Идея построить броненосец на веслах мне сразу же показалась стоящей. В таком, защищенном от стрел, пуль и даже ядер, корабле мои морпехи могли с легкостью взять на абордаж любой корабль. Ведь современными средствами нападения броненосец было не остановить. С этими мыслями я и начал…
Боже, какая же прорва металла понадобилась! Это было просто дикое количество железа! Где его было взять? Как придать ему нужную форму? Прокатного станка тут и близко не было видно. Как металл крепить на корабль? Ответов на все эти вопросы у меня не было. В результате многое приходилось додумывать на ходу и доделывать на коленке.
К счастью, у меня была волшебная палочка – несколько центнеров золота и серебра, которые открывали любые двери и решали самые сложные задачи. Нужны кузнецы? Легко! После грамотно запущенных слухов в Архангельск тут же потянулись ковали и подмастерья со всей округи. Соблазненные заманчивыми обещаниями стали появляться даже иностранцы из Польши и Швеции, приезжавшие в город со своими семьями и со всем своим скрабом. Нужно очень много металла? Без проблем! Мои посланцы вновь прошлись по всей округе тесной гребенкой, за бешеные деньги выгребая отовсюду самый разный железный лом. Это были заранее заготовленные крицы с сырым металлом, старые и сломанные брони и сабли, старинные дедовские мечи и шеломы, исковерканные подковы и т. д. Нужна галера в качестве основы для будущего броненосца? Еще легче! Стоило только заикнуться об этом, как у моего двора уже толпилась толпа из десятка мастеров-корабелов.
Словом, на месяц предместье Архангельска превратилось в настоящую средневековую производственную зону. Над четырьмя десятками выкупленных мной крестьянских домов, превратившихся в кузницы, днем и ночью поднимались черные клубы дыма и раздавались звонкие удары молота. Закопченные дочерна кузнецы в поте лица превращали всякую железную рухлядь в более или менее одинаковые листы металла в локоть шириной и длиной. Естественно, на метровые листы брони я и замахиваться не стал. Это было бы полнейшей глупостью.
В это же время у дальней части причала начали медленно подниматься ребра новой галеры, своими изогнутыми частями больше напоминавшей скелет выброшенного на берег и обглоданного дикими зверьми кита. Киль галеры у носа круто изгибался и к небу поднимался хищной раскрытой мордой дракона, пасть которого была густо усыпана частоколом полуметровых зубов-клыков. Внутри раскрытой пасти была вставлена железная труба, которую со стороны не было видно и на которую у меня были свои планы.
От ближайшего леса непрерывной чередой тянулись подводы с рубленым лесом, который тут же нанятые мужики превращали в небольшие чурбачки. Ближе к полю все светлое время суток, как заведенные, носились двести с лишним душ морпехов, отрабатывая все мои мыслимые и немыслимые задумки. На отстроенном спортгородке они прыгали через рвы, бегали кругами, лазили по перекладинам, стреляли, метали ножи, рубились на топорах. Я тянул из них все соки, стараясь за отведенный нам короткий срок более или менее поднять им уровень физического развития. Дело, правда, шло со скрипом. Не все выдержали взятого высокого темпа. Да и, честно говоря, материал был не первый сорт. Всех более или менее подходящих с собой забрал государь, отправившись в поход на месяц раньше срока. Мне же осталось выбирать из того, что было в наличии.
Натаскивая свое маленькое войско, я не забывал и про его вооружение и обмундирование. Насчет последних у меня были большие планы. Ведь одной выучкой врагов не победишь. Ко всему этому нужно еще оружие и броня, образ которых у меня уже давно сложился. Отталкиваясь от концепции морпехов, эдаких средневековых абордажников-штурмовиков, я решил вооружить своих людей топором с узким лезвием и острым шипом на его задней части. В дополнение к топору, как оружию близкого контакта, шли четыре короткоствольных пистоля, висевшие в кожаной сбруе прямо на груди. Это должны были быть не монстрообразные мушкетоны с полуметровым стволом и пятисантиметровым калибром, а нечто более удобное и миниатюрное. Морпехи, бросаясь на врага, должны были в считаные секунды разрядить свои пистоли в толпу противника и после броситься на него с топором в руке.
Грудь моих морпехов защищал кованый нагрудник, на руках наручи, которыми можно было бы парировать удары вражеского клинка. Для защиты головы я решил использовать шлем испанской пехоты с небольшим гребешком на макушке – морион. Видел я такие шлемы конкистадоров на картинах в музеях Питера. Правда, помучиться с ними пришлось основательно. Выковать такую конструкцию брался не каждый кузнец. Это была не подкова или какой-нибудь гвоздь.
Только пистолями и топором для морпехов я не ограничился. Еще мои мастера наделали почти тонну продолговатых полых шаров с ручками, которые должны были стать карманной артиллерией для моих морпехов. В отличие от гранат, которые имели петровские солдаты, мои несли на себе четкий отпечаток кровожадного XX века. Рубашка моих гранат была с насечками, что производило при разрыве большее количество осколков и сильно повышало площадь их разлета. Вдобавок к пороху я щедрой рукой добавлял и истолченную в пыль горчицу, которая должна была стать для врага очень неприятным сюрпризом.
За всеми этими воспоминаниями прошел первый день начавшегося похода. На второй день, чтобы пресечь любые намеки на безделье у такого количества народа, я начал проводить ежедневные учения и тренировки. Когда не было ветра и морпехи сидели на веслах, мы устраивали гонки на шлюпках. Каждое судно нашей флотилии выделяло две-три лодки, которые под веселое улюлюканье зрителей соревновались между собой. Раз в два дня проводили учебный абордаж одного из судов, когда одни оборонялись, а другие нападали. Еще были соревнования по плаванию, фехтованию, борьбе и даже игре на лютнях.
Через неделю я понял, что нам всем нужна небольшая передышка. Наброшенную на морпехов удавку следовало хотя бы немного ослабить. Поэтому я плюнул на спешку и объявил банный день, для чего всей флотилией встали на причал на сутки к лесистому берегу. За пару часов две сотни здоровых мужиков, вооруженные лопатами и топорами, на берегу возвели десяток утопленных в землю полуземлянок-шалашей с очагом из дикого камня и здоровенным железным чаном. Одновременно другая часть морпехов и корабельной команды наготовила душистых веников из дуба и березы, надрали лыка на мочалки.
Первым в такую мыльню зашел я со своими диверсами. Несмотря на все мои опасения, баня получилась на славу. Тяжелые лапы хвои на крыше тепло держали не хуже крыши из осиновой щепы и соломы. Открытый очаг легко наполнял баню обжигающим теплом и душистым паром. К месту пришлись приготовленные веники и мочалки из лыка, которыми меня так пропарили и промяли, что я еле-еле вылез на воздух.
– Японский городов… – еле слышно просипел я, усевшись спиной к шалашу-бане. – Братцы, благодать-то какая, – уже громче заговорил я, оглядывая стоявших рядом морпехов. – Лепота…
Из меня словно все кости вынули, помыли, а потом засунули обратно. Я едва не взлетал в воздух от наслаждения.
– Народ! Братцы! Ради такого случая всем и каждому выдать наркомовские сто граммов княжеской водки, – сдуру выпалил я, ища взглядом нашего армейского повара. – Чтобы каждый выпил с устатку! – Морпехи тут же отозвались радостным воплем. – Давай, по десятку заходи.
Чуть позже в капитанской каюте броненосца я собрал свою старую команду, чтобы принять порцию княжеской водки. Правда, остановиться на ста граммах на брата нам не удалось. Задушевный разговор, когда не нужно было следить за своими словами, просил все новой и новой добавки.
– Скажу я вам, други мои, – на мне с моими шестью десятками килограммов веса выпитое сказалось почти сразу же. – Немалые испытания ждут Русь-матушку. Как Азов возьмем и турка немного приструним, так на севере сразу же шведский король Карл голову поднимет. А Шведская держава, чай, не чета туркам. Будет Карл нас и в хвост и в гриву громить, пока мы силы и опыта не наберемся. – Сидевшие за большим столом диверсы от таких странных и попахивающих крамолой слов трезвели на глазах. – Тяжело будет народу русскому. Очень тяжело. Последнюю копейку из него тянуть будут, чтобы новые пушки делать, корабли строить, солдат обувать и одевать. Тысячи и тысячи людишек погонят на север в болота новый город-порт строить, через который Россия станет торговать с Европой.
Мой голос то снижался до бормотания, то повышался до визга. По лицу пробегали гримасы, искажавшие его черты до неузнаваемости. Казалось, за столом сидел не молодой юноша в офицерском мундире, а юродивый с паперти.
– К этому бы всему готовиться, все исправить, да куда там… У бедного государя и так забот будет полный воз. Бегать будет, как сивый мерин. Сынка же своего, Алексея, беспризорным оставит. Ему бы сыном заниматься. Нового государя готовить, к делу пристроить… Эх, все у нас через одно место! Никто о будущем думать не хочет. Думаем, что по сто лет жить будем.
Силы, наконец, меня оставили, и я уткнулся лицом в свою же шапку, лежавшую на краю стола. Диверсы тут же меня подняли и осторожно положили на топчан, где я проспал до самого утра. На другой же день я почти не помнил о своих пьяных откровениях. Мои люди тоже постарались забыть об этих словах, чтобы случайно не накликать на меня царский гнев. Ведь за такую хулу на царя и царскую семью простой смертью было не отделаться. Виновного ждала дыба, а после четвертование.
…Цель нашего похода, турецкая крепость Азов, появилась внезапно, едва наш флагман миновал очередной заросший густым лесом остров. Крепость вырастала уступами, с каждой минутой открывая нашему взору очередную часть своих укреплений. Сначала мы увидели протянувшуюся на десятки верст длинную цепочку земляного вала и массивных бастионов, которые окутывала густая белая пелена порохового дыма. Доносились слабеющие отзвуки орудийных выстрелов, которые тут же рассыпались продолжительным эхом. Затем показались крепостные стены с башнями, ограждавшими внутреннюю часть крепости с ее сердцем – старинным каменным кремлем. Со стороны реки Азов хранили две здоровенные каменные башни-каланчи, расположенные на противоположных берегах. Между ними была натянута толстая железная цепь, не подпускавшая вражеские суда к городу-крепости. Из высоких башен-каланчей в сторону реки смотрели десятки амбразур с орудиями впечатляющих калибров. Любое судно, которое посмеет только приблизиться к башням, сразу же станет мишенью для их пушек.