– Так, по случаю отоварился. Новый год же идет. Ладно, поставлю чай и починю замок.
Георгий вышел на кухню, налил воды в чайник, зажег плиту, отыскал в шкафчике молоток и принялся ремонтировать дверь. Поломка оказалась несложная, и он быстро поставил замок на место. Все это время, пока был занят делом, он размышлял. Щемящее чувство, вызванное неожиданным известием о Ларисе, несколько утихло, и ему хотелось понять, что же связывало его с ней. «Неужели она серьезно принимала меня за шофера-дворника? Судя по тому, что в этом убеждена и ее сестра, я тут прочно котировался в этом качестве. Но она же любила меня! Ни черта она тебя не любила! – стал он думать о себе во втором лице. – Ей нравилось с тобой ездить на черной “Волге”. Другие жмутся в автобусах, троллейбусах, час стоят на ногах, а с тобою уютно, мягкое сидение, тепло, двадцать минут – и на работе. Домой тоже шофер везет, в кино, в театр всегда есть билеты. Выходит, купил ты ее за удобные мелочи жизни. Конечно, она ни грамма не мыслила с тобой связать свою жизнь. Какая перспектива? Муж – шофер до конца своих дней, да плюс еще подрабатывает метлой возле дома. Хорошо, отбросим эту сторону. А личность твоя что-нибудь стоит? Стоит, объективно. Не за профессию же любят? Любят не за профессию! Ты же ее любил, а кто она? Достигла высших благ? Недоучившаяся модельерша. Все время новые платья, наряды – по три, четыре за вечер, но все чужие. Разлагает, хочется своих. А где их взять? Вот где собака зарыта. На работе – новые платья, наряды, а дома – что останется от зарплаты мужа, шофера-дворника. Другие могут, она не может. Особая? Нет, не особая. Думает, что особая, а в сущности, а в сущности – красивая бестия, в этом все достоинство. Для жизни семейной мало. Если бы она знала, что ты кандидат наук и дипломат, и никакой ты не шофер-дворник, а машина эта – твоя личная собственность? Ждала бы из командировки? Ждала! Да и командировка не в Сибирь. Если надо, то и год бы ждала, есть что ждать. Нет, не хочу! Это разум! Сломать бы быстро чувства. Обмануть бы, заменить кем-нибудь на время, пока забудется. Не так все просто!»
Георгий прошел на кухню, бросил на подоконник молоток и стал смотреть на улицу. Снег повалил крупными хлопьями, уличные фонари едва желтели сквозь белую пелену. По тротуару двигались залепленные снегом фигуры. Одна несла елку. «Запоздал, бедолага, не успеет убрать, – подумал он. – До Нового года осталось часа три. Куда бы поехать? Пойду к матери, может быть, Алексей заявится, семейно, как в старые добрые времена, зажжем елку, выпьем шампанского, мать будет безумно рада. Только Алешка вряд ли придет: шпионы, диверсанты, и всякая сволочь – понятия не имею, чем он там занимается. Выдумывает шпионов и ловит их. А то без работы останется». Куда он сейчас укатил? Может быть, за границей опять. Собирается, будто в соседнюю область едет на денек, а потом оказывается в Чехословакии. Мысли пошли вокруг брата. Тоже в холостяках ходит, хоть на год и старше. Все валит на шпионов. Мать сначала верила его басням, но и она раскусила. Шпионы всегда присутствуют в их разговоре, когда хотят пошутить. Георгий вспомнил, как Алексей разыгрывал мать. «Жениться для меня – дело непростое. Кругом шпионки, женишься, а она агент иностранной разведки. Вот и все тогда, уходи с работы, и потеряю тепленькое место». Георгий улыбнулся, припомнив, как вместо приветствия по телефону прикидывался дурачком и спрашивал: «Это КГБ? Сегодня можно сдаваться американскому шпиону?» И Алеша принимал шутку: «Начальник болен, приходите сдаваться завтра».
В дверь постучали, он пошел открывать. На пороге, в капельках воды от растаявшего снега, стоял с чемоданчиком в руках мужчина лет тридцати пяти с черной красивой бородкой, в меховой шапке и пальто с бобровым воротником.
– Что-нибудь серьезное? – глаза его внимательно смотрели на Георгия. – С Ларисой?
– Лариса умерла, – ответил он трагическим тоном и после паузы добавил: – Для меня по крайней мере. Замуж вышла. Раздевайся, – взял он из рук доктора чемоданчик.
Они прошли в комнату. Доктор сразу же принялся за свое дело. Он пододвинул стул к тахте, сел и стал щупать пульс больной.
– Надо бы надеть халат для важности, – улыбнулся он, – да я его забыл дома. У вас, наверно, и доверия ко мне не будет без этого атрибута, – пошутил он и повернулся к Баркову.
– Ты прогуляйся на кухню, не торчи здесь, не смущай нас.
Георгий хмыкнул и вышел, а доктор достал стетоскоп и весь погрузился в привычное дело. Он прощупывал, простукивал грудь, спину и ничего утешительного в его лице не было.
– Ничего хорошего? – тихо спросила больная.
– Бывает хуже, да просто некуда. Куда смотрел ваш участковый врач? Когда он был?
– Он у меня не был, я не вызывала. Организм должен наконец сам победить болезнь. Вот уже три дня идет борьба…
– Знаете, чем кончится эта борьба? Могилой, а в лучшем случае отразится на сердце. Вам эти эксперименты ни к чему. Вы еще молодая, и надо побороться за свое здоровье. Сейчас я вас отправлю в клинику, а потом будем смотреть источник ваших бед.
– Прямо сейчас? На Новый год? Профессор, очень вас прошу. Мне надо Новый год побыть дома, очень надо! Это символично! Все будут звонить. Профессор, пожалуйста!
Доктор оглянулся на двери и тихо спросил:
– Это он вам сказал, что я профессор?
– Да я и не поверила, что вы профессор. Думала, Жора меня подбадривает. Слишком фамильярен с вами.
– Это правда, как и то, что возьму я вас в свою клинику.
– Мне очень неудобно, я чувствую себя неловко, вы такой… и занимаетесь какими-то пустяками. С этим справится любой рядовой врач. А мы вас оторвали.
– Правильно сделали, иначе бы я проспал Новый год.
– Как же насчет моего Нового года? Как мне вас называть?
– Называйте меня Леонидом Александровичем. А как вас? Жорж нас не представил. Они все такие, Барковы.
– Елена Васильевна! Жорж и сам не знает, как меня зовут. – стала она тоже называть Георгия Жоржем. – Он тут час сидел и слезы проливал, а я ему их вытирала, и он не спросил моего имени.
Леонид Александрович с удивлением посмотрел на больную.
– Ничего не понимаю, – пробормотал он.
– Все очень просто. Ехал он к Ларисе, моей сестре. Но она вышла замуж, теперь здесь живу я. Вот и все. Застал он меня в таком состоянии, что из гуманных побуждений вызвал вас. У меня все время неясный вопрос… – она сделала паузу, не решаясь продолжать, и доктор улыбнулся ей подбадривающей улыбкой. – Что вас связывает с Жоржем? Вы профессор, и вдруг по первому звонку… – она снова сделала паузу, подыскивая слова. В это время приоткрылась дверь и показалась голова Георгия.
– Можно? – в руках он держал чайную чашку. – Вы о чем тут?
– Елена Васильевна спросила, что нас связывает. Меня, профессора, и тебя…
Жорж не дал ему договорить и быстро добавил:
– И меня, шофера одного крупного начальника, и меня, иногда подрабатывающего в качестве дворника? Простите, Елена Васильевна! А чем от меня отличается этот ученый муж? И что же нас связывает? – Георгий поставил на стол чашку. – Старая детская дружба. У него была склонность к наукам, а у меня ее не было. Но мы никогда не изменяли своей дружбе, где бы и чем бы мы не занимались. Нас было трое, еще мой брат Алеша, он чекист. Мы всегда шли на помощь друг другу, хотя вдвоем лупили ученого за упрямство. Если кто нуждался в нас, мы забывали кто мы и какое положение занимаем. Отношения эти называются очень просто – дружба.
Георгий не заметил, как у Леонида Александровича от удивления расширились глаза, он глядел на него, словно увидел впервые и порывался что-то сказать. Но Жорж не дал ему вымолвить слова.
– Знаешь, старина, это прекрасный для нас повод выпить вот этого заморского зелья, – он взял со стола одну из бутылок и отвернул металлическую пробку. – Профессор, разве это не повод? Елена Васильевна, Новый год висит на пороге!
Она улыбнулась и едва заметно кивнула головой.
– Доктор хочет отправить меня сейчас в клинику. Он находит, что я серьезно больна.
– А Новый год? Ты что, эскулап, сбрендил? Лишить человека радости! У меня есть предположение, не знаю как к этому отнесется хозяйка. До Нового года осталось, – он посмотрел на часы, – чуть больше двух часов. Давайте вместе и встретим здесь Новый год, или у тебя, Леонид, какие-то планы?
– Особых нет. В один дом меня зазывали усиленно. Хотят с кем-то познакомить, расхваливали одну даму. А у меня душа не лежит к таким знакомствам. Не люблю, чтобы кто-то занимался устройством моего семейного счастья. Я уж как-нибудь сам.
– Вот и прекрасно! Плюнь на этот дом! Не можем же мы оставить в такой вечер больного человека? Это же негуманно, ты же врач!
– Вот так они с братцем всегда, – весело пожаловался Елене Васильевне Леонид. – Подавляют всякую волю, всякую сопротивляемость во мне. А в детстве даже пытались кулаками. Конечно, будем встречать здесь Новый год! У хозяйки нет возражений?
– Какая я хозяйка? Совсем расклеилась, развалюха какая-то. Жорж, в футляре за шкафом стоит моя вечная зеленая елка. Какой же Новый год без елки?
Георгий вытащил большой черный футляр и извлек из него искусственную елку. Он быстро собрал ее и опустил на пол.
– Для комнаты она, конечно, маловата, – с сомнением проговорил он.
– Я ее всегда ставлю на стол. Тогда она достает до потолка.
Леонид Александрович решительно отобрал у него елку и сказал:
– Ты специалист по части закусок и выпивки. Иди на кухню и занимайся приготовлениями. Я уж как-нибудь сам елку установлю.
Георгий собрал со стола банки, свертки и понес все это из комнаты. А доктор принялся прилаживать на столе елку. Как он ни старался, она не хотела стоять и все время норовила упасть.
– Как вы ее ставите? – не выдержал он.
– Там в шкафу есть такие присоски, прилипалы. Я забыла про них.
Леонид Александрович пошарил в ящике шкафа, отыскал, что ему нужно, и быстро установил елку.
– Другое дело. А чем будем украшать? Надеюсь, в этом доме есть игрушки? – Он подошел к больной и заглянул в ее лихорадочно блестевшие глаза. – Худо?