что верил в меня, верил в мою силу.
Дома Калеб был самым сильным, потому что мог забыть о себе, все черты характера, которые так ценят наши родители, были у него. Никто никогда не верил в мои силы.
Я встаю на цыпочки, наклоняю голову и целую его. Ощущаю только прикосновение наших губ.
— Ты потрясающий, ты в курсе? — Я трясу головой. — Ты всегда точно знаешь, что делать.
— Только потому, что я обдумываю это долгое время, — говорит он, легко целуя меня. — Как же я буду держать себя в руках, если ты и я… — Он отклоняется назад и улыбается. — Я не ослышался, ты назвала меня своим парнем, Трис?
— Не совсем так, — пожимаю я плечами. — А что? Ты этого хочешь?
Он обнимает меня за шею и, прижимая большие пальцы к моему подбородку, наклоняет мою голову так, что наши лбы соприкасаются. Несколько мгновений он стоит, закрыв глаза, вдыхая воздух. Я чувствую его пульс. Я слышу, как часто он дышит. Похоже, он нервничает.
— Да, — отвечает он наконец. Но улыбка неожиданно исчезает с его лица. — Думаешь, мы убедили его, что ты просто глупая девчонка?
— Надеюсь, что да. Иногда это помогает — быть маленькой и слабой. Но я не уверена, что убедила Джанин.
Уголки его рта немного опускаются, и взгляд становится серьезен.
— Есть кое-что, что ты должна знать.
— Что такое?
— Не сейчас. — Он оглядывается по сторонам. — Встретимся здесь в половину двенадцатого. Не говори никому, куда ты идешь.
Я киваю, и он разворачивается и уходит так же быстро, как и появился.
— Где ты была весь день? — спрашивает Кристина, когда я возвращаюсь в общежитие. Комната пуста, все, должно быть, на обеде. — Я искала тебя везде, но так и не смогла найти. Все в порядке? Тебе не влетело за удар Четыре?
Я качаю головой. Мысль о том, чтобы рассказать ей правду, где я была, заставляет меня чувствовать себя обессиленной. Как я могу объяснить свой порыв запрыгнуть в поезд и навестить брата? Или же жуткое спокойствие в голосе Эрика, когда он разговаривал со мной? Или вообще причину, почему я взорвалась и ударила Тобиаса?
— Мне просто нужно было выбраться отсюда. Я гуляла долгое время. И нет, мне не влетело. Он накричал на меня, я извинилась… Вот и все.
Во время разговора я стараюсь смотреть в глаза Кристины и держать руки прижатыми к бокам.
— Ну ладно, — произносит она. — Потому что я должна кое-что тебе сказать.
Она смотрит поверх моей головы на дверь, потом встает на цыпочки и просматривает все кровати, наверное, чтобы убедиться, что никого нет. Затем она кладет мне руки на плечи.
— Ты можешь побыть девушкой пару секунд?
— Я всегда девушка, вообще-то, — фыркаю я.
— Ты знаешь, о чем я. Глупой, раздражающей девушкой.
Я накручиваю волосы на палец.
— Ну?
Она улыбается так широко, что я вижу самые дальние ее зубы.
— Уилл поцеловал меня.
— Что?! — вскрикиваю я. — Когда? Как? Что произошло?
— Ты можешь быть девушкой! — Она убирает руки с моих плеч. — Что ж, прямо после того инцидента с тобой мы съели ланч и отправились прогуляться вдоль железнодорожных путей. Мы просто говорили… Я даже не помню, о чем именно. А потом он остановился, наклонился и… и поцеловал меня.
— Ты знала, что нравишься ему? Уверена, что знала. Типа того.
— Нет! — смеется она. — Самое классное, что это все-таки случилось. Потом мы просто гуляли и разговаривали, будто ничего и не произошло. Пока я сама не поцеловала его.
— Как давно ты знала, что нравишься ему?
— Как тебе сказать? Сначала я даже не догадывалась. Но потом некоторые мелочи… как он держал меня за руку на похоронах, как открывал передо мной двери, как будто я именно девушка, а не одна из тех, кто может выбить из него все дерьмо.
Я смеюсь. Внезапно у меня возникает непреодолимое желание рассказать ей о Тобиасе и обо всем, что произошло между нами. Но те же причины, что и у Тобиаса, останавливают меня… когда он притворился, что мы не вместе. Я не хочу, чтобы она думала, что мой рейтинг зависит от наших отношений с ним.
Поэтому я просто говорю:
— Я рада за вас.
— Спасибо. Я тоже рада. Я думала, что пройдет некоторое время, прежде чем я буду чувствовать себя вот так… ну, ты знаешь.
Она садится на краешек моей кровати и осматривает общежитие. Некоторые из инициированных уже упаковали свои вещи. Вскоре мы должны переехать на другую сторону корпуса. Те, кто получат работу на государство, переедут в стеклянное здание над Ямой. Мне не придется беспокоиться о Питере, нападающем на меня, пока я сплю. И мне не придется больше смотреть на пустую кровать Ала.
— Не могу поверить, что все почти закончилось, — говорит Кристина. — Как будто мы только что сюда прибыли. Но и как будто… как будто я не видела свой дом уже целую вечность.
— Ты скучаешь по нему? — Я опираюсь на кровать.
— Да, — пожимает она плечами. — Хотя некоторые вещи здесь точно такие же. Например, дома все тоже шумные, это здорово. Но там проще. Ты всегда знаешь, куда ты направляешься со всеми, потому что тебе сразу говорят. Там нет… манипуляции.
Я киваю. Отречение подготовило меня к этой стороне жизни Бесстрашных. Отреченные не манипулируют, но они и не прямолинейны.
— Но я не думаю, что смогла бы пережить инициацию Искренних. — Она качает головой. — Вместо моделирования ты проходишь тесты на детекторах лжи. Каждый день. А в последнем тесте… — Она морщит нос. — Они дают тебе сыворотку правды и сажают перед всеми, задают очень личные вопросы. Теоретически, если ты расскажешь все свои секреты, то у тебя больше никогда не возникнет желания лгать. Если худшее ты уже рассказал, то почему бы просто не быть честным?
Не знаю, когда я успела накопить столько секретов. То, что я Дивергент. Мои страхи. Как на самом деле я отношусь к своей семье, друзьям, Алу, Тобиасу. Инициация Искренних могла бы обличить все те вещи, которые не смогло затронуть даже моделирование; это сломило бы меня.
— Звучит ужасно, — говорю я.
— Я всегда знала, что не смогу быть настоящей Искренней. То есть, конечно, я пыталась быть честной, но просто есть такие вещи, о которых ты не хочешь рассказывать другим людям. Плюс ко всему мне нравится контролировать свой разум. — Как будто кому-то не нравится. — В общем, неважно, — заканчивает Кристина.
Она открывает шкаф слева от нашей двухъярусной кровати. Когда она тянет дверь на себя, оттуда вылетает моль, ее белые крылышки хлопают Кристину по лицу. Девушка кричит так громко, что я, чуть не выпрыгнув из кожи, хлопаю ее по щекам.
— Убери ее! Убери! Убери! Убери!!! — вопит она.
Моль улетает прочь.
— Она улетела, — говорю я и тут же начинаю смеяться. — Неужели ты боишься… моли?
— Они отвратительны. Эти их хрупкие крылышки и тельца. — Она вздрагивает.
Я продолжаю смеяться, да так сильно, что приходится сесть и схватиться за живот.
— Это не смешно! — огрызается она. — Хотя, ну, может и смешно. Чуть-чуть.
Когда я нахожу Тобиаса поздно ночью, он не говорит ни слова, только хватает меня за руку и тащит к железнодорожным путям.