Судоплатов смолк. Молчал и Василий – он задумчиво смотрел куда-то вбок. Потом поднял голову и серьезно сказал:
– Я попробую, Павел Анатольевич.
– Нельзя пробовать, Василий Иосифович, – вздохнул Павел, – надо решиться и начать жить по-новому, не отступая, не повторяя попыток. Знаешь, если честно, я не только о тебе сейчас думаю… Да и что от меня зависит? Сказанное слово? А толку? Решать-то тебе! И решение будет нелегким, понимаю прекрасно. Просто, видишь ли, твой отец страшно одинок, ему не на кого опереться, не с кем просто помолчать, так, чтобы отпустило. Пока что рассчитывать на тебя он не может, да и на Якова тоже. Вот и сделай так, чтобы отец мог гордиться тобой!
Василий вскинул голову и сказал звенящим голосом:
– Я сделаю это!
Судоплатов молча пожал ему руку.
Недели напряженнейшей работы внезапно сменились целым днем ничегонеделанья, и Павел тотчас же нашел себе работенку. Расстрельный список не должен пылиться…
Заведя мотор неприметной «эмки», Судоплатов выехал со двора и направился к дому на 3-й Фрунзенской, где проживал Георгий Маленков – Берия обычно звал его Егором. Маленков являлся обычным невеждой, которых хватало в наркоматах, но аппаратчиком он был хитрейшим, а по части интриг и самого кардинала Ришелье превзошел. Член ГКО, начальник Управления кадров ЦК ВКП(б), кандидат в члены Политбюро, Маленков шагал по трупам, а после войны его небрежение человеческими жизнями примет оттенок изощренной подлости. Чего стоят лишь расстрелы блокадников, составивших громкое «Ленинградское дело»! Егор вывернулся – он был не только жирным, но и скользким, как глиняный склон в дождь. Массовый брак на авиастроительных заводах, из-за чего советские летчики гробились, – тоже на его совести, но и «Авиационное дело» закрыли. Так решил Сталин. Говорят, что вождь не думал о преемнике. Неправда. Думал. Преемником и стал Маленков. Осенью 1952 года именно он выступил с отчетным докладом на XIX съезде ВКП (б), том самом, на котором компартия стала зваться КПСС. Сталина Егор устраивал – он уравновешивал генералитет и партийную верхушку, соблюдая баланс интересов. Именно Маленков стал председателем Совета Министров сразу после смерти Иосифа Виссарионовича.
Правда, Сталин всерьез рассматривал и еще одну кандидатуру продолжателя своих дел – Николая Булганина, ныне заместителя председателя Совнаркома. Булганин был еще большим незнайкой, чем Маленков, к тому же он до того страшился ответственности, что мог месяцами откладывать срочные дела, даже такие архиважные, как создание ядерной бомбы. Этот высокий, осанистый человек с породистым лицом царского министра был способен на любую низость, например, топтать ногами профессора Вознесенского, расстрелянного по «Ленинградскому делу».
Их было трое, кто последними видел Сталина живым и здоровым, – Хрущев, Маленков и Булганин. Был еще четвертый – Берия, но на Лаврентия Палыча Судоплатов не грешил. Нарком не стал бы приближать смерть вождя, ему это не было нужно, ибо тогда бы он потерял все – и пост, и самую жизнь, что, собственно, и произошло в будущем (экий выверт!). А вот упомянутая троица вполне могла ускорить отход Сталина в мир иной – у них все было схвачено.
Ну, с Никитой уже попрощались, осталась эта парочка…
…Павел притормозил, не доезжая до дома, в котором проживал Маленков – бронированный «ЗИС» стоял у подъезда, а сам Георгий разговаривал с женой. Вот супруга, подхватив шляпную коробку, процокала к дверям, а муж устроился на заднем сиденье, велев водителю везти свою тушку, куда приказано. Судоплатов пристроился в отдалении. Почти дежавю…
Он начинал заполнять список с Ивана Серова, и все было точно так же – «М-1» ехала за «ЗИСом». Интересно, куда намылился Егор? Маленков выехал на Рублевское шоссе и свернул налево, к Кратову, где располагалась его дача.
– Отлично… – прошептал Павел, заворачивая к поселковому клубу.
Оставив машину, он накинул пальто, нахлобучил мягкую шляпу и пошагал – неторопливо, как и полагается совершать променад за городом. А воздух был чудесный – ели и сосны источали запах смолы и хвои, негреющее солнце пронизывало шумливые кроны, пуская зайчики на тихую улочку. Вот и объект его исканий. Судоплатов приподнял бровь: неподалеку стояло два «ЗИСа». Забавно… Это кто же у Егора в гостях?
Тут с крыльца спустился Булганин собственной персоной и сделал властный жест водителю.
«…Через час!» – донеслось до Павла.
Обе машины тронулись почти одновременно, они медленно покатили в направлении столовой.
«Отлично…»
Проникнуть на дачу было нетрудно – заборами правительственные дачи не огораживали. Правда, и охрана была, но во дворе доблестная стража не околачивалась. Судоплатов поднялся на крыльцо и внимательно огляделся. Сплошная хвоя… Потянув дверь веранды на себя, он легко открыл ее и вошел. Из дома доносились голоса, но Павел не прислушивался особо. Булганин с Маленковым – партнеры, а не друзья, откровенничать не станут. Достав «Парабеллум», Судоплатов накрутил на него глушитель. Из небольшого зальчика открывался проход в гостиную. Обе цели находились там.
– Немец уже совсем близко, – нервно сказал Булганин. – Не понимаю, зачем нужен этот глупый героизм – сидеть в Москве, когда в Куйбышеве все готово?
Мордастый Маленков пожал полными плечами.
– Надо подавать хороший пример народу.
Николай фыркнул.
– Выпьешь?
– Не откажусь.
Маленков вразвалочку удалился, и тогда в проеме дверей появился Судоплатов. Булганин, быть может, и услыхал хлопок выстрела, но момент своей смерти пропустил. Пуля оказалась быстрей. Зампред Совнаркома повалился на ковер, глухо ударившись простреленной головой.
– Надо быть, как юный пионер! – донесся веселый голос Егора. – Пионер – всем ребятам пример!
Он перешагнул порог, держа в руке бутылку армянского коньяка, и замер, уставившись оцепенело на Павла. Маленков все понял сразу, но бежать или сопротивляться не смог. Ноги его подкосились, и он упал на колени, роняя бутылку. Бутылка прокатилась и замерла, уткнувшись в нос убитого Булганина. Егор открыл рот, силясь вымолвить хоть что-то, и пуля вошла между зубов, разрывая горло и шею. Спрятав пистолет и подобрав гильзы, Судоплатов быстро обошел дом. В чулане обнаружилась бутыль с керосином для ламп и примуса. Разлив горючее по всему этажу, Павел чиркнул спичкой. Пламя фухнуло, занялось, охватывая мебель, шторы, обои.
Покинув дачу, Судоплатов неторопливо спустился и перешел на соседний участок, уже оттуда выйдя на улицу. За переплетами веранды бушевало пламя. Ему было тесно в доме, и вот зазвенели лопнувшие стекла, выпуская огонь наружу. Жадные языки принялись лизать стены, донесся треск и гул – пожар разошелся на славу. Павел уселся в машину, и лишь тогда показались охранники – они опрометью бежали к горящей даче.
– Поздно, ребятишки, – усмехнулся Судоплатов и двинулся в обратный путь.
Он не испытывал мстительной злой радости. В нем жило ощущение хорошо выполненной работы – и законченного дела.
Шуму было много, но ничего подозрительного на месте пожара не обнаружили. Дача в Кратове сгорела дотла, похоронив и останки двух чиновников высокого ранга, и всякие следы. В партийных кругах об этом ЧП поговорили да и забыли. Несчастный случай. Бывает…
…В последних числах октября Судоплатов вызвал к себе командира бригады Михаила Орлова и отдал ему секретный приказ. Орлов «построил» командиров полков и велел отрабатывать линию взводных колонн. Взвод из четырех отделений по 11 бойцов, в роте – по 178, четыре роты в батальоне. И по набережной Москвы-реки, что рядом с Крымским мостом, начались строевые занятия. Бойцы удивлялись – тут враг у ворот, а у них шагистика! Все потому, что решение провести парад держалось в тайне. Вплоть до вечера 6 ноября, когда на станции «Маяковская» прошло торжественное собрание, посвященное 24-й годовщине Великого Октября, об этом мало кто знал.
А 7 ноября подъем сыграли в четыре утра. Ровно в 5.30 – построение. Через Пушкинскую площадь к Петровским воротам, по Петровке к Большому театру. Здесь ко 2-му полку ОМСБОН присоединился 1-й.
По улице Куйбышева бойцы прошагали к Историческому музею. Холодный рассвет, потемки – а на тротуарах полно народу. Женщины, старики, школьники сияли и лучились радостью. Праздничный день стал для них подлинным торжеством, прелюдией к полной победе над врагом. Люди смеялись и плакали – ни в какие иные «октябрьские» не ощущалось такого душевного подъема.
Снег падал густо, размывая дома и башни, но к началу парада стал слабеть, будто впечатлившись моментом. Один час и две минуты длился парад, но этого времени хватило, чтобы вся страна исполнилась решимости. Весть о торжественном марше разнеслась по всему Союзу, по всему миру – праздничное мероприятие возводилось в степень, утверждая чеканную формулу: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»
Из воспоминаний П. А. Судоплатова:
«6 ноября 1941 года я получил приглашение на торжественное заседание, посвященное Октябрьской революции.
Традиционно эти собрания проходили в Большом театре, но на этот раз из соображений безопасности – на платформе станции метро «Маяковская».
Мы спустились на эскалаторе и вышли на платформу. С одной стороны стоял электропоезд с открытыми дверями, где были столы с бутербродами и прохладительными напитками.
В конце платформы находилась трибуна для членов Политбюро.
Правительство приехало на поезде с другой стороны платформы.
Сталин вышел из вагона в сопровождении Берии. Собрание открыл председатель Моссовета Пронин.
Сталин выступал примерно в течение получаса.
На меня его речь произвела глубокое впечатление: твердость и уверенность вождя убеждали в нашей способности противостоять врагу. На следующий день состоялся традиционный парад на Красной площади, проходивший с огромным энтузиазмом, несмотря на обильный снегопад.
На моем пропуске стоял штамп «Проход всюду», что означало, что я могу пройти и на главную трибуну Мавзолея, где стояли принимавшие парад советские руководители.