Павел хранил холодноватое спокойствие. Он-то знал, что враг никогда не промарширует по Красной площади… Хотя иногда его посещали иные мысли. Почему бы, скажем, и не позволить немцам войти в пределы столицы? Тут же развернутся ожесточенные уличные бои, в которых и танки, и самолеты окажутся совершенно бесполезными – танки будут весело гореть, забросанные «коктейлями Молотова», а «Юнкерсы» не станут бомбить кварталы, где перемешались свои и чужие. И все же лучше не подпускать немцев к Москве. В этом крылся не стратегический, а некий сакральный смысл.
Столица – это символ, и если немецкое наступление начнет буксовать под Москвой, то эта первая победа воодушевит любого бойца. Здесь, в подмосковных лесах и деревнях, бесславно завершится хваленый блицкриг. Страна отдышится – и будет готовиться к переходу в наступление…
Гитлеровцы развернули поход на Москву, сосредоточив на подступах к столице СССР чуть ли не половину всей мощи Рейха, превосходя силы защитников Москвы в полтора-два раза. На Московском направлении немцы собрали большую часть своих разведывательно-подрывных сил, а с передовыми частями 4-й танковой группы Вермахта следовала команда гестапо и СД «Москва», готовясь ворваться в столицу, захватить правительственные здания, арестовать руководство страны.
И вот в ночь с 15 на 16 октября части 2-й ОМСБОН, расквартированные в районах подмосковных станций Зеленоградская, Клязьма и Кратово, поднятые по боевой тревоге, на электричках прибыли в Москву. Всю ночь шел снег, а бойцы шагали и шагали. На Красной площади они ждали приказа, и он пришел: ОМСБОН, вместе с военными академиями, должна была стать ядром обороны внутри самой столицы. Бригаде придавался танковый батальон и артдивизион.
В полушубке и теплых бурках Судоплатов не мерз, хотя и подмораживало слегка.
– Наша задача, товарищи, – говорил он, обращаясь ко всем сразу, – обеспечить оборону центра столицы, ее площадей: Красной, Свердлова, Пушкинской, Маяковского, а также Дома правительства, музеев Ленина и Исторического. Цель: не допустить прорыва фашистов через Садовое кольцо, улицу Горького и одновременно быть готовыми к действиям в направлениях: Белорусский вокзал, Ленинградское и Волоколамское шоссе.
1-й полк разместился в Доме союзов и здании ГУМа, 2-й – в школе на Малой Бронной, в Лит-институте на Тверском бульваре и опустевшем здании Камерного театра. Уже утром бригаде был выделен уточненный сектор обороны Москвы: его осью была улица Горького от Белорусского вокзала до Кремля. Передний край проходил вдоль путей Московско-Белорусской железной дороги. На правом фланге – до Бутырской заставы, на левом – до Ваганьковского кладбища.
Павел всю ночь и утро носился от ГУМа до Ленинградки и обратно. Хотя он и знал, верил, что немцу Москву не взять, однако происходящее в столице невольно внушало тревогу. Эвакуировались заводы и фабрики, вузы и учреждения, трудящиеся и иждивенцы. Становилось все безлюднее. Погашены все огни, окна перекрещены бумажными полосками. Первые этажи домов и витрины магазинов по всей улице Горького закладывались мешками с песком, кирпичом, бревнами. Подвалы и подъезды превращались в оборонительные пункты, куда стягивались пулеметы и боеприпасы. На Центральном телеграфе появился чуть ли не ДОТ, на улицу 25-го Октября выкатили несколько пушек, за Белорусским вокзалом рыли окопы, ставились противотанковые «ежи», строились блиндажи, прокидывалась телефонная связь. Поперек Пушкинской площади, от кинотеатра «Центральный» до недостроенного дома напротив поднялась баррикада – те же мешки с песком и поддоны с кирпичом, обхваченные стальными обручами. Справа и слева от баррикады пока еще оставались открытые ворота для проезда троллейбусов и грузовиков. Следующая баррикада вставала на площади Маяковского, третья – у Белорусского вокзала.
Где-то в небе гудели самолеты. Часто хлопали зенитки с крыш домов, по ночам лучи прожекторов метались в непроглядном небе. Гремели глухие взрывы и вздрагивала земля, тучи отражали пожары. Воздушная тревога объявлялась по пять-семь раз в сутки, однако город продолжал жить и работать. Работать по 12 часов в день, выпуская пушки и снаряды, починяя танки, готовя гитлеровцам сюрприз – первые «катюши».
А бравые бойцы ОМСБОН маршировали в строю, с песней бригады, на мотив «Бригантины»:
Звери рвутся к городу родному,
Самолеты кружатся в ночи,
Но врага за каждым домом встретят пулей
Патриоты-москвичи!
Мы за все сполна ответим гадам,
Отомстим за наши города…
Угрюмые прохожие замедляли ход и начинали улыбаться – эти бодрые молодые парни с автоматами хоть кому поднимут настроение и вернут надежду.
Они пели: «Мы не отдадим Москвы!», и люди им верили.
…После очередного доклада в кабинете Берии Судоплатов упомянул о секретной информации, добытой им, но имевшей научный или экономический характер. Дескать, нельзя ли под расписку о неразглашении передать ее советским ученым и инженерам? Нарком, не вдаваясь в подробности, дал «добро», и Павел выступил в роли демиурга.
Академику Ферсману он сообщил «совсекретные» сведения об алмазах на Вилюе, о нефти близ озера Самотлор, об урановых рудах в Бухарской области. Сергею Королеву передал эскизы «Фау-2» и озадачил его проектом радиоуправляемой бомбы с реактивным ускорителем, вроде немецкой «Хеншель-293». Профессора Лебедева ознакомил со схемами полупроводниковых транзисторов на кремнии, германии и арсениде галлия. И так далее, и прочая, и прочая.
Судоплатов пользовался одной и той же легендой: дескать, немцы (или англичане, или американцы) вели такие исследования и уже добились результатов. Добыли пиропы и алмазы в Якутии. Собирают полупроводниковые приборы. Надо бы, дескать, наверстать упущенное, догнать и перегнать…
Следует заметить, что ученые и инженеры почти не слышали его – они тряслись от жадности и кудахтали от восторга…
…В Главном штабе ВВС РККА Павел пересекся с Василием Сталиным. Это был типичный «мажор», как станут называть в будущем отпрысков элиты. Неплохой летчик, Василий был разбросан и слаб, легко поддавался дурному влиянию. Ему, двадцатидвухлетнему балбесу, присвоили звание полковника, наградили орденами всего лишь в угоду папочке. Доброго и отзывчивого Василия частенько использовали, чтобы приблизиться к его грозному отцу или что-то выпросить у вождя.
– Павел Анатольевич! – воскликнул Василий. – Здравствуйте! Какими судьбами?
– Военными, Вася.
– А меня отец на фронт не отпускает, – пожаловался Сталин и тут же спохватился: – Спасибо вам за Яшку, вытащили!
– Не за что, – улыбнулся Судоплатов. – Вот тебе и ответ, Вася. Твой отец легко мог потерять сына. За Яковом шла охота. Она и за тобой начнется, как только ты окажешься на передовой.
Полковник Сталин вздохнул.
– А вы кого искали в наших краях? – встрепенулся он.
– Тебя, Василий.
– Меня?
– В сторонку отойдем…
У окна в конце гулкого коридора, по которому озабоченно ходили штабисты, было тихо и спокойно.
– Мне пришлось побывать на Западном фронте, хоть я это и не планировал, – серьезно проговорил Павел, – и видел, как гробились наши самолеты. Нам никогда не побороть Люфтваффе, если наши летчики будут пилотировать нынешние гробы, вроде «ЛаГГ».
– А этот самолет так и зовут, – ухмыльнулся Василий, – «Лакированным Гарантированным Гробом».
– Ну, вот. Между тем существует замечательный истребитель Поликарпова, «И-185». Он не только легок в управлении, этот самолет и быстрее, и мощнее, и лучше вооружен, чем немецкий «Мессершмитт»! А вместо него советским летчикам делают «лакированные гробы». Или взять штурмовик «Ил-2». Он тоже лучший, но конструктор «догадался» убрать стрелка, и теперь у «Ила» вся задняя полусфера никак не защищена – подлетай и сбивай! И сбивают. Или бомбардировщик «Ту-2». По своим показателям он тоже лучше всяких «Юнкерсов», но где он? Правда, на «Ту-2» скверный обзор для штурмана, но я не верю, что Туполев не способен справиться с такой неприятностью. Видишь, что получается? РККА может иметь гораздо лучшие самолеты, чем у Люфтваффе, но не имеет! То Яковлев подсуетится, то Микоян, то еще кто, а в итоге немцы занимают господство в воздухе.
– У немцев пилоты опытные… Хотя, да, даже неопытный летун на хорошем самолете…
– Вот-вот, ты меня понял. И я не буду комедию ломать, сразу скажу, чего хочу: посодействуй, Василий, надави на отца. Я понимаю, что тот же Поликарпов, мало того что беспартийный, так еще и в Бога верит. Но что нам его религиозность? Он, если скаламбурить, авиаконструктор от Бога!
– Хорошо, Павел Анатольевич, – вздохнул полковник.
Судоплатов подумал и сказал негромко:
– Можно с тобой по-мужски?
– Конечно! – удивился Василий.
– Скажи, почему ты позволяешь звать себя Васькой?
Сталин покраснел.
– Не подумай чего, – спокойно продолжил Павел, – я тебе всегда был другом и сейчас говорю именно по-дружески, один на один. Я прекрасно понимаю, чего тебе хочется больше всего – уважения.
– Да! – выдохнул побледневший Василий.
– И у тебя есть все для того, чтобы добиться респекта. Вот только из тени своего великого отца ты выйти никак не можешь.
– Не могу, – уныло признал полковник.
– Знаешь, почему? У твоего отца воистину стальная воля. Даже всяких черчиллей он заставляет прислушиваться к себе. Иосифу Виссарионовичу всю жизнь приходилось бороться, тебе же все досталось готовеньким, бери и пользуйся. Вот только уважения ты будешь лишен. Хочешь, чтобы тебя уважали? Закали свою волю! Только тогда ты станешь самим собой, а не сыном самого. Воля – это самое что ни на есть мужское качество. На ней стоит сила духа. – Судоплатов перевел дух и продолжил: – Не бывает безвольных героев, только волевая натура способна покорять. Хочешь, чтобы твой характер определяла воля? Сделай над собой усилие, заставь себя быть собой. Для начала – брось пить. Наотрез! Чтобы ни капли в рот! Это будет очень трудно, особенно когда друзья станут подначивать. Но если ты выстоишь в этой своей внутренней борьбе, то победишь собственное безволие, мягкотелость и бесхребетность, ты сам в себе зародишь твердость. И если ты не поддашься на провокации и дешевые соблазны, то однажды ощутишь себя настоящим мужчиной, характер которого соответствует фамилии.