Маркус встает на подиум между Эрудицией и Бесстрашием и откашливается в микрофон.
— Добро пожаловать, — говорит он. — Добро пожаловать на Церемонию Выбора. Вот и пришел этот день. Каждый год мы придерживаемся демократической философии наших предков, которая говорит нам, что каждый человек имеет право выбрать свой собственный путь в этом мире.
Неужели это происходит со мной? Один из пяти предопределенных путей. Я сжимаю пальцы Калеба так же сильно, как он мои.
— Нашим детям уже шестнадцать лет. Они стоят в начале пути во взрослую жизнь, и теперь их черед решать, каким он будет. — Голос у Маркуса торжественный, он взвешивает каждое слово. — Несколько десятилетий назад наши предки поняли, что политическая идеология, религия, соревнования или национализм не виноваты во враждебности мира. Вскоре они решили, что причина в человеческой индивидуальности — склонности людей к злу в любой его форме. Они разделились на фракции, которые стремились уничтожить все те качества, которые виновны в мировом беспорядке.
Мой взгляд плавно переходит от фонарей к центру комнаты. Во что я верю? Я не знаю. Не знаю. Не знаю.
— Те, кто винил агрессию, сформировали фракцию Дружелюбие. — Обмен улыбками с фракцией. Они хорошо выглядят, одетые в своей традиционной красно-желтой гамме. Каждый раз, когда я смотрю на них, они кажутся такими добрыми, любящими и свободными. Но даже речи не может быть о том, чтобы присоединиться к ним. — Те, кто обвинял невежество, объединились во фракцию Эрудиция. Эрудицию из своего выбора я исключила сразу, это было легко. — Те, кто обвинял двуличность, создали фракцию Искренность. — Мне они никогда не нравились. — Те, кто обвинял эгоизм, объединились во фракцию Отречение. — Я виню эгоизм. Абсолютно согласна. — А те, кто винил трусость, стали Бесстрашными. — Но я не особо самоотверженна. Пытаться в течение шестнадцати лет явно недостаточно.
Мои ноги окаменели, словно в них нет жизни, совсем. Интересно, как же я пойду, когда меня вызовут.
— Работая вместе, пять фракций жили в мире много лет, каждой был отведен определенный сектор. Отречение восполнило нашу потребность в самоотверженных лидерах на верхушках власти; Искренность предоставила нам верных и надежных лидеров в законе; Эрудит снабдил нас умными учителями и исследователями; Дружелюбие дало нам понимающих адвокатов и смотрителей; а Бесстрашие предоставляет нам защиту от угроз, как в пределах нашей территории, так и вне ее. Но пространство каждой фракции не ограничено. Мы даем друг другу намного больше, чем можем получить по отдельности. В наших фракциях мы находим смысл, мы находим цель, мы находим жизнь.
Я думаю о девизе, который прочла в своем учебнике по Истории Фракций: «Фракция превыше крови». Мы принадлежим нашим фракциям, они значат больше чем семья. Неужели это правильно?
Маркус добавляет:
— Без этого, мы бы не выжили.
Тишина, которая образовалась после его слов, тяжелее, чем любая другая. Она наполнена нашим самым большим страхом, того чего мы боимся больше смерти: стать афракционерами.
Маркус продолжает:
— Поэтому этот день является прекрасным поводом. Сегодня мы принимаем новых посвященных, которые будут работать с нами над улучшением общества и мира.
Раздаются аплодисменты, которые кажутся слегка приглушенными. Я пытаюсь твердо стоять на месте, потому что мои колени окаменели и тело застыло. Стараюсь не дрожать. Маркус зачитывает имена, но я не могу отличить один слог от другого. Как узнать, когда он назовет мое имя?
Один за другим каждый шестнадцатилетний выходит из шеренги и подходит к середине комнаты. Первая девочка, которую вызывают, выбирает Дружелюбие, ту же фракцию, в которой она родилась и живет. Я вижу, как капельки ее крови падают на землю, и она встает за нами в одиночестве.
Комната постоянно крутится, новое имя и уже другой человек, который берет нож и делает свой выбор. Я узнаю большинство из них, но сомневаюсь, что они помнят меня.
— Джеймс Такер, — говорит Маркус.
Джеймс Такер из Бесстрашия — первый человек, который запинается на пути к шарам. Он опирается на руки и возвращает равновесие себе прежде, чем падает на пол. Его лицо краснеет. Он быстро идет к середине комнаты. Пока Джеймс стоит в центре, он переводит взгляд с шара Бесстрашия к шару Искренности — оранжевое пламя поднимается все выше и выше, а стекло отражает голубой свет.
Маркус предлагает ему нож. Он дышит глубоко — я вижу, как вздымается его грудь. Парень выдыхает и принимает нож. Затем он резко протягивает ладонь и отодвигает руку в сторону. Его кровь капает в стакан, и он первый из нас, кто поменял фракцию. Первая передача фракции. Бормотание усиливается в секции Бесстрашия, а я смотрю в пол.
С этого времени они будут считать его предателем. Семье Такеров решать, посещать Джеймса в новой фракции или нет. Спустя полторы недели с этого момента вводится День Посещений. Хотя они не будут этого делать, потому что он оставил их. Его отсутствие будет преследовать их в коридорах. Пустоту, которая образуется после его ухода, не заполнить. Конечно, потом пройдет время, и рана затянется. Так бывает когда удаляют орган и кровь вытекает, а потом и вовсе покидает тело. Люди не могут долго терпеть пустоту.
— Калеб Приор, — вызывает Маркус.
Брат сжимает мою руку в последний раз и, уходя, бросает долгий взгляд мне за плечо. Я вижу, как его ноги двигаются к центру комнаты, а руки не дрожат, когда Маркус передает ему нож. Калеб ловко справляется со своей задачей, ведь каждый режет по-разному. Затем он поддерживает свою ладонь с кровоточащей раной и кусает губы.
Он выдыхает. А потом… А потом ведут руку к шару Эрудиции, и капли его крови стекают в воду, придавая ей глубокий красный оттенок.
Слышится бормотание, которое превращается в оскорбительные крики. Я не могу сосредоточиться. Мой брат, мой самоотверженный брат, перешел в другую фракцию? Калеб, родившийся в Отречении, уходит в Эрудицию?
Когда я закрываю глаза, я вижу стопку книг на столе брата, и его дрожащие руки после теста. Почему я не поняла этого? Когда он просил подумать о себе вчера, он давал этот совет не только мне.
Я всматриваюсь в толпу Эрудиции: на их лицах самодовольные улыбки, они толкают локтями друг друга. В Отречении обычно такие спокойные люди. Теперь же они разговаривают напряженным шепотом и недовольно поглядывают через комнату в строну фракции, которая стала их врагом.
— Прошу прощения, — говорит Маркус, но толпа не слушает его. Тогда он кричит: — Тише, пожалуйста!
Комната успокаивается. Но остается какой-то звон.
И вот я слышу свое имя, и дрожь заставляет меня идти вперед. На половине пути к шарам я почти уверена, что выберу Отречение. Нет, абсолютно уверена. Я уже вижу, как становлюсь женщиной в этих серых одеждах Отречения, выйдя замуж за брата Сьюзен, Роберта, добровольно работаю в выходные, целиком окунаюсь в мир рутины, тихих ночей, проведенных перед камином, уверенная в собственной безопасности. Даже если я сейчас не достаточно хороша для своей фракции, то стану лучше.
Звон, похоже, слышен только в моих ушах.
Я смотрю на Калеба, который теперь в Эрудиции. Он оглядывается и кивает мне, как будто он читает мои мысли и соглашается. Теперь я иду неуверенно, мои ноги дрожат. Если Калеб не был предназначен Отречению, то что говорить обо мне? Какой выбор у меня теперь, когда брат ушел от нас? Я единственная, кто останется? Он не дал мне выбора.
Стиснув зубы, я понимаю, что мне предстоит быть тем ребенком, который останется; я должна сделать это ради своих родителей. Нет, обязана.
Маркус предлагает мне нож. Я смотрю в его глаза — они темно-синие, странный цвет — и беру нож. Он кивает, и я поворачиваюсь к шарам. Огонь Бесстрашия и камни Отречения. Оба слева от меня, один прямо передо мной, второй чуть в стороне. Я держу нож в правой руке и режу ладонь. Скрепя зубами, останавливаю лезвие. Жжет, но я едва это замечаю. Держа обе руки у груди, я выдыхаю, дрожа.
Я открываю глаза и протягиваю руку. Моя кровь капает на ковер между двумя шарами. Задыхаясь, я понимаю, что не могу сдержаться, передвигаю руку вперед и слышу шипение своей крови на углях.
Я эгоистка. Я храбрая.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Я перевожу взгляд на пол и становлюсь за посвященными, рожденными в Бесстрашии, которые сделали выбор вернуться в свою собственную фракцию. Все они выше меня, поэтому, даже когда я поднимаю голову, я вижу только облаченные в черное плечи. Когда последняя девушка делает свой выбор — Дружелюбие — настает время уходить. Бесстрашные выходят первыми. Я решительно впиваюсь взглядом в чей-то затылок и прохожу мимо одетых в серое мужчин и женщин, которые были моей фракцией.
Но мне просто необходимо еще раз увидеть родителей. В последнюю секунду, перед тем как пройти мимо них, я поднимаю взгляд и мгновенно начинаю жалеть об этом. Глаза отца, полные осуждения, обжигают меня. Сначала, когда я чувствую жжение в своих глазах, я думаю, что он нашел способ сжечь меня, наказать за то, что я сделала, но нет — я просто готова расплакаться.
Моя мать рядом с ним улыбается.
Сзади меня проталкивают вперед, подальше от моей семьи, которая уйдет последней. Возможно, они даже останутся, чтобы сдвинуть стулья и очистить шары. Я выворачиваю голову, чтобы найти Калеба в толпе Эрудитов позади меня. Он стоит среди других новопосвященных, пожимая руку парню, который перевелся из Искренних. Легкая улыбка на его губах просто предательство. Мой желудок скручивает, и я отворачиваюсь. Если для него это так легко, может, для меня должно быть так же?
Я бросаю взгляд на парня слева от меня, бывшего Эрудита, сейчас он выглядит таким бледным и взволнованным, так и мне следует себя чувствовать. Все это время я волновалась о том, какую из фракций выбрать, и никогда не задумывалась о том, что будет, если я выберу Бесстрашных. Что ждет меня там, где они живут?
Толпа Бесстрашных ведет нас к лестнице вместо лифта. Я думала, что только Отреченные пользуются лестницей.