Ларошфуко и сам ломал над этим голову. И тут его осенило – он предложил «нестандартный план», как вспоминал позже. Тот каземат располагался у самой кромки воды, даже чуть выдаваясь. Ларошфуко вызвался лично возглавить группу на надувной лодке (из тех, что использовались для разведки), проскользнуть за каземат, тайно высадиться на берег, заложить пластиковую взрывчатку и полюбоваться из безопасного места, как все это великолепие взлетит на воздух.
«Капитан отнесся к идее скептически, – вспоминал Ларошфуко. – Как могла горстка людей справиться там, где потерпели фиаско 1200 бомбардировщиков?» Затея и впрямь попахивала самоубийством. Но Робер твердо знал: точечная диверсия порой эффективнее любого количества авиабомб. Достаточно вспомнить Сен-Медар… Командир был наслышан о прошлых подвигах Ларошфуко – слава Максима разнеслась по всему побережью. Окинув офицера долгим взглядом, он велел раздобыть надувную лодку.
Около 22:00 Ларошфуко и трое его бойцов отчалили. На дне лодчонки громоздились моток веревки, взрывчатка и несколько пистолетов-пулеметов. Луны не было. Моросил мелкий дождь. Идеальные условия для скрытной вылазки.
Деревянные весла почти бесшумно рассекали воду, мерно погружаясь и толкая суденышко вперед. Все молчали. До места высадки было около трех километров.
Тишина располагала к раздумьям. Робер, без сомнения, чувствовал себя уверенно. Он подрывал железнодорожные пути и линии связи, ускользал от нацистов в Осере и убивал их в Бордо. Наряжался монахиней, чтобы не привлекать внимания, прятал бомбы в хлебе – и все ради освобождения родной страны. Лихой мальчишка превратился в бесстрашного мужчину. Ларошфуко много раз выполнял дерзкие задания. И все же ему было ясно: если бы за эти три года хоть какая-нибудь мелочь, начиная с истории с почтальоном в Суассоне, пошла не так, сейчас он был бы мертв или дожидался смерти в концлагере. А сегодня, получается, надо идти до конца? Рискнуть, попытаться добиться успеха там, где не справился даже напалм? В этом был весь Ларошфуко – его отвага, его жгучая жажда отомстить за все свои страдания, чего бы это ни стоило. Но отчаянную решимость подтачивали внутренние сомнения. Слишком часто за эти годы Робер был на волосок от гибели. Учился он всегда средне, но ему хватало ума, чтобы понять: сегодняшняя вылазка – заслуга не только его хладнокровия, но и везения. А быть может, и Божьей милости. Подчиненным этого говорить, конечно, не стоило, но Ларошфуко не был таким уж бесстрашным. Прежние подвиги дались ему нелегко. Однако, как писал его дальний предок герцог де Ларошфуко в 1665 г., «высшая доблесть и непреодолимая трусость – это крайности, которые встречаются очень редко. Между ними на обширном пространстве располагаются всевозможные оттенки храбрости». Робер зашел слишком далеко, чтобы повернуть назад.
Спустя два часа показалось темное пятно берега – ориентир, по которому предстояло найти каземат в километре от кромки воды. Стараясь не шуметь, диверсанты гребли к берегу – и вскоре высадились с оружием и снаряжением. Ларошфуко шел во главе цепочки. Луч фонарика высвечивал путь. Робер на каждом шагу молил Бога: лишь бы не напороться на мины, которых здесь могло быть предостаточно. Осторожно продвигаясь вперед, бойцы наконец увидели в ночи неясный контур каземата.
Но тут же обнаружилась загвоздка. Их цель была окружена внешней стеной. Между ней и самим казематом тянулся узкий, метра два с половиной шириной, внутренний дворик-коридор. Сверху его прикрывала маскировочная сеть – на случай, если какой-нибудь отчаянный парашютист союзников вздумает десантироваться прямо сюда. Коммандос предположили, что дворик патрулирует охранник, и тогда Ларошфуко придумал план. Двое бойцов займут позиции по обе стороны стены и будут выполнять роль часовых. Третий вскарабкается наверх и затаится, держа взрывчатку. Сам Робер тоже заберется на стену, а оттуда перелезет на маскировочную сеть и распластается на ней. Когда внизу покажется немец, Ларошфуко прорежет в сетке дыру, спрыгнет вниз точно на охранника и отправит его на тот свет. Главное – обойтись без единого выстрела, чтобы не перебудить солдат в каземате. Если охранник будет ликвидирован бесшумно, напарник скинет Роберу взрывчатку. Ларошфуко заминирует бетонный каземат, выберется из дворика, и вся четверка растворится в ночи.
Дождь продолжал накрапывать – лезть на стену будет труднее, зато шум не так слышен. Робер велел бойцам быть начеку. Если часовой заметит его на сети, придется открыть огонь. И тогда, даже если сам Ларошфуко не уцелеет, остальным надлежит немедленно отступить и укрыться, иначе – верная смерть. Бойцы кивнули.
Они двинулись вперед гусиным шагом, утопая в мокрой от дождя прибрежной траве. Наконец каждый занял свою позицию. Ларошфуко почти беззвучно и без видимых усилий взобрался на стену. Встав на колени, он заглянул вниз. Так и есть – во «дворике» маячил часовой. Немец вышагивал взад-вперед в дождевике с капюшоном. Казалось, его ничуть не интересует, что творится над головой. В эту промозглую ночь удача вновь улыбалась Роберу.
Он закинул на маскировочную сеть сначала одну ногу, затем руку, покачался, балансируя, и наконец занял устойчивое положение, переместив на сетку вторую ногу и вторую руку. Вот он уже повис в полуметре над немцем, который, разворачиваясь, всякий раз опускал голову, чтобы на лицо не попадал дождь…
Ларошфуко медленно выудил нож и принялся резать ячейки сетки. Веревка поддавалась почти бесшумно. Дыра становилась все шире, и Робер старательно перераспределял вес тела. Главное – оказаться как раз над тропой, по которой бродил часовой: тот по-прежнему не догадывался взглянуть наверх. Наконец дыра стала достаточно большой, чтобы в нее можно было пролезть. Ларошфуко огляделся и жестом показал товарищам: в следующий раз, когда немец пройдет мимо, он спрыгнет.
Солдат закинул винтовку на плечо и зашагал вплотную к внешней стене «дворика». Робер приготовился. Часовой прошел точно под ним.
Ларошфуко спикировал на немца, сшиб его с ног – винтовка слетела с плеча. Адреналин и многомесячные тренировки сделали свое дело: Робер рывком притянул фашиста к себе и полоснул кинжалом по его горлу. Схватка оборвалась, толком не начавшись.
Ларошфуко подтащил труп к стене и усадил, привалив к кладке. Теперь слышался лишь шелест дождя.
Подрывник сбросил взрывчатку через прореху в сетке. Робер синхронизировал заряды, выставил взрыватели на семь минут, а затем с помощью товарища выбрался из внутреннего дворика.
Они медленно отползали от каземата, то и дело посматривая под ноги – как бы не напороться на мину. «Не прошли мы и 500 м, как грянул чудовищный взрыв», – вспоминал Ларошфуко. Коммандос переглянулись. Глаза их сияли. Но ликовать было рано: на грохот могли сбежаться другие немцы. Короткими перебежками бойцы добрались до берега, вскочили в лодку и «отчалили, не мешкая ни секунды», писал Робер. Пришлось грести вниз по Жиронде быстро, но бесшумно. Лишь несколько часов спустя отряд вернулся в безопасный лагерь.
И тут радость затопила их с головой, заставляя размахивать руками, хохотать, выкрикивать что-то бессвязное. Подошел тот скептически настроенный капитан, спросил, как все прошло. Его сомнения как ветром сдуло: офицер разделил восторг подчиненных и тут же пообещал представить Ларошфуко и его людей к Военному кресту за героизм. Робер зарделся, даже немного оробев от такой чести. И вдруг его будто оглушило: новый чудесный день уже розовел на горизонте, а он, Ларошфуко, пережил самую опасную ночь в своей жизни, не получив ни царапины.
Но сон все не шел. В голове бился вопрос: а удалось ли ему задуманное? Да, грохот взрыва прокатился над ночной Жирондой так же оглушительно, как во время его прежних диверсий. Но ведь каземат проектировали с расчетом на чудовищные удары. Если эта махина уцелела под напалмом, чтó ей какая-то пластиковая взрывчатка? Вскоре пришел приказ: завтра после обеда полк снова пойдет на штурм каземата и Пуэн-де-Грав.
Роберу недолго оставалось ждать ответа.
На рассвете союзники возобновили артобстрел и бомбардировку немецких позиций, расчищая путь для наземной атаки. Около 16:00 полк Ларошфуко двинулся вперед, а впереди маячили танки Леклерка. Чем ближе они подходили, тем яснее Робер видел каземат. Изувеченный, изрешеченный зияющими дырами. Орудия молчали, пулеметы не строчили. Капитан отыскал в цепи бойцов своего специалиста по диверсиям.
– Браво, – шепнул он.
К вечеру полк приблизился вплотную к немецким укреплениям близ Пуэн-де-Грав, в южной части устья Жиронды. «Бои затянулись еще на два дня – два чудовищно тяжелых дня, – вспоминал Ларошфуко. – Немцы с фанатичным упорством отстаивали каждый метр». Но союзники неумолимо, пядь за пядью, отвоевывали землю. 20 апреля французы окружили последние очаги сопротивления вермахта в Пуэн-де-Грав. Гарнизон капитулировал.
Увы, Ларошфуко не довелось увидеть этот миг. Накануне он подорвался на мине. «Колено разнесло на куски», – вспоминал Робер. Медики срочно эвакуировали раненого сначала в Бордо, где его прооперировали, а затем в Рошфор-сюр-Мер к северу от Руайана – на лечение. «Отделался всего-то артротомией и серебряным коленным суставом», – шутил потом Ларошфуко. Там, в залитом солнцем приморском городке, так похожем на места, где прошло его детство, Робер и услышал 8 мая 1945 г. весть о долгожданной победе.
Франция была свободна.
Глава 22
Впрочем, в ту радостную, благодатную весну не обошлось и без дурных вестей. В больничной палате Ларошфуко узнал, что его старший брат Анри, воевавший во 2-й танковой дивизии в Эльзасе, погиб в бою. Ему было всего 23. Горе Робера приняло какие-то звериные формы: целыми днями его, как он признавался потом, «обуревала ярость». Анри убит, еще один обрубленный росток… «Бессмысленная и беспощадная бойня».
Конечно, боль терзала не только Робера – в 1945 г. почти в каждой французской семье оплакивали своих Анри. Но в городках на побережье, где лечился Ларошфуко, рос иной ропот. Люди спрашивали: а стоила ли мнимая «победа» таких жертв? Прошло совсем немного времени после 8 мая