Одновременно я отправил гонцами солдат в окрестные селения поморов. Они должны были звать охотников к нам на службу и рассказывать про богатого купца-промысловика. Каждая собака на много верст отсюда должна была знать про нас.
Первые люди потянулись к нам уже на второй день. Сначала это был пропахший рыбой старик в такой же древней, как и он, кухлянке. Прежде чем начать говорить с нами, он очень долго ходил по заимке. Пожевывая беззубыми деснами вяленый кусок мяса, местный пристально все рассматривал. Трогал мохнатые ветки елей на шалашах, бревна сруба. Лишь после этого он открыл рот. Сказал, что сразу говорят только младенцы и сопливые юнцы. Мудрый же человек сначала убедится, что перед ним не злые духи-мары. У него удалось купить нашу первую шкуру лисицы.
Затем в лагере появились двое поморов. Невысокие, смуглые, они были похожи друг на друга как две капли воды. Им приглянулся наш железный котелок, в котором мы варили отвар для питья. Округлый, литров на пять-шесть, он потянул почти на дюжину песцовых шкур. Оказалось, стоимость котелка определялась количеством шкурок ценного зверя, которые в него помещались. Едва же довольные поморы ушли, я начал ржать. Меня до глубины души поразила такая торговля, когда обычный железный котелок ушел за цену целой кольчуги или хорошего боевого жеребца. Это же тысячепроцентная прибыль! Наверное, даже выкапывать из земли золотые самородки было бы не так выгодно, как заниматься пушным промыслом.
– Ха-ха-ха, братцы, а может, бросим все и уйдем пушниной торговать? – крикнул я своей команде, которые тоже не верили своим глазам. – Пара годков, и боярство себе купим, а?
Повеселиться нам не дала еще одна группа охотников, которые, прослышав про хорошую цену, тоже заявились на заимку с мехом.
– Братцы, баста, – проговорил я своим. – Если так пойдет и дальше, у меня все гроши выйдут. Пали, пусти-ка слушок, что добыли мы меха уже изрядно. Закупили тоже порядочно. Поэтому скоро на торг в Архангельск пойдем. Понял?
Хитро оскалившийся Пали быстро закивал; цыгану очень уж понравилась придуманная мною комбинация. По его словам, у меня точно в роду были настоящие ромалы. Мол, только настоящий цыган может придумать такое.
На третий и четвертый день тоже шли охотники с мехом. У одних мы брали шкуры, у других – нет. Приходилось говорить, что закрома уже полны и скоро складывать будет некуда.
Долгожданный сигнал о голландце пришел лишь к концу пятого дня нашего сидения на заимке. Его подал один из солдат, когда начало темнеть. Солнце здесь очень странно заходило. Казалось, только что было светло, но через полчаса уже опускалась такая темень, что вытянутой руки не видать.
– Началось… – прошептал я, махнув к скалам, чтобы самому посмотреть на таинственного голландца. – Поглядим, что ты за зверь такой. Ух ты!
Открывшееся зрелище впечатляло. В небольшую уютную бухту, прикрытую от моря высокими скалами, медленно входило судно. В лучах заходящего солнца оно казалось обманчиво маленьким. Со спущенными парусами оно словно кралось по морской глади.
– Хитер, жук, очень хитер. Так рассчитал, чтобы в бухту войти с последними лучами солнца. А на лагерь, наверное, нападет, когда совсем темно станет. Чувствуется, метод у него отработанный. – Бросив на корабль еще один взгляд, я начал отползать обратно. – Теперь пора и нам собираться.
На заимке уже полным ходом шли приготовления к абордажу. Люди разбирали топоры и длинные кинжалы. У троих я заметил трехконечные крюки-кошки, чтобы можно было взобраться на корабль.
– Михей, давай забирай, что наторговали, и гони лошадей за пару верст отсюда на север. – Я окликнул одного из солдат, закидывавшего на плечо бухту веревки. – Помнишь, там скала была одна приметная. Белая-белая. На равнине торчала, как перст. На ночь там укройся, а после мы тебя и товар заберем. Понял, где это? Тогда езжай…
С остальными я отправился к берегу. За скалами у нас были припрятаны четыре лодки-плоскодонки. Сделанные из березовой коры, они оказались на удивление прочными и с легкостью выдерживали семь-восемь человек.
– Боярыч, на твоих людях северный борт голландца. Как филином заухаю, так и полезете, – сказал я, прежде чем мы разделились, и две лодки начали забирать вправо. – С Богом… Ну вот, братцы, теперь повоюем.
Мы подплыли к борту корабля только тогда, когда спущенная с корабля здоровенная шлюпка исчезла в темноте. Коснувшись мокрых досок рукой, я выждал для верности еще примерно десяток минут. После чего, сложив ладонь особым образом, заухал, как филин.
– Вперед, – ткнул я локтем своего соседа, и тот, закинув кошку, ловко полез наверх.
Следом полез еще один, и еще один. Потом начал забираться я.
– Wer ist da? Haans ist du? – где-то на полпути я замер, когда сверху послышался чужой хриплый голос. – Donnerwetter! Heer Maas! Hier…
Раздался хрип, и голос стих. Понимая, что счет пошел на секунды, я стал быстро взбираться по веревке и вскоре перелез через борт корабля.
– Командир, – с другого борта показался боярыч, кравшийся в сторону трюмного люка, – мы туда…
Понятно. Значит, нам надо идти в каюту капитана. Голландец, по всей видимости, находился там.
– Надо спешить, а то команда скоро должна возвратиться. И будет она явно не в настроении… – бормоча это, я осторожно отворил деревянную дверцу и оказался в узком коридоре. – Черт, хрен пролезешь. А что это у нас тут? Странный звук какой-то. Неужели…
Я распахнул еще одну дверь и оказался в небольшом помещении с низким потолком. Большую часть каюты занимал массивный стол, весь заставленный керамическими бутылками. Рядом стоял большой сундук, на котором растянулось капитанское тело. Именно оно сейчас и выводило столь громкие рулады храпа, которые я услышал.
– Похоже, мертвецки пьян. Праздновать уже начал, что ли… – усмехнулся я и закрыл дверь капитанской каюты. – Значит, особых проблем от него ждать не придется. А мы пока займемся остальными…
Из коридора я вылетел мухой и сразу же наткнулся на улыбающегося цыгана. В трюме они нашли лишь двух членов команды, которых тут же удалось разговорить.
– Все, командир, рассказали, как на исповеди. У меня ведь не забалуешь, – скалил зубы Пали, поигрывая едва ли не аршинным ножом. – Сказывали, что капитан почти всю команду на берег отправил. Мол, сегодня большой куш возьмем и домой отправимся, прочь из этой чертовой страны. Ха-ха-ха, думают там меха найти…
Мне же было совсем не до смеха. Вот-вот должна была вернуться команда, в которой насчитывалось почти полтора десятка здоровенных лбов с оружием. К встрече с ними следовало хорошенько приготовиться.
– Рот закрой, Пали. Давай всех сюда. И Абрашку зови. – Этому здоровяку в моем плане отводилась особая роль.
Я решил особо не мудрить и встретить моряков прямо у борта, где была закреплена веревочная лестница. Здесь мы бы и принимали их одного за другим. Собственно, так и случилось.
Возвращавшиеся моряки кричали так, что их голоса разносились по всей бухте. Чего только они не обещали жителям заимки, которые успели сбежать от них: и сжечь вместе с семьями, и отрезать руки с ногами, и посадить на кол, и утопить. Правда, оказавшись в крепких лапах монструозного Абрашки, каждый из них начинал петь совсем по-другому. Особо неспокойных тот сразу же отправлял в беспамятство.
Едва команда голландца и его пьяный вусмерть капитан оказались в кубрике под надежной охраной, я начал знакомиться с трофеями. Признаться, я не ждал особой добычи. Собственно, откуда здесь было взяться несметным богатствам, о которых с таким придыханием говорили мои люди? Капитан Маас объявился в северных водах чуть меньше трех недель назад. Много ли он успел награбить за это время? Не каждый же день он нападал на селения поморов? Притом я прекрасно помнил слова Петра о том, все награбленные меха не должны пройти мимо казны.
Словом, спускаясь в трюм вслед за боярычем и цыганом, я приготовился ко вздохам сожаления с их стороны. И вздохи я услышал! Правда, это были вздохи восхищения и восторга!
– О! Это же чернобурка! Господи, откуда все это?! Командир, смотри! – будто оглашенный орал цыган, мотаясь от одного борта к другому. – А здесь песец! Боже мой! Сколько же здесь шкурок?! Командир, командир!
Я еще только спускался вниз по крутой лестнице, а Пали уже дожидался меня внизу и тряс внушительной охапкой шкур. Казавшийся живым, мех в его руках блестел и переливался серебром.
– Ха-ха! – Мне даже показалось, что в глазах цыгана мелькнула влага. – У меня всю жизнь одни медяки в руках были. Я и самой поганой песцовой шкурки не видел. Командир, слышишь?! А тут такое… Командир?
Я спустился на последнюю ступеньку и обомлел! Трюм пинассы был полон мягкого золота! Везде, куда только не падал мой взгляд, висели аккуратно связанные связки шкур песца, лисы и бобра. Серебристые, иссиня-черные, белые, бурые, шкурки завораживали своим блеском.
– Блин! – непроизвольно вырвалось у меня. – Сколько же тут добра? Голландец-то просто зверь! Так… Боярыч, ты у нас грамотный ведь?! Пересчитай все это! Давай, давай. Государь должен знать, что с корабля не пропало ни шкурки. Иначе ты сам понимаешь…
Другой сюрприз ждал меня в каюте капитана. К счастью, я решил напоследок еще раз проверить жилище Мааса. На первый взгляд, в его небольшой комнатенке ничего особого не было. На столе – бутылки, в сундуке – какие-то заплесневелые вещи. В воздухе же витал тяжелый алкогольный смрад.
– Неужели, герр Маас, ты ничего не припрятал от команды? Быть такого не может, – бормотал я, простукивая деревянные панели каюты. – Ты же грабитель и крыса! Давай-ка поделись со мною.
Удача мне улыбнулась тогда, когда я уже потерял всякую надежду найти какой-то тайник. В какой-то момент дощечка под моей ладонью провалилась внутрь.
– А вот и подарки, – довольно улыбнулся я, выуживая из черной дыры, один за другим, два увесистых мешочка. – Тяжелые… Что у нас там внутри?
Один кожаный мешочек был буквально набит серебряными монетами: мелкими чешуйками времен Ивана Грозного, истертыми донельзя голландскими ефимками, серебряными селиквами времен византийского императора Юстиниана II. Увидев такое содержимое, завязки второго мешочка я едва зубами не грыз.