олучи парочку плетей. «Вежество» перед сельским старостой не выказал, могут березовыми прутками по ягодицам отхлестать. Во дворце нравы еще проще. Неуклюжему служке, что клюквенный морс на платье какого знатного человека пролил, сразу кулаком в морду дают так, чтобы и юшка, и зубы в разные стороны полетели. В полках же нового строя, сформированных по образу и подобию западноевропейских армий, мордобитие вообще и за наказание не считалось. Стороны света не знаешь – в рыло, господина офицера неправильно поименовал – два, а то и три раза в рыло. Если же фузею или камзол не почистил с вечера, то могут и палками шкуру прогладить…
Словом, что мне было ответить? Оправдываться? Клясться, что исправлюсь? Может, в царские ноженьки броситься и молить о переводе в царские денщики? Не-ет! По чужим правилам шулера никогда не обыграешь. Да и не было у меня времени, чтобы здесь… своим ходом год за годом… расти в чинах, званиях и влиянии. Тем более я знал, что в ближайшие годы ничего экстраординарного не произойдет. Петр забьет на управление страной, оставив все на мать и ее родственников, и весь год посвятит своему воинству. Еще через год он с головой окунется в другую свою забаву, которая со временем выльется в настоящую страсть, – строительство парусного флота. Года через три под нажимом родственников и офицеров-иностранцев он возобновит войну с Крымским ханством, выбрав своей целью Азов. Потом, после этой бесполезной войны, Петр отправится в составе Великого посольства по странам Западной Европы искать союзников для борьбы с Османской империей и вербовать иностранных мастеров для работы в России…
Однако все это, напоминавшее бестолковые метания охотника в погоне за целым десятком зайцев, меня совершенно не устраивало! Я не мог ждать десятки лет, когда наконец смогу без боязни воспользоваться гигантскими возможностями создаваемой империи для поиска той проклятой картины-портала. Конечно, я понимал, что врастать в окружение Петра нужно постепенно, не торопясь, обзаводиться нужными связями, копить полезные знакомства и бесценный опыт… Но из-за знания будущего все это казалось мне пустым, не нужным и даже вредным. Многочасовое глотание пыли на плацу, ночное корпение над никому не нужными учебниками по навигации и фортификации, безумные пьянки и дикие развлечения Петра и его товарищей. Я знал, чего хочу…
– Али, Лексашка, в праздности желаешь жить? Мошну свою токмо набить чтоб? – Молодой царь грозно сдвинул брови, пристально всматриваясь мне в лицо. – Отвечай мне без промедления, как на духу!
Я огляделся по сторонам, скользнул взглядом по недоуменной роже ротного ганса, по жадно глотавшим воздух солдатам. Потом запрокинул голову далеко назад и посмотрел на небо – глубокое, синее-синее. После чего выдал такое…
– Праздность, мошна – это все грязь, государь. Сплюнуть и растереть. Отечество наше меня волнует. Его судьба, сила, будущее. Оно же, как агнец на заклание, со всех сторон окружено волками. Крымчаки да османы на весь наш юг зарятся, клятые ляхи не прочь на западе куски поотрывать, шведы на Новгородчину клыки скалят. Али не вижу я этого? Вот из-за чего душа у меня болит, государь. – Я ведь ни капли не лукавил; моя жизнь теперь оказалась неразрывно связана с будущим страны. – Хочу я, чтобы Россия крепко на ногах стояла, чтобы ни одна шавка не смогла на нас косо взглянуть. Токмо вижу я, государь, что не той дорожкой мы пошли. Дальняя она и с поворотами разными, с пеньками и ямами на пути.
Не надо думать, что я просто мел языком и сказки Петру рассказывал. Государь, несмотря на все огрехи молодости, обладал, как я успел убедиться, довольно неплохим кругозором. Видимо, сказались и домашнее обучение, и собственные занятия. Петр буквально запоем учил геометрию, черчение и математику, неплохо разбирался в географии. И вешать ему лапшу на уши, рассказывая о своих фантазиях, было себе дороже. Однако я помнил и то, что юный государь был очень увлекающимся и азартным человеком. И если такого удачно подцепить, то он может очень многое на кон поставить. На последнем я и решил сыграть…
– У меня, государь, столько военных придумок, что голова кругом идет. Есть и простые придумки, как штык и особые гранаты с дробом, а есть и сложные придумки. Дозволь мне, государь, все эти придумки сделать и тебе показать… Не пожалеешь. Такое сделаю, что никто другой даже помыслить не сможет, – выкладывая все это, я прекрасно понимал, что иду ва-банк. – А коли не сдюжу, то делай со мной, что захочешь.
Конечно же, я сильно рисковал. В глазах Петра я без труда читал сомнение, что было естественным. Ведь кого он видел перед собой? Мальчишку, который еще недавно пирожками торговал, который испугался тягот воинской службы. Об этом же, почти слово в слово, заявил и один из петровских приближенных, смотревший на меня, как на таракана:
– Что тут рядить, милостивец? Сколь таких уже было, не счесть! – Статный офицер с щегольскими усиками окатил меня волной презрения. – Ты, государь, ему честь оказал, при себе служить оставил, позволил науку воинскую изучать, а ентот что? Сопли по сусалам размазывать начал, палок испужался! – Слова свои он подкрепил смачным плевком, едва не угодившим в меня. – Одно слово – безродный шпынь, пирожечник. Палок ему еще дать, государь, и с голым задом за ворота отправить.
Чувствовалось, что чаша весов, на которых решалась моя судьба, качнулась не в мою сторону. «А я-то что разлегся? Ведь отметелят сейчас, и все, прощай, дом!» Боднув воздух головой, я привстал с земли:
– Дай мне месячишко, и покажу тебе скорострельные фузеи, с которыми умелый солдат десяток или даже два десятка врагов на поле боя остановит. А еще через месячишко представлю под твои очи таких солдат, что всемерно тебя удивят своим умением. – И, рванув на шее ворот камзола, глухо добавил: – Голову свою ставлю на заклад, что все исполню.
…Все-таки я выиграл у судьбы еще немного времени. Не знаю, как мне удалось убедить Петра и что он там вычитал в моих глазах, но карт-бланш на свои действия я получил. К государеву согласию мне также удалось выпросить еще много чего: и два десятка солдат со своими фузеями, запасом патронов и пороха, пару жеребцов с телегой и почти два рубля денег. Хватит всего этого на реализацию моих планов или не хватит, должно было показать лишь время.
Задумки мои, за которые я не побоялся даже свою голову на заклад поставить, были просты. Сейчас попасть на самый верх я мог несколькими путями. Первый, путь Меншикова из моей истории, был проверенным и, как показало время, реализуемым. Нужно было всего лишь быть верным Петру как собака, участвовать по всех его делах, мыслимых и немыслимых забавах, словом, стать его самой настоящей тенью. Другой путь, особенно для такого безродного нищего, как я, состоял в постепенном карьерном росте. Здесь тоже не все было гладко. Я не обольщался по поводу своего «полководческого» таланта и понимал, что вряд ли переживу будущую мясорубку предстоящих войн. Мне нужен был третий путь, где я бы не был шестеркой или подтирателем царской задницы или геройски погибшим за Отечество. Здесь я должен стать самостоятельной сильной фигурой, которую бы ценили и с которой бы старались не связываться. Для этого мне нужны были люди, лично мне преданные, готовые на многое, если не на все. Вот с этими мыслями я, прихрамывая и отряхивая пыль с камзола, прохаживался перед моими новыми подчиненными.
– Откуда сам? – подошел я к первому солдату, кряжистому мужику с щеткой русых усов и ручищами лопатой. – Ремесло какое знаешь?
– Из ковалей мы, господине. И батька коваль, и батька его коваль был, и его батька, – собственно, это и объясняло немалую ширину его плеч, и черные от въевшейся гари ладони.
Кивнув на это, я перешел к другому. Этот мордатый был рябой. Все лицо в небольших серых пупырышках. Казалось, коснись рукой, весь в гное окажешься.
– При боярыне Морозовой обретался. Холопствовал, господине, – окая, заговорил он.
Третий солдат тоже был из дворни. Его сам Петр выпросил у какого-то боярина за высоченный рост и дурную силу. Четвертый, пятый, шестой и остальные солдаты также были под стать. «Да уж, молодцы! Каждой твари по паре. Кузнецы, слуги, повар, один шорник, кажется. Из этих мне диверсантов не слепить…» Да-да, я хотел создать отряд для решения особых вопросов, как любят говорить в определенных кругах. Им не надо бодро шагать по мостовым захваченного города, не надо бежать в атаку в едином строю, не надо красоваться в затейливых мундирах перед жеманными девицами. Мне нужны были люди особого склада, которые и в дом заберутся без стука, и в лесу не чужие, и с ножом работать могут. Словом, не здесь я нужных мне людей искал… «Бычки тут одни, а мне нужны кто? Блин, что же я туплю-то?! Среди убийц и воров поискать надо мастеров на все руки. А что? Жизнь учит, что алмазы искать надо в навозе и грязи… Вот и поищем тех, с которыми мне сам черт не брат».
– Так! Слушаем меня внимательно, солдатики. Наш государь отдал мне вас в подчинение. Звать меня Александр Данилович или командир, по-простому. Буду вас учить воевать по-новому. Умелым и разумным обещаю честь, славу и кошт казенный, а остальным – батогов ядреных, – поддал я строгости и солидности в голос. – Так… Ты! – выцепил я пальцем рябого с пройдошистым лицом. – Будешь главным над остальными. Здесь монеты на обустройство. В соседней деревушке найдешь пару изб с двором у леса, чтобы на постой встать. Припасов купи на три десятка человек. И кузнеца мне найди. Все ясно? – Небольшие потертые монетки – с десяток алтын – волшебным образом исчезли с ладони рябого, что заставило меня поволноваться. – Воровать и бражничать будешь, повешу на березе, а перед этим потроха на сучьях развешу.
Отправив забухтевших что-то солдат на поиски нашей новой базы, я вместе с одним из солдат, серьезным молчуном, двинулся в Москву. Путь мой лежал в Разбойный приказ, где я надеялся подыскать себе новых подопечных.
– Блин, всю задницу отбил. Я, дурак, еще у себя дороги хаял. Да у нас настоящее стекло, автобаны русские, – взвыл я после пары часов езды на телеге; если бы не мягкая перина из сена и каких-то старых тулупов, то я бы, наверное, с места встать не смог.