– Ну естественно, там, где появляется рыцарь Печального образа, там же непременно отыщется и его славный оруженосец. Но это все равно ничего не меняет. Если ты, Володя, не стал конченым подонком, то поговоришь со мной. Всего полчаса, а дальше сам решай, как тебе поступать.
Прошло несколько томительных секунд, прежде чем Христофоров качнул в сторону головой:
– Пошли…
Небольшой стеклянный павильончик примостился в углу зала ожидания, здесь было по обыкновению людно и шумно. Народ в ожидании своих поездов коротал время, попивая пиво, налегая на нехитрую снедь. Две пышнотелые буфетчицы без устали сновали за прилавком.
Донцов отыскал свободный столик в дальнем углу.
– Закажи нам по бутылочке пива, – не глядя на Лялькина, распорядился Олег.
Тот хотел было возмутиться, но, уловив едва заметный кивок своего патрона, молча направился к стойке, закипая от негодования.
– Володя, я не буду спрашивать, что с тобой приключилось. У вас, наследников Железного Феликса, как всегда, полно тайн, и, как правило, все они государственные, – заговорил Донцов. – Но раз я тебя встретил, то обязан все сказать. У твоей дочери большие неприятности.
– У Ольги? – с недоумением произнес чекист, и сердце его неприятно защемило. Последний раз он видел дочь два года назад, когда с женой и дочерью отдыхал в Болгарии. Потом ситуация так закрутилась, что семью в срочном порядке пришлось вывозить в Москву, а дальше все сложилось так, что совершенно невозможно было увидеть близких. Пришлось стать Штирлицем в родной стране. – Что с ней?
– Ее похитили, – негромко произнес губоповский опер, – и требуют сто тысяч евро выкупа.
Вернувшийся Лялькин услышал последние слова Донцова, поставив бутылки на стол, он осторожно опустился на стул, не проронив ни слова.
– Похитили? – надтреснутым голосом переспросил Христофоров. До него наконец дошло, почему в последние дни его не отпускало чувство тревоги. Вот, значит, что его терзало. Теперь вся накопившаяся энергия выплеснулась на посланца дурной вести, не зря же этим несчастным в стародавние времена за подобные «хохмы» рубили головы. – А чего же твое славное управление чухается до сих пор? Ведь, если мне не изменяет память, оно именуется Упарвлением по борьбе с организованной преступностью, и киднеппинг ваш непосредственный профиль. Вот и работай, а не плачься мне в жилетку.
Донцов внешне совершенно спокойно выслушал оскорбления в свой адрес, потом сделал большой глоток пива из бутылки, выдохнул и заговорил, чеканя каждое слово:
– Мы бы взялись за это дело. Но проблема в том, что твоя супруга наотрез отказалась писать заявление, а без этой бумажки, ты же сам понимаешь, никто не даст команду «фас».
– Даша, – Владимир с раздражением в голосе назвал имя жены. – Но почему?
– Дочка твоя стала уже совсем взрослая, соответствующий круг общения и развлечений, ну, там, дискотеки, ночные клубы. Только связалась она не с той компанией, ребята на этих гульках торговали «экстази». А Оля вдруг решила их перевоспитать и упаковку веселящих таблеток спустила в унитаз. Судя по сумме выкупа, там было не меньше тысячи штук, естественно, «пострадавшая сторона» пожелала возмещения материального и морального ущерба. У продавцов оказались хозяева, которые таким образом решили покрыть убытки. Мало того, что девочку украли, так еще маму так зашугали, что она даже слышать не хочет об официальном расследовании.
– Ты-то как узнал? – Владимир подозрительным взглядом уставился на Донцова. Ощутив сухость во рту, он в несколько глотков осушил бутылку.
Глеб дождался, когда он поставит бутылку на стол, потом пояснил:
– Она сейчас лихорадочно мечется по городу, пытаясь собрать нужную сумму. Приезжала ко мне. На тот момент денег у меня не было, но вот потихоньку расспросить ее мне удалось.
– И что дальше? – Широко раздувая ноздри, Христофоров сейчас напоминал рассерженного быка на корриде.
– За двадцать с лишним лет на оперативной работе я кое-чему научился, да и связями необходимыми обзавелся. – Олег замолчал, выуживая из пачки сигарету. Закурив, спрятал огонек в ладони. – Я ее нашел, только одна неувязочка – одному мне девочку не вытащить.
Владимир молча забрал у него сигарету, сделал глубокую затяжку, возвращая дымящийся окурок, сказал:
– Значит, будем брать втроем.
Донцов отрицательно покачал головой:
– Слишком рискованно, для уверенной победы нужно хотя бы пять-шесть опытных бойцов.
Христофоров на мгновение задумался, но тут к нему наклонился Кирилл Лялькин и что-то быстро зашептал. Полковник внезапно улыбнулся и кивнул:
– Будет подкрепление, один человечек, который стоит целого взвода ОМОНа. Кстати, ты его знаешь…
Несмотря на то что ранение было тяжелым, молодой организм, победив недуг, в форсированном режиме шел на поправку.
Через месяц Виктор Савченко впервые поднялся с постели, еще три недели восстанавливал свой физический потенциал.
Простреленная грудь временами давала о себе знать ноющими болями, но морпех работал через боль, через силу, до кровавых кругов перед глазами. Так он был воспитан, так был взращен разведкой морской пехоты. К началу третьего месяца Виктор, на зависть соседям по палате, уже наматывал многокилометровые кроссы и на полную катушку качал железо, уродовал «грушу» и готовился к первому после ранения спаррингу.
Долгие годы службы в морской пехоте сделали из Виктора боевую машину, человека, который либо воевал, либо готовился к войне. После длительного лечения сознание постепенно возвращало его к тому моменту, когда пуля снайпера выбила его из большой игры.
Это был скоротечный бой на одном из безымянных островов греческого архипелага. Террористы, завладев несколькими истребителями-бомбардировщиками «Ф-16», собирались спровоцировать большую Ближневосточную войну. Командованию об этом стало известно слишком поздно, счет шел на часы. Ударную группу морских пехотинцев запустили по системе «Метеор». Проще говоря, десантировали с космической орбиты. Выбравшись из-под воды на остров, диверсанты ликвидировали охранение и попытались незаметно заминировать самолеты. Но по-тихому не получилось, бой завязался скоротечный, но от этого не менее кровопролитный.
Самолеты и боевики, их обслуживающие, были уничтожены, но и диверсантам досталось. Пуля террориста, пробив грудь Виктора, прошла в нескольких сантиметрах от сердца, проделав сквозную дыру. В боевых условиях это было практически смертельно, но морпехи своего не бросили. Они доставили раненого Савченко на десантную капсулу, которая лежала на грунте на двадцатиметровой глубине, где при помощи аптечки космонавтов остановили кровь, наложили тугую повязку, затем вкололи поддерживающие жизнь препараты.
Спустя сутки, когда десантную капсулу подняли на борт фрегата «Забияка», раненым занялся корабельный эскулап. Крови Виктор потерял много, восстанавливать этот дефицит врач решил «голубой кровью», искусственным заменителем натуральной, причем подходящим для любой группы.
Количество заменителя значительно превысило природную жидкость, от чего у Виктора еще месяц кожа имела голубоватый оттенок. Лечащий врач, длинноволосая шатенка Любовь Калинина, осматривая раненого, бодро проговорила:
– Да вы, юноша, настоящий аристократ, в ваших жилах течет голубая кровь.
– Ничего удивительного, – уже значительно оклемавшись, с чувством собственного достоинства отвечал Виктор. – С греческого «аристократ» переводится двумя словами: «аристос» – лучше, а «кратос» – власть. Проще говоря, аристократы лучшие из лучших. По-моему, это относится к каждому, кто проливает кровь за Родину.
– Странно, – улыбка сползла с лица молодой женщины.
– Что же тут странного?
– Профессиональный военный, а выражаетесь, как учитель начальной школы. Подобного здесь, в Главном военном госпитале Бурденко, мне еще не доводилось слышать. Даже когда я оказалась в командировке в Чечне, никто из офицеров себя не считал аристократом. Наверняка, назови там кого-то аристократом, и можно запросто получить по физиономии. – Калинина так разговаривала с Виктором, как будто зачитывала текст приговора. – На войне у людей смещается планка ценностей, там не до красивых слов, что-либо объясняющих. На первом месте – как выжить в ближайшем бою, как накормить солдат, и тому подобное. Нет, Виктор, ты все-таки какой-то странный военный, – врач запустила руки в карманы, полы халата натянулись. В больших серых глазах читался интерес к этому странному раненому.
– Это всего лишь остатки хорошего воспитания. Родители были инженерами и с детства приучили много читать, рассчитывая, что вырасту и пойду по их пути. Впрочем, я тоже так думал, а военным стал по воле случая. Как О’Генри сказал: «Главное не то, какие дороги мы выбираем, а что внутри нас заставляет выбирать эти дороги».
Лечащий врач на это ничего не ответила и молча вышла из палаты. Но с тех пор она каждый раз находила повод пообщаться накоротке с «вундеркиндом» (как прозвали Савченко соседи по палате).
Закончив тренировку, Виктор расслабленной походкой направился в сторону больничного корпуса. Калинину он встретил на входе. Молодая женщина, облаченная в приталенный халат, проходя мимо, на секунду остановилась и спросила:
– Слышала, ты скоро выписываешься?
– Надеюсь, – улыбнулся Савченко.
Врач в ответ лишь кивнула, потом произнесла:
– Я сегодня дежурю, зайди после отбоя.
Палата, в которой лежал Савченко, между офицерами называлась «капитанской рубкой», потому что там лежали на лечении четверо капитанов. Серега, Вовка и Леха. Первые двое попали сюда из Чечни, третий из Таджикистана. Сергей был взрывотехником и получил контузию при подрыве радиоуправляемого фугаса. Владимир был комендантом одной из застав горнострелковой бригады. На «уазике» попал в «духовскую» засаду, водитель сразу погиб, а он получил три пули в тело. Алексей командовал мотострелковой ротой; во время выхода на усиление одной из погранзастав его БТР подорвался на противотанковой мине, офицер получил серьезную травму позвоночника. Теперь парень неподвижно лежал, закованный в гипсовый корсет.