– «Какой голос»? – спросил Волк Красную Шапочку, притворяясь бабушкой. – Какой еще может быть голос у больного человека? Три дня валяюсь в постели!
– Какой ужас! – воскликнула Лариса непритворно. – Почему ты скрывала? Я немедленно приеду, я не могу оставить тебя одну в таком состоянии!
– А гости? Ты что же, их бросишь? А кому они будут целовать ручки и комплименты говорить? Не дури, Лара, сиди там!
– Нет, нет, не могу я оставить тебя одну!
– А я не одна.
Наступила длинная пауза. Потом Лариса спросила, понизив голос:
– А с кем же ты?
– Приехали двое занимательных ребят. Мои друзья. Я же о друзьях сужу не по тому, что они говорят, а по тому, что они делают. На такие поступки и самопожертвование способны только настоящие друзья.
– Чем же они для тебя пожертвовали? – ревниво спросила Лариса. – Загадками говоришь. Нет у тебя таких друзей.
– Не пошли в другие компании отмечать Новый год, а собираются сидеть со мной, старой и больной.
– Я их знаю?
– Одного из них, по-моему, ты знала когда-то. Может быть, уже и не помнишь. Его Жоржем зовут. Ты меня слушаешь?
– Да! – едва слышно отозвалась трубка.
– Вот и прекрасно. Я его лечила от любви к тебе.
– Представляю.
– Он заслуживает того, чтобы его вылечить.
– Неудачник. Ты что-нибудь обо мне говорила?
– Не что-нибудь, а все! Иначе его не вылечишь быстро.
– Ну что же, желаю вам, доктор, вылечить этого пациента и взять себе, – и в ее голосе прозвучала ирония. – Тебе он подошел бы, ты никогда не была меркантильной. Для тебя все хороши: шоферы и ученые, и художники. Великая гуманистка!
– Перед любовью все равны, настоящая любовь рангов не считает. Это мое убеждение. Что ты хотела бы еще услышать?
– Как выглядит мой шофер-дворник? Возмужал, загорел под северными ветрами и морозами? Он, кажется, туда ездил со своим замминистра в командировку?
– Не знаю, возмужал он или нет, я ведь его не видела раньше. Но выглядит он, как говорят англичане, «на полмиллион фунтов стерлингов». Загорел, только загар этот не северный, тут поработало горячее южное солнце. Думаю, что был он не на севере.
– Ты так свободно говоришь?
– Они у меня на кухне, готовят новогодние закуски. Жорж целую коробку приволок всякой заморской всячины и алкоголя. Сейчас я встану, кое-как приведу себя в божеский вид, сколь это возможно, и мы сядем за стол. Выпью за твое счастье, за твои радости, пусть их у тебя будет в Новом году полный дом!
– А кто второй?
– Товарищ Георгия, врач, он меня взялся лечить. Профессор, говорят, знаменитый хирург, фамилии не знаю, а зовут его Леонид Александрович. Молодой и неженатый – упущенная тобой возможность.
– Ленка, не зли меня! – резко ответила Лариса.
– Хорошо, не буду. Но есть у меня чутье, что насчет Георгия ты крепко заблуждалась.
– Что ты имеешь в виду?
– Пока еще не знаю. Интуиция и отдельные детали. Ничего не могу сказать тебе. Только вывеска не соответствует содержанию.
Дверь распахнулась и в комнату торжественно вступил доктор с огромным блюдом с художественно разложенными закусками. За ним вошел Георгий с тарелками и вилками в руках.
– Леди энд джентельмены, хеппи нью ер! – произнес он поздравления на английском языке. – Через пять минут закончит свое существование старый дряхлый год, и наступит новый и прекрасный, который принесет нам всем, да, пусть принесет нам всем счастье и радости!
Георгий поставил на стол тарелки, бросил вилки и включил телевизор.
– Пусть последние минуты старого года отсчитывает за нас техника, она не ошибется, – сказал он и быстро расставил тарелки и разложил вилки. – В этом доме есть посуда для шампанского? – спросил он Елену.
– В этом доме есть все, чем едят и пьют, что обеспечивает нам отличие от животных. Перед вами посудная лавка, там и ищите, а я все же приведу себя хоть немного в порядок. – Она продолжала держать возле уха трубку и слушала, что ей говорила сестра.
– Извини, Лариса, я прерываю наш разговор, времени в этом году не осталось, – она положила трубку и вышла из комнаты.
Заработал телевизор, кто-то произносил торжественную поздравительную речь, елка во весь экран светилась и переливалась радужными огнями, перекрещивалась серпантином.
– Я рад, что мы остались здесь, – произнес тихо Леонид. – Никогда я так свободно себя не чувствовал. Где бы не бывал на празднике, все почему-то хотели тебя окружить заботой, не дают возможности тебе ни в чем участвовать, сиди и жди, твой удел быть дорогим, желанным гостем. Ты – гость, здесь твои желания исполняются, кроме одного – не быть равноправным, как это было в студенческие годы.
– Твое положение сгибает людей, – ответил Георгий.
– Вот почему я и радуюсь сегодняшнему Новому году. Ощущение легкости, свободы, независимости и молодости.
– Вот и я! – оторвал их тихий голос Елены.
– Бог ты мой! – только и воскликнул Георгий. – А куда делась хозяйка – эта больная и несчастная Елена Васильевна? – он вскочил и выглянул за дверь. – Там ее нет! – обошел вокруг худенькой, стройной фигуры, затянутой в шикарное бордовое длинное платье, оглядел ее распущенные каштановые волосы, светящиеся голубые глаза и в изумлении покачал головой.
– Доктор, что вы скажете? А тут лежала Золушкой!
– Доктору нечего сказать. Доктор убит, сражен, – пробормотал Леонид в смущении, не спуская с Елены восхищенного взгляда. – Садитесь! – поспешно вскочил он, придвигая ей стул. – Вам нельзя ходить!
– Мне все можно! – улыбалась Елена смущенно, видя их искреннее восхищение. – Сегодня все можно, а завтра – я в ваших руках, самая послушная пациентка.
И в эту минуту раздался бой курантов. Жорж схватил бутылку шампанского, аккуратно, без лишнего шума откупорил ее и налил искрящийся напиток в хрустальные бокалы.
– Всем взять бокалы! – торжественно предложил он. – С Новым годом вас, дорогие мои друзья!
С последним ударом кремлевских курантов они с мелодичным звоном соединили бокалы, и та же самая картина повторилась на экране телевизора. Молча, торжественно мужчины встали и стоя выпили шампанское. Елена сделала глоток и поставила бокал.
– Мне давно так не было приятно и радостно. Я никогда этого вам не забуду, Георгий и вам, дорогой Леонид Александрович!
– Ну, зачем так торжественно? Меня ведь тоже можно звать просто Леонид.
– Как-то неудобно, все-таки ученый, – ухмыльнулся Жорж и взялся ухаживать за Еленой.
– Вот тебе неудобно, ты меня и зови по имени-отчеству, – не остался в долгу Леонид. А с Леной мы вообще скоро перейдем на ты, как только выпьем по рюмке твоего отравного иностранного зелья.
– Позвоню матери! – поднялся Георгий. Он набрал номер и вдруг радостно закричал: – Алешка, ты ли это, скотина? Когда заявился? Ничего не выйдет. Нас трое: я, Леонид и очаровательная женщина! Клянусь, она не шпионка! Поздравь мать, поцелуй ее, скажи, что едешь знакомиться с женщиной, о которой все известно, она не агент иностранной разведки! Дай мне мать! Дорогая моя мамахен! Сердечно поздравляю тебя с Новым годом! Извини, но сегодня мы нарушили наши семейные традиции: Новый год не дома. Отпусти Алешку, круг старых друзей! Спасибо, целую тебя! Я знал, что ты не обидишься. Дай трубку Алеше. Мы рядом, в соседнем доме. Да, именно там. Квартира 77. – Георгий положил трубку и взглянул на Елену. В ее глазах читалось любопытство, и он поспешил сообщить:
– Через несколько минут вы будете иметь возможность познакомиться, – он поискал высокопарных слов и, не найдя, просто добавил: – с моим братцем Алексеем Барковым. Я не ошибся, вы действительно не являетесь агентом ЦРУ?
Елена рассмеялась, она выглядела счастливой, ей нравились эти ребята со своими остроумными шутками, веселым открытым характером. С ними было легко и свободно, они не умничали, не старались показать, что что-то знают такое, чего она не знает. Этот ученый хирург принял ее так, словно знала она его с давних пор. К Жоржу у нее было не совсем определенное отношение, он был для нее за прозрачной стеной, она его хорошо видела, слышала, но проникнуть за эту стену не могла. Единственное, в чем она была убеждена, – Георгий не тот, за кого он упорно себя выдавал, он не тот простак, который представлялся Ларисе. Ей думалось, что в его лице она столкнулась с сильной скрытой личностью, наделенной умом и волей. Они были совсем из другого мира, не из того привычного, в котором она жила и знала способности и возможности каждого, кто входил в ее круг. Ей нравилась их прямолинейность, они не стыдились своих чувств, не скрывали своих привязанностей и не притворялись добрыми из вежливости, воспитанной в семейном кругу. «Каков же этот Алеша? Почему-то я с волнением жду появления этого человека. То ли потому, что Георгий создал вокруг него ореол таинственности? Или обыкновенное женское любопытство? При всем при этом мне чертовски плохо! Шампанское вообще выбило меня из колеи».
– Вы почему не пьете, не едите? – Жорж, налей нам всем вот из этой пузатой посуды, – она ткнула пальцем в черную бутылку.
– О ужас! Какое кощунство – «пузатая посуда»! – воскликнул он. – Это же всемирно известный французский коньяк «Наполеон»! Вы должны были сказать: «Нельзя ли нам отведать этого божественного напитка, из этой красивой черной бутылки? И когда бы вы прониклись благоговением, я бы вам налил рюмочку.
Леонид не стал дожидаться конца благовоспитанной речи, он откупорил бутылку и налил в рюмки коньяк.
– Я предлагаю выпить за скорейшее выздоровление хозяйки и пожелать ей радости и счастья! – Он взял руку Елены и поцеловал. Они выпили, и Елена Васильевна тоже решительно осилила свой коньяк и весело рассмеялась.
– Вот это больная! Пью как алкоголичка – до дна.
Алексей появился в комнате без стука, он был в элегантном темном костюме неведомой иностранной фирмы. В одной руке у него был сверток, в другой он держал бордовые розы. Сначала они не заметили его, и он несколько секунд глядел на их веселые лица. Первым его увидел Леонид, он вскочил и радостно крикнул: