Робер вскочил и ринулся на немца, даже не успев заметить, так ли обескуражен бош, как ему мечталось. Он выдернул из-за спины деревяшку и огрел охранника по голове. От неожиданности тот пошатнулся, упал, и в тот же миг Робер навалился сверху. Одной ладонью стиснул нацисту подбородок, другую запустил в волосы на затылке. И что было мочи крутанул, как учили британцы. Шея немца хрустнула.
Ларошфуко застыл над внезапно обмякшим, бесформенным телом. Убил? Парализовал? Гадать некогда, надо торопиться. Робер обшарил тело в поисках ключей, но безрезультатно. Черт! Он снова впился взглядом в охранника – и мгновенно понял, что делать.
Нужно во что бы то ни стало раздобыть ключи от тюрьмы: хоть с крючка на двери комнаты охраны, хоть из кармана кого-то из надзирателей.
Робер еще раз глянул на тело, сорвал с немца мундир, натянул на плечи. Чтобы сбежать, придется ошарашить остальных охранников так же, как этого. Он подпоясался снятым с тела ремнем, подхватил пистолет охранника, взвел курок.
И зашагал прочь из камеры.
Ларошфуко понял, что нужно двигаться к центру – туда, где, скорее всего, располагались служебные помещения охраны. Лабиринт коридоров делился на пять секторов, которые вели в лазарет. Но Роберу удалось проскользнуть незамеченным к самому, как ему казалось, сердцу тюрьмы мимо дверей камер: все, что могли бы увидеть другие заключенные в смотровые окошки, – силуэт нациста, разгуливающего с оружием.
В одном коридоре Робер заметил впереди слабую полоску света из-под двери. Логово охранников?
Он замедлил шаг. У заветной двери замер, готовясь к любому исходу. Свобода или смерть – до них считаные мгновения.
Ларошфуко толкнул дверь. Два нациста клевали носом в креслах: в полумраке комнаты они не обратили ни малейшего внимания на вошедшего человека в мундире надзирателя Фор-дю-А. Робер в два счета очутился внутри. В упор расстрелял одного из охранников, повернулся к другому. Тот неуклюже вскочил, потянулся за оружием. Ларошфуко опередил.
В комнате воцарилась тишина.
Робер окинул взглядом комнату. Во второй раз за ночь он изумился тому, на что, оказывается, способен. Положил еще двоих – вот так просто… Он заметался в поисках ключей. Обнаружил связку, выскочил в коридор, миновал уже знакомые повороты – и оказался в пустынном тюремном дворе.
Он подлетел к главным воротам, принялся судорожно тыкать ключами в замочную скважину. Наконец один из них подошел. Робер де Ларошфуко, как и мечтал, преспокойно покинул Фор-дю-А.
Глава 19
Сирены безмолвствовали, окрики охраны не неслись вдогонку. И все равно Робер рванул со всех ног. В мундире охранника – того самого, которого, наверное, убил, – и с немецким оружием в руке. Он бежал, потому что повиновался инстинкту и потому что ему хотелось наконец размяться после всех этих часов, полных ужаса. Ему нужно было отыскать подпольщика по кличке Жан, с которым он так и не смог свидеться две ночи назад.
Робер неплохо представлял себе Бордо, поскольку помнил его карты почти наизусть. Вскоре он остановился посреди пустынной улицы, полной черных теней, и перевел дыхание. Город безмолвствовал, погруженный в сон. Если идти шагом, подумал Ларошфуко, это привлечет меньше внимания. И он двинулся через сомкнувший ставни Бордо. Затяжная прогулка утомила его, но и подействовала умиротворяюще. Редкие прохожие не обращали внимания на немца в патруле. На тихой окраинной улочке Ларошфуко отыскал нужный адрес – тот самый, который сообщили ему товарищи из Сен-Медара: домишко с садиком за металлической оградой. Робер перемахнул через забор и забарабанил в парадную дверь.
Окно второго этажа распахнулось, из него высунулся человек в пижаме и полюбопытствовал, что нужно Ларошфуко. Робер представился: он тот самый боец Сопротивления, который должен был появиться еще субботним вечером.
– Пришлось немного задержаться, – усмехнулся Ларошфуко.
– О Господи! – воскликнул человек в окне. – Сию минуту спускаюсь.
Это был Жан собственной персоной. Отворив дверь и назвавшись, он обратил внимание на наряд гостя и живо втащил Робера в прихожую. Видя, что Жан таращится на него недоуменно, будто на привидение, Робер решил: лучше начать сначала.
Дослушав историю, потрясенный Жан покачал головой, а потом потребовал у гостя мундир, скомкал его и швырнул в камин.
Вскоре он вернулся с закусками и бутылкой вина.
– Для поднятия тонуса! – объявил он, предложив отметить самый дерзкий побег за всю войну.
Робер оценил жест, но валился с ног от усталости. Жан отставил бокал и проводил беглеца в гостевую спальню. Так и закончился самый долгий день в жизни Ларошфуко.
Проснувшись, Робер осознал: всё как в Осере. Да, он сбежал из тюрьмы, но опасность никуда не делась. Дозе, несомненно, уже рыщет в поисках беглого заключенного. Вместе с Жаном они решили, что надо связаться с человеком по кличке Аристид: это был сам Роже Ланд из УСО. Ланд сотрудничал с группой «Жорж» и наверняка знал о том, что происходило в Сен-Медаре.
– Для начала я сам к нему наведаюсь, – сказал Жан Роберу. – А ты пока отдыхай. В библиотеке найдешь детективы на любой вкус. Истории не чета твоей, конечно, но скучно не будет.
Жан торговал кухонной утварью на разнос: лучший предлог, чтобы заявиться в любой дом, а после – отличное алиби. Сегодня и то и другое могло бы очень пригодиться, особенно если Дозе поднял своих ищеек по тревоге. Жан сгреб каталоги в портфель, велел Роберу ждать до вечера и отбыл.
Вернулся он с известием, что его дважды останавливали для проверки документов.
– Денек был не из легких, – сказал он.
Однако ему все же удалось встретиться с Ландом на его конспиративной квартире. Ланд посоветовал Жану немного выждать – для верности. Через несколько дней, когда немцы подуспокоятся, он встретится с Ларошфуко и придумает, как ему покинуть город.
«Так судьба подарила мне три дня отдыха, – вспоминал позже Ларошфуко. – Три дня, чтобы выспаться, начитаться и отъесться». Жан пропадал с утра до ночи. А вечерами они обсуждали, что творится на улицах, как там обстановка, как не привлечь внимания нацистов. Снаружи было опасно: чересчур много патрулей. Хмурая солдатня – повсюду: город по-прежнему был плотно оккупирован. Чтобы добраться до Ланда, была необходима надежная маскировка. Жан и Робер горячо обсуждали самые разные идеи, но ничего путного в голову не шло. Ничто не может скрыть человека настолько хорошо, чтобы замаскировать его собственный страх разоблачения.
И тут Жана озарило. «Гениальная идея», как выразился позже Ларошфуко. Сестра Жана готовилась стать монахиней и оставила у него в доме свое черное облачение – довольно большого размера. Не нарядить ли в него Робера?
Жан разыскал платье, и Робер его напялил. Немного коротковато, зато черный чепец и белоснежный воротник сели идеально – даже подчеркивали и смягчали взгляд беглеца. Жан подобрал черные чулки, Робер безропотно их натянул. Приятели захихикали, когда преображение было завершено. С четками в руке и пудрой на щеках Ларошфуко был вылитая Христова невеста!
Робер стянул обновку, и заговорщики обсудили план действий. Было решено, что Жан пойдет к Ланду первым, опережая Робера примерно на полсотни метров, – чтобы никто не подумал, будто они вместе. Жан не сомневался, что Господь поможет монахине, но божественное вмешательство все же было лучше свести к минимуму. У убежища Ланда он украдкой подаст знак Роберу – и проследует дальше. А Ларошфуко зайдет в дом в одиночку.
Вечером назначенного дня они тронулись в путь. Жан – впереди, «монахиня» в чепце и вуали – следом за ним, с каждой минутой отставая все больше. Робер никогда не думал, что ходить в женском платье, даже в таком просторном балахоне, настолько тяжело. «Я то и дело путался в своей рясе», – вспоминал он позже. Дистанция между ним и Жаном все росла и наконец составила метров сто. Теперь уж точно никто не решил бы, что они идут вместе. Вот и хорошо, ибо город кишмя кишел охраной, солдатами, полицейскими. Робер решил и дальше играть роль неспешно бредущей монахини. Путь занял куда больше времени, чем рассчитывали они с Жаном. Зато прохожие скользили по «сестре» равнодушными взглядами, и Ларошфуко понимал: при всей стесненности движений роль ему удается.
Поплутав по улицам около часа, Жан вдруг застыл, будто залюбовавшись неким домом, а затем пошел дальше. Миг спустя Ларошфуко подходил к входной двери.
Дверь открыла дама. Решив импровизировать, Робер изобразил писклявый женский голосок и попросил Аристида, решив, что кличка раскроет цель визита.
Дама смерила монахиню взглядом.
– Заходите, – кивнула она.
То была, скорее всего, Жинетт Корбен, курьер Сопротивления и дочь инспектора полиции Шарля Корбена, который сразу после того, как Андре Гранклеман продался немцам, сбежал с Роже Ландом в Испанию. Шарль тайно состоял в отряде Ланда, а Жинетт была тайной (впрочем, не такой уж тайной) пассией Роже. Многие и вовсе считали их женихом и невестой – а после войны они и впрямь поженились.
Не без кокетства женщина представилась хозяйкой дома и сообщила, что благотворительностью занимается она сама. Робер понял, что, кажется, провел и ее: она и впрямь приняла его за монашку.
– Но мне хотелось бы лично побеседовать с мсье Аристидом, – не отступал Ларошфуко.
Недоуменно воззрившись на гостью, дама сказала:
– Что ж, пойду поищу его. Подождите пока здесь.
С этими словами она удалилась, закрыв за собой дверь. Ларошфуко в приступе озорства решил продолжить спектакль. Осторожно придерживая платье, он опустился на стул, целомудренно свел колени, спрятал ладони в рукава и, по его словам, принял «благочестивую позу».
Через несколько минут дверь отворилась. На пороге стоял Ланд – худощавый мужчина ростом метр шестьдесят. В то лето ему было всего 27, и почти все дни напролет он щеголял в своем баскском берете. Зоркие глаза впитывали окружающий мир до мельчайших деталей. На губах то и дело змеилась саркастичная полуулыбка. В остальном Роже выглядел донельзя неприметно: невысокий, смуглый. Даже выслеживавшие его нацисты раз за разом не узнавали Ланда в лицо. Однажды он обронил чемодан с рацией, и его подобрал… немецкий агент. Роже оторопел. Но нацист, ничего не заподозрив, попросту вернул ему чемодан. Если Ланд и дотянул до 1944 г. (пережив разгром своей сети «Ученый», на смену которой весной пришел «Актер»), то лишь благодаря безликой внешности в сочетании с осторожностью.