Выброска в Мюгроне стала для отряда четвертой за три недели. Вскоре грянули диверсии: 20 мая взлетели на воздух 300 м путей и ЛЭП на 150 киловольт в Сен-Поль-ле-Дакс; день спустя в Мон-де-Марсан были подорваны еще две высоковольтные линии; 3 июня перерезали подземный кабель между Даксом и Байонной. Лихие вылазки привлекли в «Леон Ландский» и другие группы. Перед тем как Ларошфуко отбыл на север, к заводу боеприпасов в Сен-Медаре, его попросили связаться еще с одним отрядом – обсудить некую диверсию. Подробностей никто не знал. Робер собирался выяснить детали при встрече, а заодно похвастать опытом и богатым арсеналом.
Той весной Ларошфуко был не единственным опытным агентом, десантировавшимся во Францию. УСО забросило в страну многих – даже, пожалуй, слишком многих. К середине мая у секции F было 75 000 бойцов, а у секции RF – 50 000. Если в последнем квартале 1943 г. самолеты Королевских ВВС сбросили на парашютах всего шесть тонн груза, то в первом квартале 1944-го – уже 172, а во втором – 794. В 1941 г. у УСО была одна-единственная рация с 12 каналами связи, к июню 1944-го – 15 передатчиков и 108 каналов.
Для Франции это имело серьезные последствия. Потоки оружия хлынули в Сопротивление, ряды резистантов множились. Разрозненные группы превращались в целые сети, подпольная армия крепла день ото дня. В мае 1944 г. союзники вверили генералу Мари-Пьеру Кёнигу командование Французскими внутренними силами (Forces françaises de l'intérieur, FFI) – свежесозданной структурой, при помощи которой участники Сопротивления рассчитывали скоординировать удары по немцам в преддверии высадки союзников во Франции.
Нацисты в Бордо и Ландах ответили на эти приготовления чудовищными репрессиями. Чуя, что победа ускользает, они жаждали мести. До повстанцев долетали жуткие слухи: агентов УСО потрошат заживо, трупы повстанцев привязывают к капотам немецких грузовиков на патрулировании… Когда Робер и двое бойцов «Леона» крались на встречу с диверсантами из другого отряда, они старались не шуметь, помня о возможных последствиях. Но что-то – возможно, хрустнула ветка в подлеске – их выдало. «Мы напоролись на немцев», – вспоминал Ларошфуко. Короткая стычка, подавляющий перевес противника. Один из повстанцев улизнул, когда стало ясно, что бой проигран, а Робера и главаря схватили и отвели в немецкую комендатуру «Буриотт-Бражанс» – своего рода мини-гарнизон, укомплектованный горсткой солдат.
У Ларошфуко в голове не укладывалось: опять крепость, опять плен. Наслушавшись о зверствах оккупантов, он, по его словам, был уверен: «Нам с товарищем конец». Через пару часов пленников увели на первый этаж, где и начался несуразный допрос: немцы едва говорили по-французски, а французы не спешили отвечать.
Вдруг за стеной раздался визг тормозов. В окне промелькнули трое в штатском. Внезапно они выхватили пистолеты-пулеметы. Робер рухнул на пол, откатился за перевернутый стол. Ухватил напарника за шиворот, подтянул к себе. Пули выбивали щепки из досок, впивались в стены, сужая импровизированное укрытие. Вокруг падали немцы.
Стреляли, похоже, свои, из «Леона». Вот только в горячке боя палили без разбора – злые пули так и свистели над ухом. Робер орал: «Я свой, свой!» Куда там – за грохотом очередей его было не слышно. Стало «до ослепительного очевидно», что в тесной комнатушке есть все шансы погибнуть, причем не от рук врага! Сменив тактику в надежде, что это остановит шквал огня, Ларошфуко заорал что было мочи:
– Сдаемся! Сдаемся!
Наконец пальба стихла. В ушах звенело. Комната провоняла пороховым дымом. Робер медленно поднялся из-за стола. Стрелки – тонкие скептические ухмылки на лицах – вдруг просияли, признав в нем своего. С видом победителей они озирали поле боя. Ларошфуко переступил через трупы немцев.
5 июня в 20:15 Би-би-си передала закодированное сообщение, адресованное всем бойцам французского Сопротивления. «Издалека льется тоска скрипки осенней»[48]. Эта строка из стихотворения Поля Верлена «Осенняя песня» и была посланием, которого участники Сопротивления ждали долгие годы и к которому готовились месяцами.
«День Д» настал.
На следующее утро более 5000 кораблей, 13 000 самолетов и 160 000 солдат союзников обрушились на побережье Нормандии. В сотнях километров к югу бойцы «Леона», как и другие участники Сопротивления по всей стране, приступили к выполнению диверсионных операций, заранее спланированных их командирами.
Сразу после высадки «леоновцы» брали в клещи немецкие части: пятерых положили тут, десяток там, еще 42 – у КП неподалеку. Но по-настоящему десанту помогли диверсии. С 7 по 10 июня «Леон Ландский» провел их более 200. Робер и другие повстанцы уничтожали ЛЭП, взрывали мосты и пути, прятались на деревьях над дорогами и расстреливали проезжавших нацистов. Золотое правило партизанской войны: убивай врага, не можешь убить – задержи.
Всякий час промедления давал союзникам на полуострове Котантен лишний шанс закрепиться на плацдарме. 6–7 июня по всей стране было совершено не меньше 1000 диверсий. Особенно старались перебить железнодорожное полотно – 90 % немецкой армии в 1944 г. передвигались по рельсам или на лошадях. Движение поездов сократилось вдвое. Танковая дивизия СС из-под Тулузы, располагавшая новейшими машинами, рассчитывала достичь Нормандии за три дня. Добиралась две недели. Повстанцы и авиация союзников начали с того, что разнесли мосты, ведущие к побережью, и нефтебазы, где могли заправиться «панцеры». Когда немцы двинулись по путям, Сопротивление начало их минировать. Без горючего и эшелонов нацистам пришлось положиться на марш-броски. Тут-то их и брали на мушку снайперы, которые (как в Ландах) вели прицельный огонь, прячась за деревьями и зданиями или на пригорках. Все это творилось в городах, в городках, в каждой деревушке. Главнокомандующий союзными войсками Дуайт Эйзенхауэр впоследствии заметил: «Полагаю, подрыв коммуникаций врага, удары по автоколоннам и все нараставшее давление на немецкую военную машину… сыграли весьма значительную роль в нашей полной и окончательной победе». По оценке генерала, силы французского Сопротивления после «Дня Д» были эквивалентны 15 дивизиям – 375 000 солдат!
Для Ларошфуко те лихорадочные дни взрывов и налетов, когда тайная армия уже не была тайной, слились в одно. Он рвался выполнить миссию, ради которой вернулся во Францию. Миссию, которая, как он надеялся, нанесет нацистам серьезный урон и внесет вклад в их окончательный разгром.
Глава 16
Робер и его радист направились на север, в Бордо, где присоединились к отряду под названием «Шарли». Его возглавлял Рене Коминетти, театральный режиссер по основной профессии, участник Сопротивления еще с 1941 г. В организации отряда ему помогали друзья – юрист и банкир. Летом 1944 г. группа разрослась до 950 бойцов. Маки рыскали по округе, временами ввязываясь в стычки бок о бок с соседними отрядами Сопротивления. Так, бойцы «Шарли» участвовали в столкновениях совместно с материнской структурой – отрядом «Жорж», также действовавшим недалеко от Бордо. Группу возглавлял 25-летний Альбан Борд: он был столь же зол на нацистов (по собственному признанию, творил по отношению к ним такое, «чего сам Господь не простит»), сколь и осторожен. Он признавал профессионализм агентов СД и поддерживал строжайшую конспирацию, опасаясь неминуемой расправы в случае провала.
В июле, если судить по архивным данным, Ларошфуко встретился с одним из командиров «Жоржа» и несколькими его подчиненными. Свидание проходило в надежном укрытии – пещере неподалеку от Бордо. Командир принес бутылку вина, бокалы и изложил свой план. Три «жоржиста», как выяснилось, недавно устроились на завод в Сен-Медаре, где изучали его внутреннее устройство и рисовали от руки карты. Ларошфуко предстояло встретиться с ними после окончания их смены. Раз Робер мастер закладывать взрывчатку, пускай он тоже устроится на завод. Союзники продвигаются от Нормандии вглубь страны, немцы из последних сил цепляются за позиции. Не было времени обучать диверсантов подрывному делу – тому, чем Ларошфуко мог заняться и сам. Достаточно было проникнуть на завод.
Робер воодушевился. Не затем он десантировался во Францию, чтобы полагаться на других. Довольный его реакцией, командир оставил компанию наедине с бутылкой вина: впереди был свободный вечер. Вскоре вся компания отбыла на велосипедах в укрытие ближе к заводу, километрах в пятнадцати к западу от Бордо.
Красота залитых июльским солнцем виноградников и летние ароматы лишь маскировали ужасы оккупации. Робер и макизары пробирались извилистыми окольными тропами, избегая больших дорог: встречные выглядели приветливо, но запросто могли оказаться тайными агентами и работать на Дозе. Отряд добрался до места, и вскоре подоспели трое подпольщиков с завода. Было решено отметить будущую миссию. Судя по туманным намекам в мемуарах Ларошфуко, соратники повели его в лучшие бордели города. «Нас приняли по высшему разряду», – вспоминал позже Робер.
На следующий день, в воскресенье, уже было не до отдыха. «Жоржисты» и Ларошфуко склонились над схемами, разложенными на столе в убежище. Завод боеприпасов – громадина. Северная и восточная части отведены под старый цех рядом с железнодорожной веткой, по которой на предприятие десятилетиями доставляли грузы. На западе и юге высится новый корпус, возведенный накануне Первой мировой. А вдоль тянется «Жемчужина» – цех, построенный в начале нынешней войны заключенными, испанцами-коммунистами: их согнали сюда больше двух тысяч. Периметр опоясывали 12 лагерей для рабочих и служащих, где обитали немцы и часть из 5500 сотрудников завода. Общая площадь – свыше двух с половиной квадратных километров. Судя по аэроснимкам, заводы и бараки Сен-Медара смахивали скорее на город-государство.
Но задача Ларошфуко заключалась не в том, чтобы сровнять все это с землей. Даже масштабная бомбардировка в апреле оказалась бессильна. Нет, Роберу предстояло разместить точечные заряды в ключевых узлах, парализовав комплекс изнутри. Всё как учили британские инструкторы: бей по маленьким, но жизненно важным точкам завода. Это и есть подлинное искусство диверсии.