Туркам не хватило каких-то нескольких минут, чтобы добраться до нас. Наше орудие выстрелило ровно в тот момент, когда отряду янычар в пять десятков голов оставалось сделать последний рывок.
Бах! – громыхнуло орудие. От мощной звуковой волны я на какое-то время просто оглох, а от заполнившего казематы дыма ослеп. С трудом устояв на ногах, я растопырил в стороны руки, пытаясь нащупать стену.
– Монстр, так его! Чуть Богу душу не отдал. – Упав на колени, я пополз в сторону свежего воздуха. – Фу… Царь-пушка, черт бы ее побрал, – стал тереть глаза. – Вижу вроде. Ослеп уже думал… Мать вашу! – вдруг вырвалось у меня, когда я, наконец, смог открыть глаза. – Интересно девки пляшут, если снизу посмотреть…
Отряд янычар словно корова слизнула со стены. Я пялился туда, откуда несколько минут назад на нас бежало полсотни головорезов, и не мог понять, что случилось. Орудие заряжали ядром, но турок почему-то нашинковало в самый натуральный фарш. Казалось, здесь поработали картечью – десятком килограммов превосходных мелко порубленных свинцовых или металлических гвоздей.
– Картечью, что ли, стреляли? – недоуменно пробормотал я, с трудом вставая на ноги. – Всегда у нас так… Совершенно случайно вышло именно так, как надо. Черт побери, я точно счастливчик.
Улыбаясь этой мысли, я повернулся в сторону башни и… едва не наткнулся на ствол пистоля, который держал тот самый, казавшийся полумертвым, османский офицер. Мой взгляд почему-то в это самое мгновение залип на богатой отделке пистоля, украшенного золотыми накладками и красными камнями. Поразительно, я думал не о скорой смерти от выстрела в упор, а о гипнотическом блеске драгоценных камней.
Бах! С торжествующей ухмылкой, исказившей окровавленный рот, проклятый турок нажал на спуск. Тут же из пистоля вырвался полуметровый сноп искр, пороховой гари и дыма. И, пожалуй, все…
Глава 13. Истина где-то рядом
Древний город, старые камни которого еще помнили стоявшие у причала толстопузые венецианские нефы, пал. Он, словно разлегшаяся на топчане потрепанная портовая девка, больше не сопротивлялся. Молчали орудия на мощных земляных бастионах. По каменной брусчатке уныло тянулась цепочка пленных янычар, совсем не похожих на недавних озверелых фанатиков. Широко распахнуты ворота внутренней цитадели, через которые, не торопясь, въезжали победители: ярко разодетые казаки на невзрачных степных коньках, стрельцы с пищалями на плечах, за ними – преображенцы.
– Славная виктория! – восторженно повторял царь Петр, снова и снова оглядывая раскинувшуюся на холмах древнюю крепость. – Брат Франц, ты видишь все это? Мы победили! Победили! Васька Голицын, полюбовник Соньки, бился-бился лбом, а поделать ничего не мог! Я же османа на копье взял! – Петра, исполнившего свою заветную мечту, несло. – Вон она, сила истинного православного государя! Днесь порт сделаем для русского флота! Грозить отсель осману будем. А даст Господь, и его поборем. – Поискав глазами православный храм и не найдя его, Петр вытащил крест и, поцеловав его, истово перекрестился. – Поборем…
После царь, широко шагая, двинулся по крепостной стене цитадели в сторону реки. Лефорт и Гордон, а за ними с десяток офицеров-преображенцев, с трудом за ним поспевали. Петр, живо жестикулируя, несся вперед. Чувствовалось, что он еще никак не мог поверить в то, что эту мощнейшую турецкую крепость все же удалось взять.
– А где наш герой, которому мы обязаны сей славной викторией? – Гордон при этих словах недовольно поморщился, что не осталось незамеченным со стороны Петра. – А разве не так? Что кривимся? Лексашка со своим особливым воинством каланчу взял? Взял! Его морпехи в цитадели врата преображенцам открыли? Открыли! А янычар хто из пушек разогнал?
Сухопарый Гордон вновь скривился и отвел глаза. Сказать ему, правда, было нечего от слова совсем. Крепость действительно была неприступной, и осаждать ее можно было вечность. Штурмовать же никак не получалось. Каждая новая атака с неимоверной скоростью пожирала все новых и новых русских солдат. Гордон, возглавив один из отрядов преображенцев, и сам едва не погиб, пытаясь взобраться на земляной бастион. Словом, если бы не неожиданная атака странных солдат на янычар с тыла, нашим войскам вряд ли бы удалось овладеть даже первой линией укреплений Азова.
– Твоя правда, государь, – вынужден был признать Гордон. – Сей поручик очень кароший официр. Его морпехи есть сильный зольдат, почти как швейцарец. Только, государь… – Гордон на мгновение запнулся. – Его судьба сейчас в руках Господа нашего. Зело поранен он.
Вскоре Петр уже был у той самой сторожевой башни, со штурма которой началось падение Азова. Спускаясь по развороченным лестницам, он с жадным любопытством разглядывал закопченные стены и потолки казематов, огромные крепостные орудия и раскиданные по углам шары-ядра. Не боясь запачкать ботфорты, он смело шел по месиву из разорванных тел, размочаленных деревяшек, окровавленной ткани, стараясь заглянуть в каждый угол башни.
– Смотрите, ваше велишество! – шедший первым, генерал Гордон при выходе из башни едва не подпрыгнул на месте. – Что есть сие такое?
В голосе вечно невозмутимого как скала солдата звучало настолько сильное удивление, что Петр слетел с ним едва не кубарем и тут же тоже замер на месте.
– Чудо дивное! – Царь смотрел на толстое железное брюхо стоявшего на якоре судна, грозно глядевшего на них открытыми амбразурами-портами. – Чудный зверь. Не то судно, не то рыба. Покрыт чешуей, и весла торчат. Эй, флотский, подь сюда! Сказывай, что сие за чудо такое?
Подозванный коренастый морпех в непривычной взгляду кирасе с чеканной звездочкой на правой части груди тут же, четко печатая шаг, подошел к царю.
– Старшина первой статьи Петр Зауров по твоему слову, государь, прибыл, – вытянулся во весь фрунт морпех. – Сия галера есть одетый в броневые листы корабль для особливого боя и прозывается броненосец «Победоносный». По первости сей корабль прозывался «Потемкин». В движение приводится гребной силой. В бортах устроены особливые порты для высадки абордажного отряда. С сего порта седни мы бросились в атаку. Каланча же зело сильно пуляла ядрами…
Петр с горящими от любопытства глазами жадно рассматривал вмятины в железных листах брони корабля, опаленные орудийные порты. После перевел взгляд на висевшие на груди морпеха в сбруе пистоли и абордажный топор с хищно изогнутым лезвием.
– Хорошо! Прямо железная гора. Такому кораблю и цельный фрегат не страшен. – Царь восхищенно провел рукой по неровной поверхности металла. – Кто же сей дивный корабль построил?
Морпех от такого вопроса едва не руками развел.
– Командир наш, поручик Александр Данилович Меншиков, сей броненосец выдумал, – улыбнулся он. – У него еще много всяких воинских придумок: и гранаты с удушливым порошком, и огненная жижа для поджига, и дымные снаряды. А еще… – тут вдруг морпех сник и, сгорбившись, тяжело вздохнул. – Поранен он дюже сильно. Недоглядели мы за ним. Он же первым все норовил в бой пойти… Эх, не уберегли командира. Гутарят, что за попом уже послали…
Однако царь его уже не слушал. Он быстро шагал в сторону высокого шатра, стоявшего на самом берегу Дона. Ему не терпелось поговорить по душам с тем, кого он еще недавно и всерьез-то не принимал. У шатра он остановился, услышав доносившуюся оттуда громкую ругань.
– Не лайся мне тута. Отпевать потребно немедля, – громко настаивал трубный голос. – Ибо черна его душа, як ночь. Не гляди на яго младость. Грехов у этого юнца видимо-невидимо. Антихристов запашок…
– Шта?! Ты, чернильная душонка, пивной бочонок, на кого пасть разеваешь? У командира грехи?! Душа черна? – едва не задыхаясь от возмущения, заревел из шатра еще кто-то. – Он же тысячу душ православных спас, если не больше! В Архангельске изловил татей с кораблем, что поморов изводили и, как кур, резали. Здеся сторожевую каланчу взял. Первым пошел, османа не испужался. А ты, скотина, его антихристой кличешь?! Убью, падлу!
Через мгновение полы шатра распахнулись, и оттуда буквально выкатилось грузное тело, затянутое в темную рясу. Расплескивая сопли и слюни, злющий, как сто чертей, поп ворочался в грязи, снова и снова пытаясь подняться с корточек. Правда, ему никак не удавалось это сделать.
– Окаянный! Ирод, как есть ирод! Антихрист, и людишки яко таки же, – плаксиво бурчал он, время от времени начиная трясти жирным кулачком в сторону шатра. – Не сумлевайтесь, все митрополиту сказывать буду. Нет, не митрополиту! Государю скажу про энти антихристовы дела! Все скажу! И про иудину звезду на воинских панцирях, и про вонючие сатанинские бонбы… В аду емо гореть! На святого отца руку поднять посмел. Святую церковь хулил…
Почти сразу же из шатра вышел невысокого роста морпех с искаженными яростью чертами лица. Не замечая никого вокруг, он подскочил к священнику и начал его охаживать по жирным бокам черенком от лопаты.
– Жирный хряк! Командира живьем в землю? Собака! Знаю я вашего брата, – орал боярыч, лупя палкой по попу. – Каждого, кто к вам в мошну грош не несет, анафему петь готовы! Сейчас я…
– Стой! Стой! – закричал царь Петр. – Довольно с него! Стой, говорю!
По знаку Петра пара мордатых преображенцев тут же набросились на разбушевавшегося морпеха, который, хитро вывернувшись из захвата, и их начал охаживать палкой. Через мгновение подскочили еще трое солдат, совместными усилиями которых и удалось утихомирить буяна.
– Ну, ты, братка, даешь! – восхищенно забормотал царь, рассматривая тяжело дышавшего морпеха с разбитым в кровь лицом. – Впятером еле утихомирили. Прямо Потапыч из леса. И где только такого Лексашка выискал? Давай ко мне! Что мычишь, как немой телок? Ничего, поговорю с Лексашкой. Он мне тебя и отдаст. Где он? – не дожидаясь ответа от морпеха, Петр сдвинул полу шатра и прошел внутрь. – Тама?
Внутри был полумрак, который с трудом разгонял слабый свет от свечей и большой жаровни с багровыми углями. Царь постоял несколько секунд, чтобы глаза привыкли, и прошел дальше, к невысокой лежанке. Здесь, накрытое темным плащом, лежало худощавое тело, принадлежащее его знакомцу, Ал