он даже слегка расслабился за рулем.
Но тут впереди замаячил блокпост – деревянный шлагбаум перегораживал шоссе. Немцы, должно быть, подняли по тревоге все патрули в округе. Теперь они будут останавливать и обыскивать каждую машину, пока не изловят беглеца.
Подъехав ближе, Робер разглядел двух вооруженных до зубов солдат, охранявших блокпост и требовавших от каждого водителя предъявить удостоверение личности. Сам Робер был в тюремных обносках, которые таскал последние четыре месяца. От него воняло. Густая борода, ссадины и кровоподтеки не оставляли никакой надежды на то, что ему удастся обмануть солдат, даже разъезжая на седане с нацистской символикой. Вернее, особенно в этом случае – если на блокпост уже передали об угоне «ситроена».
Развернуться Ларошфуко не мог – это привлекло бы ненужное внимание. Поэтому он сбавил ход, переключившись на вторую передачу. Теперь он мог разглядеть удивленные лица солдат. Ему махали, требуя остановиться.
В следующий миг Ларошфуко вдавил педаль газа в пол. Машина с треском снесла шлагбаум и сбила одного из солдат, который перевалился через капот. Второй вскинул автомат, и Ларошфуко пригнулся. Пули попали в корпус машины. Робер, стиснув зубы, давил на газ, а голову держал как можно ниже. За первой очередью последовало несколько еще более плотных, но автомобиль упрямо набирал ход. Наконец рискнув выпрямиться, Робер с облегчением увидел, что мотор вроде бы цел. Машина по-прежнему слушалась руля, а главное – немцы с их винтовками остались далеко позади.
Он прислушался к себе. Вроде бы не ранен. Трижды за утро ему удалось увильнуть от немецких пуль, выпущенных чуть ли не в упор.
Впереди Робер увидел съезд на гравийную дорогу. Он повернул руль, взметнув облако пыли. Нужно было во что бы то ни стало увеличить отрыв от нацистов. Узкая гравийка шла то вверх, то вниз, и Ларошфуко нещадно газовал. Из-под капота вдруг повалил дым – густой, едкий. Робер продирался сквозь непроглядную пелену, пока она совсем не заволокла лобовое стекло. Пришлось сбавить ход. Впереди виднелся, судя по всему, заброшенный карьер – когда-то здесь добывали полезные ископаемые. Затормозив машину, он заглушил мотор, вышел и прислушался. Тишина. Пока никого. Бросать машину на дороге – все равно что просигнализировать немцам: «Я тут был»; куда надежнее спихнуть «ситроен» в карьер.
Включив нейтральную передачу, Робер навалился на багажник. Автомобиль накренился и ухнул в черный зев карьера. Оглушительный треск, облако пыли – и вот на дне уже дымятся бесформенные обугленные останки. Вряд ли полезут, подумал Ларошфуко, а затем рванул в ближайший перелесок, чтобы затаиться до темноты и привести в исполнение свой новый план.
Несколько часов он провел в тревожном одиночестве, но, как только на небосвод наконец выкатились звезды, двинулся в путь, кое-как ориентируясь в свете луны. Впрочем, он скорее бесцельно блуждал, по-прежнему не имея понятия, где находится. Продирался сквозь бурелом и заросли, сквозь ветвистые деревья – часы скитаний казались бесконечными.
В голове стучало: может быть, в каком-нибудь маленьком городке найдутся участники Сопротивления? Или хотя бы встретится деревушка со сговорчивыми жителями? На худой конец сойдет еще один заброшенный сарай – передохнуть несколько часов и, возможно, поесть. А там, глядишь, и удастся выбраться из Йонны.
Наконец вдалеке замерцали огоньки. С каждым шагом они множились, постепенно складываясь в ночную панораму города. Может быть, тут найдется кто-нибудь знакомый, подумал он. Ларошфуко осторожно приблизился к окраине города и прочитал указатель: Осер.
Он вернулся туда же, откуда бежал.
Глава 12
Чем дольше Робер стоял под мерцающими огнями города, тем отчетливее понимал, что все не так уж плохо. Если нацисты не обнаружили обломки машины в карьере, они, скорее всего, считают, что Ларошфуко уже за сотни километров отсюда. И наверняка расширили зону поисков, оголив Осер. И главное – именно тут, в городе, обитал единственный человек, способный укрыть и накормить беглеца: хозяин гостиницы «Де ла Фонтен», присылавший Роберу передачи в тюрьму. Нельзя было с уверенностью сказать, что этот господин – участник Сопротивления, но больше надеяться было не на кого. Робер мог брести через ночь, уповая на милосердие и храбрость неведомого фермера, а мог, как ни безумно это звучало, пойти в Осер и попытать счастья, разыскав владельца гостиницы.
И он двинулся в Осер.
Уже второй раз за день Робер шагал по городским улицам, изображая беззаботность, – будто он обычный прохожий, а не сбежавший «террорист». Народу почти не было, и страх, пожиравший его утром, немного отступил. Да и немецких солдат на сей раз не попадалось.
Чтобы найти гостиницу, нужен был телефонный справочник, но телефонных будок поблизости не имелось. В 1940-х гг. Йонна оставалась аграрным и несколько отсталым департаментом. Впрочем, впереди маячила бакалейная лавка, в окнах которой еще горел свет.
Продавец у входа едва удостоил Робера взглядом. На просьбу дать справочник он молча кивнул куда-то вглубь магазина. Ларошфуко листал страницы, пока не нашел нужный адрес. И тут ему пришло в голову: пожалуй, благоразумнее не являться в гостиницу лично, хотя до нее и можно дойти пешком, а для начала позвонить и прощупать почву. Если беседа с хозяином наведет на мысль, что тот и впрямь помогает Сопротивлению, можно назначить встречу. Если же разговор не заладится, Робер просто повесит трубку, не раскрывая своего местонахождения. Он набрал номер.
Ответивший портье сообщил, что хозяин давно отбыл домой. Передать ему что-нибудь? «Было непросто объяснить человеку на том конце провода, зачем мне понадобился владелец», – вспоминал потом Робер. Он буркнул, что ничего не нужно, и дал отбой.
Конечно, можно было вернуться в лес. Но голод, жажда и усталость брали свое. Да и что толку ночевать под открытым небом, если назавтра все равно придется тащиться в Осер, чтобы явиться к владельцу гостиницы средь бела дня? Не выйдет.
Ларошфуко в упор разглядывал бакалейщика за прилавком. А вдруг? Его предок Франсуа де Ларошфуко писал в знаменитой книге «Максимы»: «Не может отвечать за свою храбрость человек, который никогда не подвергался опасности». И, пожалуй, ничто из пережитого им – ни бегство в Испанию, ни спецподготовка в Англии, ни диверсия на электростанции, ни побег от расстрельной команды – не было настолько рискованным, как то, что Робер задумал сейчас. Раньше его жизнь зависела от него самого. А сейчас он собирался вверить ее совершенно постороннему человеку. Что, если попросить помощи у незнакомца?
Лавка закрывалась. Робер смотрел, как покупатели расплачиваются и уходят. Он размышлял. В свои 20 он уже дважды испытал предательство соотечественников. Но ведь именно соотечественники помогали ему и перебраться в Англию, и устраивать диверсии.
За дверью скрылся последний посетитель.
Ларошфуко решительным шагом направился к прилавку.
Он положил руки на плечи бакалейщика.
– Вы хороший француз? – спросил он в упор.
Лавочник озадаченно уставился на него и, похоже, слегка рассердился.
– Разумеется, я хороший француз, – рявкнул он.
Ларошфуко судорожно вздохнул.
– Я сбежал, – выпалил он. – И меня ищут немцы.
Мужчина воззрился на него, округлив глаза.
– Ни черта себе… – начал он было, но любопытство пересилило, и он добавил: – Так это из-за тебя в городе с утра переполох?
Ларошфуко еле заметно кивнул.
– Можешь мне доверять, – посерьезнел бакалейщик. Было ясно, что он говорит искренне. – Будь как дома.
Робер с облегчением выдохнул.
Лавочника звали мсье Сегино. Заперев магазин, он отвел Робера к себе домой. Там беглеца встретила его жена. Обняв его, как родного, она принялась накрывать на стол. «Она положила мне такую порцию, что я чуть не лопнул», – вспоминал потом Ларошфуко. Хозяйка предупредила: если нагрянут немцы, надо уходить через черный ход. После ужина выяснилось, что свободных комнат в доме нет. Только одна кровать – та, где лежал парализованный отец мадам Сегино. Робер, благодарный и за это, улегся рядом со стариком. Тот не шевельнулся и не проронил ни звука. «Я уснул как убитый, словно не спал много месяцев», – рассказывал Робер.
Наутро пришлось взглянуть правде в глаза. Понятно, что Сегино рискуют, укрывая его. Но и разгуливать по городу – верная гибель. Нужно найти кого-нибудь из участников Сопротивления и попросить о помощи: необходимо было выбираться из Йонны. «Альянс» разгромили несколько месяцев назад. Да и если бы отыскался сейчас старый товарищ… Можно ли будет ему довериться? Кругом двойные агенты. Ларошфуко рассказал чете Сегино о передачах и о своих подозрениях насчет хозяина гостиницы. Звонить туда из бакалейной лавки средь бела дня он не решался. Поэтому он задал неудобный вопрос: не поговорит ли мсье Сегино с тем человеком? Сегино согласился.
Вечером бакалейщик позвонил домой и позвал Робера, сказав, что его ждут в подсобке. Ларошфуко вышел в ночь и зашагал по улице, чувствуя, будто спину буравят тысячи глаз. Он быстро нырнул в лавку. В глубине подсобки его ждал владелец гостиницы. Пухлые щеки расплылись в улыбке. Мужчина шагнул навстречу, крепко обнял Робера и представился: Андре Буи. И подтвердил его догадку: он готов помочь и с одеждой, и с планом побега.
Это будет непросто. Портреты Ларошфуко расклеены по всему Осеру. Поэтому мсье Буи предложил для начала пересидеть денек-другой, пока ищейки не утратят пыл. А там он навестит Робера и устроит ему надежное убежище.
Той весной Буи сравнялось 38. Он был невысок, но широк в кости. Лукаво вздернутая бровь и обезоруживающая улыбка здорово помогали ему в гостиничном деле. Его родители владели отелем «Де ла Фонтен» с 1925 г. Это была роскошная неоклассическая громада в три этажа на 50 номеров, расположенная на площади Шарля Лепера в самом центре Осера. В детстве Андре был любознательным мальчишкой и заядлым книгочеем. Но куда больше его увлекала жизнь вокруг. После школы он отправился в Париж, поступив в Высшую школу коммерции. Конец «ревущих двадцатых» он провел в столичных отелях, набираясь опыта, а затем вернулся в Осер. К началу Второй мировой семейное дело, по сути, полностью перешло к нему.