Асимметричная война была настолько привычным явлением, что первое руководство по противодействию повстанцам появилось еще в VII в. А самый знаменитый «партизанский» трактат – «Семь столпов мудрости» Т. Э. Лоуренса, книга, основанная на опыте автора, который в годы Первой мировой помогал разрозненным бедуинским племенам изгнать турок с Ближнего Востока. К началу Второй мировой иные товарищи Лоуренса были еще в строю, однако ведомства, поддерживавшие их, приказали долго жить. Поэтому в мае 1940 г., когда положение во Франции стало угрожающим, британские военные чиновники обратили взоры к новорожденным секции D и MI(R). Военному министерству была предложена идея создать «особую организацию» для разжигания «масштабного восстания на захваченных [Германией] территориях».
2 июля, когда Франция капитулировала, оставив Британию в гордом одиночестве против континента, кишащего нацистами, министр экономической войны Хью Далтон написал министру иностранных дел лорду Галифаксу письмо, развивавшее тему прежней рекомендации:
«Нам необходимо организовать сопротивление на оккупированных врагом землях… Этот "демократический интернационал" должен полагаться на множество методов, включая диверсии на фабриках и военных объектах, стачки и саботаж, непрерывную пропаганду, теракты против предателей и нацистских главарей, бойкоты и беспорядки… Нужна новая организация, которая будет координировать, вдохновлять, контролировать и поддерживать граждан угнетенных стран – непосредственных участников борьбы. Нам нужны абсолютная секретность, определенный фанатизм, готовность работать с людьми разных национальностей, полная политическая благонадежность… Организация, на мой взгляд, должна быть полностью независима от военной машины».
Две недели кабинет спорил о создании этой секретной структуры. Наконец уходящий в отставку премьер-министр Невилл Чемберлен, тот самый, что умиротворял Гитлера в 1938 г., скормив ему Чехословакию, подписал один из своих последних документов под грифом «Совершенно секретно». Знай о нем публика – возможно, и подпорченная репутация премьера пошла бы на поправку. Чемберлен постановил, что властью премьер-министра «надлежит незамедлительно создать новую организацию для координации всех подрывных действий и саботажа против врага за рубежом… Эта организация будет именоваться Управлением специальных операций».
Этот документ и стал учредительной хартией Special Operations Executive (SOE), или УСО, а его строки – открыто или завуалированно – возлагали на новорожденное ведомство целый ворох задач. Во-первых, УСО предстояло обучать разношерстных иностранцев, наводнивших Британию, всем тонкостям военного дела – как общепринятым, так и не слишком. А затем – забрасывать диверсантов в оккупированные страны, где им предстояло ликвидировать высокопоставленных нацистов, устраивать диверсии на заводах, производящих оружие для вермахта, пускать под откос эшелоны с военными грузами и вербовать в ряды борцов за свободу местных жителей, придерживающихся нужных убеждений. Кроме того, УСО планировало доставлять в тыл врага, к известным лагерям Сопротивления, тонны оружия, боеприпасов и взрывчатки, а также финансово поддерживать повстанцев. Так эти люди могли бы продолжать партизанскую войну и привлекать в свои ряды всех, кто хотел сражаться с оккупантами, но в силу обстоятельств не мог перебраться в Лондон.
В самом деле, мир еще не видел ничего подобного УСО. Да, партизанская война стара как мир, но раньше ее вели разрозненные, зачастую угнетенные народы, а не могучая иностранная держава, готовая сначала обучить и вооружить повстанцев, а затем забросить их на родину с задачей сбросить ярмо нацизма. Уже одно это делает УСО уникальным детищем военной истории. Но амбиции ведомства простирались еще дальше, и здесь стоит вновь вспомнить о Т. Э. Лоуренсе. Он был духовным отцом УСО, но в Аравийской пустыне 1917–1918 гг. действовал по наитию, полагаясь на собственную смекалку. Порой начальство понятия не имело, чем он занят. УСО же, напротив, планировало до мелочей продумывать и контролировать действия тысяч своих «Лоуренсов», сея смуту в масштабах целой страны, а то и континента.
От размаха этой идеи захватывало дух. Уинстон Черчилль, ставший премьер-министром в день германского блицкрига во Франции, был от нее в полном восторге. Она перекликалась с его собственной биографией: в конце концов, и в его собственную биографию была вплетена некоторая партизанщина.
Черчилль обожал рассказывать о своих приключениях на Кубе в 1895 г., куда он отправился по заданию лондонской The Daily Graphic. Там он воочию наблюдал, как повстанцы изгоняли поработителей, взрывая железнодорожные пути, по которым передвигался испанский генералитет, и нападая на форты, когда враг меньше всего этого ожидал. «Они везде и нигде», – говорил Черчиллю один испанский офицер дрожащим голосом.
Ту же тактику Черчилль наблюдал в Индии, сражаясь младшим лейтенантом с мятежниками, восставшими против британского контроля над Малакандским перевалом. А потом – в Кейптауне в 1899 г.: он прибыл туда, чтобы освещать Англо-бурскую войну для The Morning Post. Однажды партизаны пустили под откос поезд, в котором ехал Черчилль, и открыли шквальный огонь. Чудом уцелев, он все же угодил в плен вместе с полусотней товарищей по несчастью. Их отконвоировали в лагерь для офицеров в Претории. Последующая одиссея Черчилля – дерзкий побег из лагеря и переход в 480 км к границе Португальской Восточной Африки без компаса, провизии и знания африкаанс – пересказывалась в Лондоне как легенда и сделала ему имя. Помимо этого громкого имени с ним на всю жизнь осталась убежденность: в грядущих войнах Великобритании понадобятся отряды особого назначения, легкие и стремительные.
Неудивительно, что следующие 20 лет Черчилль поддерживал тесные контакты с разного рода повстанцами. Он не раз ездил с Лоуренсом в Каир, тайно перечислял миллионы фунтов стерлингов царскому офицеру-морфинисту, стремившемуся свергнуть большевиков[26], и даже однажды обедал с Майклом Коллинзом, легендарным борцом за независимость Ирландии.
Все эти годы восхищение партизанами не покидало Черчилля. И в 1940 г., когда Британии грозило нацистское вторжение, новоиспеченный премьер-министр, 30 лет водивший дружбу с повстанцами из пяти стран, решил создать армию по образу и подобию партизанской. «Пришло время поджечь Европу!» – провозгласил он, учреждая УСО. Для Черчилля Управление специальных операций было не просто последним средством противостоять Гитлеру. Это была квинтэссенция его богатого военного опыта, наглядное подтверждение давней идеи: даже самая могучая армия, подобная немецкой, уязвима перед ударами летучих партизанских отрядов. Этих людей, обученных не хуже британских коммандос, предстояло забросить в тыл врага, чтобы они жалили, словно шершни, и тут же растворялись среди мирного населения. Везде и нигде.
Несмотря на плотный график, Черчилль находил время для встреч с агентами УСО, приезжавшими в Лондон. Но, как и о шифровальщиках из Блетчли-Парка[27], перехватывавших немецкие разведданные, о деятельности и далеко идущих планах УСО Черчилль не мог сказать ни слова. Когда военное министерство одобрило создание этой организации, Черчилль настоял на том, чтобы в «ордерную ведомость»[28] Палаты общин не вносилось никаких записей о новой спецслужбе. Часть расходов на УСО покрывалась из секретных фондов, неподотчетных парламенту.
«Эксцентричное английское ведомство… Поначалу кажется нелепым, а со временем представляется в высшей степени разумным», – напишет позднее историк УСО М. Р. Д. Фут. Взять хотя бы то, что надзор за Управлением возложили на малоизвестную структуру – министерство экономической войны. Любой другой лидер забрал бы УСО под свое крыло, как поступил Рузвельт с УСС – Управлением стратегических служб, предтечей ЦРУ. Но Черчилль хотел, чтобы новорожденная спецслужба была свободна. Оттого он и отказался ею руководить, заодно объяснив, почему эту ношу не стоит взваливать на себя и военному ведомству. Черчилль был убежден – ничто так или иначе связанное с УСО не должно отдавать «традиционной» войной. В теории шефство над его детищем могла взять одна из существующих разведслужб, но Черчилль затаил обиду на МИ-6 после провала миссии секции D в Стокгольме. Премьер расценил тот случай как доказательство: нельзя доверять руководство Управлением специальных операций прежним разведывательным структурам.
Неудивительно, что УСО не пользовалось особой симпатией собратьев по шпионскому ремеслу. Черчилль даже организовал межведомственный комитет, призванный наладить сотрудничество. Увы, тот собрался дважды и канул в небытие – старые службы люто возненавидели выскочку. Отчасти это было неизбежно. МИ-6 полностью зависела от тайного сбора разведданных за рубежом, а УСО, опираясь на эти же данные, в буквальном смысле прорубало себе путь через Европу огнем и мечом. В МИ-6 недоумевали: Великобритания что, пытается подорвать свои собственные усилия?
Впрочем, нередко неприязнь походила на обычную мелочную ревность – многим казалось, что Черчилль лелеет УСО, как любимое дитя. Отвергнутые пасынки из МИ-6 обижались и злорадствовали при любой неудаче конкурентов. «УСО в полной заднице! – восторгался Клод Дэнси, замглавы агентства, узнав, что гестапо накрыло огромную сеть Сопротивления, поддерживаемую Управлением. – Немцы косят их направо и налево». МИ-6 принялась уговаривать Черчилля упразднить УСО, но премьер-министр, как всегда, стоял горой за своих любимцев.
Лютовали и ВВС. Их руководители всю войну твердили, что не могут выделить достаточно самолетов для миссий УСО: затея представлялась им неэффективной, если не сказать бессмысленной. «Ваша работа – лотерея, которая может принести нам ценный выигрыш, а может не дать ничего, – сказал один из командиров сотруднику Управления. – А мои бомбардировки не лотерея». Но Десмонд Мортон, офицер МИ-6, который в 1930-х снабжал Черчилля сырой развединформацией, говорил, что премьер-министр всегда обожал «странные операции» с туманными, но заманчивыми перспективами. Черчилль во всем опирался на свой богатый опыт, позволяя воспоминаниям – выцветшим фото космополитов-диверсантов и пылких авантюристов – влиять на текущие решения. Он верил, что в укромных уголках оккупированной Европы по-прежнему живут точно такие же вольнодумцы, как в дни его юности.