Диверсантка (СИ) — страница 40 из 46

Судьба вела диверсантку на северо-восток, через Рославль на Ельню. И далее, ближе к Вязьме. Там переплетались шоссейные и железные дороги, двигались колонны войск и армейские эшелоны. Там ждали её мосты и переправы, склады и хранилища, аэродромы и порты. Тор не читал будущее, не мог подсказать точно, в какое место и когда ей следует ударить, но общее направление давал. И подсвечивал разными цветами степень важности района для проведения акции. Постепенно она разобралась с цветовой гаммой - от светло-серого, менее важного, до золотисто-жёлтого, первостепенного.

На второй день движения Гондукк позабавилась. Нужно было проверить себя в деле, обрести уверенность на будущее. Она, помнится, выбралась тогда к шоссейной дороге. По ней двигались с десяток танков с красными звёздами на башнях. Память тут же подсказала - «Т-34», средний танк по советской классификации, технические характеристики... - толщина брони... - запас хода...

Да что это с ней? Разве важна для неё толщина брони? Вспомни танки на полигоне, Гондукк! На пузике медвежонка нащупала вшитого под материю Мальчика. Потянулась мысленно к посреднику. Шлезвиг откликнулся моментально, а осколок Тора заметно нагрелся. Ещё миг, и мощная волна силы подхватила её. Чувство было знакомым, и всё равно каждый раз чуть-чуть новым. Немножко кружилась голова, будто хлебнула она крупный глоток баварского тёмного пива. Такое случилось однажды в Мюнхене. Угостил Бруно, и лёгкостью налилось тело, пусто стало в голове. Но сейчас ещё добавлялось чувство полёта, или готовности к полёту - стоит чуть-чуть оттолкнуться от земли...

Но нет, летать ей ни к чему. Нужно всего-то уничтожить с десяток вражеских машин. Так, ещё секунду... набрать воздуха в лёгкие... чуть напрячься, направляя поток силы Врил, и...

Башня головного танка взлетела вверх, словно пробка из бутылки шампанского! Следом, дополняя дьявольскую ассоциацию, рванул столб пламени и дыма. Раздался грохот взрыва, многотонный корпус развернуло поперёк дороги. Гондукк непроизвольно зажмурилась на мгновенье. С непривычки пока, ведь в настоящем бою она бывала всего один раз во Франции. Но тут же тряхнула головой, пришла в себя...

Теперь разобраться с замыкающим - вот так! Лёгкое облачко соткалось над сбрасывающим скорость танком, трах! - едва различимая при солнечном свете молния ударила туда, где должен располагаться двигатель. Если верить техническому руководству, изученному в школе Абвера.

На этот раз она глаз не закрывала, видела всё отчётливо - как полыхнуло ослепительно, а следом откинулся люк на башне. Изнутри повалил чёрный жирный дым. Танкист попытался выбраться из горящей машины, но получилось лишь наполовину - высунулся до пояса, выгнулся. Наверно кричал - рот беззвучно раскрывался, но звуки гасил гул пламени, уносил ветер, - а затем человек в шлемофоне провалился обратно в раскалённое бронированное нутро.

Колонна прочно встала. Головная и замыкающая «тридцать четвёрки» горели, остальные начали было разворачиваться, но Гондукк не стала дожидаться, пока танки выполнят манёвр. Это был её триумф, её праздник огня и разрушения. Она дала себе волю, мысленно крикнула помощнику в Мюнхене: «Давай!» - и направила силу в сторону колонны. Ей не нужно было придумывать, какие танки жечь, какие взрывать, или отрывать им башни, словно головы крупным неповоротливым жукам. Тор сам знал, как поступить лучше, а Гондукк оставалось лишь любоваться грандиозной картиной разрушения и гибелью врагов.

Да, они горели, взрывались, теряли гусеницы и башни. Полыхали чадными факелами, разлетались осколками горячей стали. Один из танков в середине колонны, то ли пятый, то ли шестой по счёту, разогрелся так, что потёк расплавленный металл. Это ли не торжество германского победоносного духа?! Это ли не песнь Валькирии, что заставит врагов содрогнуться?!

Но почему нет восторга в душе? Одна пустота... Нет, ещё ожесточение: нате! получайте! За несбывшиеся мечты, украденное будущее, за славного малого Стефана Кляйна, не посмевшего смотреть в глаза... За милого водителя Франца, он был к ней добр...

Наконец, всё кончилось. Колонны больше не существовало. Энергии через диверсантку прошло столько, что она едва не лишилась чувств. Рухнула на тёплое сено как подкошенная (позицию выбрала в поле, у леса, притаилась за стогом), шумно вдыхала горячий воздух пополам с гарью, что наносил ветер. Перед глазами плыли радужные круги. Такого на полигоне она не испытывала, думала, акции будут обходиться с меньшей затратой сил. Одно из двух: или на тренировке свой настрой и расход сил, а в боевой обстановке свой. И правда, здесь всё выглядит иначе - грозно и пугающе. Или... Быть может, ты не совсем Валькирия, а обычная убийца? Как бился тот танкист в люке горящего танка...

Нет, ерунда, всё пустое. У неё есть миссия, долг, она обязана делать то, ради чего послали. И она сделает - так сделает, что всем героям Асгарда тошно будет!

Уходила лесом. Время от времени падала без сил, потом снова принималась ползти. Лишь бы оказаться подальше от горящих танков! Чтоб никто не смог связать её с разгромленной бронетехникой! Тогда, летом сорок первого, действовать было значительно легче. Правда, поняла она это позже, когда на лесных дорогах, - не говоря уже о шоссейных и железнодорожных путях, - появились бойцы с суровыми лицами и алыми петлицами на воротниках. И винтовками наперевес.

Войска НКВД, особые отделы - так это называлось. Одним словом, контрразведка, те самые люди, которым по должности и по совести надлежало ловить таких как она - лазутчиков и диверсантов. Но и появившись, особисты по первому времени на детей внимания почти не обращали. Ловили дезертиров, шерстили отступающих военнослужащих и окруженцев, ловили паникёров и агитаторов против Советской власти. То есть, работали в основном со взрослыми - военными и штатскими.

Гондукк ещё долго чувствовала себя в безопасности, считала, что она неуловима и проворна, умна и дальновидна. И не этим «сапогам» ловить её, семнадцатилетнюю девушку, заточённую в теле восьмилетней девочки, отменно обученную и ловкую к тому же. Поначалу так оно и было, ей легко удавалось перемещаться по истерзанной войной России - от города к городу, от посёлка к посёлку. В колоннах беженцев, уходивших от катящихся волной германских войск.

Позже пришло в голову, что передвигаться быстрее всё же на транспорте. Она выбрала санитарные поезда: ходили они исправно, здесь давали паёк. Конечно, личный состав проверяли дотошные особисты, но больше цеплялись к взрослому персоналу, к железнодорожникам. А на девчушку-санитарку лишь поглядывали. Никому в голову не приходило, что она может быть хоть чем-нибудь опасна. К тому же, двигались эти поезда быстро, им частенько давали «зелёную улицу» наравне с эшелонами, везущими пополнение на фронт. Нужно было лишь уговорить начальника поезда или главную сестру. Вообще-то, санитарами больше брали мужиков, переносить раненых работа не для маленькой девочки. Но людей катастрофически не хватало, и её брали в операционный вагон, - маленькую и худенькую, - скрепя сердце. Ведро с водой и швабру таскать может, и ладно.

Проехав задуманный отрезок пути, Гондукк находила возможность улизнуть из эшелона. Её не искали, тревогу не поднимали. Обязанности поломоек нередко выполняли люди случайные, хотя со всеми вначале разговаривал комиссар. Проверял на благонадёжность и преданность делу Ленина-Сталина. Только вот в бомбёжки санпоезда попадали часто, особенно возле линии фронта. Погибнуть во время налёта было легче легкого. Поэтому - нет, никто не искал.

Так дни сливались в недели, недели - в месяцы. Диверсантка передвигалась по прифронтовой полосе, где в санитарных эшелонах, где в колоннах беженцев, а где и прибившись к любой семье с детьми. Русские относились к этому просто - своих трое, так и ещё один рот лишним не будет. И краюха хлеба найдётся, хоть и было с провизией трудно. Нужно только рассказать жалостную историю, например, об убитой мамке и погибшем братишке. Ни в коем случае при этом не плакать, смотреть в глаза и говорить тихим голосом. Тогда слушатели, особенно русские бабы, сами начинали пускать слезу, причитать и угощать чем бог послал. Пристраивали на ночлег.

Порой удавалось смешиваться с детьми из детдомов и интернатов. Тут уже работать приходилось с воспитателями, насупленными, грубоватыми тётками, но и их можно было разжалобить. Особенно, если знать, как правильно это делать. А опыт у Гондукк к тому времени накопился изрядный. Она вообще была способной...

И лишь иногда ей вдруг начинало казаться, что она и правда маленькая девочка, заброшенная войной в злое, чужое пространство. Слабая, одинокая, беззащитная. Потерявшая не только дом и родителей - потерявшая себя. Но вся эта блажь мигом выветривалась из головы, стоило забрезжить на горизонте новой цели. В преддверии очередной акции.

Так или иначе, Гондукк добивалась главного - оказывалась в нужном районе в нужное время. Остальную информацию давал Тор. Он подсвечивал цели особым образом, показывая пунктиром направление движения и пути перехвата. Порождал в голове готовые знания, что вот тот мост и в такое-то время нужно уничтожить, вот там устроить засаду, а вот в этом направлении следует искать укрытие или отрываться от возможного преследования. Он служил одновременно и поводырем, и инструктором, и советчиком. Какая же она одинокая, какая беззащитная?!

Начиная с зимы мужчины с алыми петлицами на шинелях и полушубках стали интересоваться детьми. Тогда впервые Тор не предупредил её вовремя. Что это было - сбой или досадное недоразумение? Над этим вопросом она позднее мучительно размышляла, но понять, разобраться в чём дело, не смогла. А случилось следующее: прямо на её глазах патруль остановил девочку лет двенадцати. Мужчины принялись дотошно выспрашивать у ребёнка - кто она, чья будет, куда идёт и почему без родителей? Говорили они громко, Гондукк всё слышала. Чудом успела пристроиться к пожилой женщине с кошёлкой, бредущей вдоль дороги. В это время один из патрульных обернулся, оглядывая улицу. Щупающий, липкий взгляд мазнул по ней, и показалось, взмах фантастической кисти оставил на лице, на фигуре и одежде клеймо несмываемой краской - цель!..