– В чем дело, товарищ сержант?
– Да вот. Князь лично к нам пришел. Но я говорю ему, что начальник освободится через два месяца. Тут на прошлой неделе хан Гирей приходил сдаваться, еле отправили в больницу…
– Проводите товарища ко мне! – строго приказал Лазарев, недослушав разъяснения сержанта.
Паренек вошел, втащив рюкзак в кабинет Лазарева, и сказал:
– Я – антисоветчик. Вот тут, в рюкзаке, все для печатания листовок, – он, не мигая, уставился на Лазарева.
Полковник молчал, и паренек разволновался.
– Я – не псих! Моя фамилия – Князь, понимаете? Такая фамилия – Князь! Я действительно антисоветчик! Я листовки фотопечатью выполнял! Не верите? Смотрите!
Паренек раскрыл рюкзак и вытащил оттуда фотопринадлежности, пачки фотобумаги, переснятые тексты, кассеты с пленкой и два фотоаппарата: «лейку» и «пентакон».
– Кто поручил вам это дело? – спросил Лазарев, рассматривая фотокопию листовки.
– Я очень люблю фотографию. Но у меня был старый ФЭД. Однажды встретился мне дипломат, наш, советский, Сергей Анатольевич, в МИДе работает. У него «кодак» в чехле. Спросил, не хочу ли я подзаработать, кое-какие снимки поделать для его приятеля, он научную работу какую-то выполняет. Оплачивает, мол, хорошо. Отсюда все и началось.
– Как звать приятеля?
– Фамилии не знаю. Да я его и не видел, мне всегда звонили. Я приходил, куда указывал Сергей Анатольевич, получал от него работу и уходил. Потом сдавал работу, получал деньги, он платил много, и мы расставались.
– И вы не знали, что печатаете, что переснимаете?
– Отчего же? Знал. Читал. Сергей Анатольевич говорил, что это закрытая научная работа. Это материалы для подготовки контрпропаганды. В общем, это нужная для науки и для нашей пропаганды работа. Я и переснимал.
– Но ведь вы печатали по две-три сотни копий, не меньше?
– Да. Он говорил, что они рассылаются ученым.
– Что же навело вас на мысль, что это антисоветская деятельность?
– Неделю назад ко мне домой приехал Сергей Анатольевич и положил передо мной текст, где призывалось к отказу от военной службы. Листовка обращалась к солдатам-новобранцам. Я сказал, что это не для ученых. Такие призывы страшны. А он мне ответил: «Ты садись и срочно печатай двести штук. Они пойдут, куда следует. И чтобы ты поменьше рыпался – так знай, ты уже больше года ведешь антисоветскую пропаганду и связан теперь со мной одной статьей уголовного кодекса. Мы с тобой – антисоветчики! О нас с тобой все известно на Западе! И не попытайся что-либо предпринимать, это опасно для жизни!
– Были под судом?
– Да, по 206. Витрину пьяный разбил. Вышел на свободу, тут и состоялась наша встреча.
– А дипломата давно последний раз видели?
– Дней десять назад.
– Сейчас вы все, что рассказали мне, напишете. Потом возьмете рюкзак и, как ни в чем не бывало, вернетесь домой и будете ждать своего заказчика. При первом же сигнале от него звоните вот по этому телефону. Скажете, что звоните по просьбе Лазарева. Наши сотрудники знают, что им делать. Спасибо вам, товарищ Князь! Еще у меня к вам просьба: опишите как можно подробней Сергея Анатольевича.
Оставшись один, Лазарев долго сидел задумчиво, пытаясь переварить только что полученную от Князя информацию. Очевидно, кто-то пытается активизировать свою деятельность и нацелился на армию, там хочет посеять семена сомнений и раздора. «Князя надо взять под наблюдение, парень неопытный, могут быть эмоции, тогда мы упустим этого “дипломата”», – решил полковник. Он позвонил, отдал соответствующие распоряжения и, набрав по внутреннему телефону номер, коротко бросил:
– Алеша, зайди!
В кабинет вошел привлекательный мужчина лет тридцати, выше среднего роста, с красивой модной стрижкой, в темном костюме и голубом в полоску галстуке. Лазарев непроизвольно взглянул на блестящие черные туфли своего подчиненного и улыбнулся:
– Ты что, идешь в театр сегодня?
– Это у меня рабочая форма, – ответил с улыбкой Алексей. – Вдруг какая-нибудь встреча… Барков всегда готов! – скаламбурил он.
– Ну вот что, «Барков – всегда готов!», принимай-ка себе тех двух молодых людей: девушку с листовками и парня-перебежчика. Ты знакомился с их делами. Приглядись, что там за ними. Если дурь возрастная, то поработаем и отпустим. В общем посмотри, ты – следователь, тебе виднее. Я не хочу их давать Самарину, на формальном к ним не подъедешь. А ты сам молодой и, может быть, найдешь с ними язык. Давай послушаем первым Бориса Райского. Занятная личность, в Турцию хотел бежать.
Райский вошел в сопровождении конвоира и обреченно опустил голову, видно, все еще не мог оправиться от той оплошности, которую совершил, пытаясь перейти границу. Тогда, в первый день, когда его поместили в камеру, он даже слегка выл от злости и досады, от разочарования и скрытого страха. Так глупо, можно рассказывать теперь как анекдот. Вспаханный кусок поля принял за контрольную полосу и пришел на заставу…
Он исподлобья взглянул на двух мужчин в штатском: один, постарше, за рабочим столом, второй – спиной к окну, почти в углу комнаты.
– Давайте знакомиться, гражданин Райский Борис Маркович, – сказал тот, что постарше, представившись начальником отдела, полковником Лазаревым. – Это ваш следователь, который будет вести ваше дело, – капитан Барков Алексей Иванович, между прочим ваш коллега – вы ведь в журналистику хотели податься, а Алексей Иванович активно сотрудничает с прессой, публикует путевые заметки по странам. Может быть, вам будет с ним интересно пообщаться не только как со следователем. Садитесь, гражданин Райский, сегодня мы в полуофициале, – полковник отпустил конвоира.
– Уже сел. Вот только не знаю, на сколько! – нагловато ответил Райский и криво усмехнулся. – Сколько там мне светит? – он развалился на стуле, перекинув ногу на ногу.
– Это определит суд. Мера наказания в его руках, – наше дело – представить доказательства вины, – спокойно ответил Лазарев. – Давно ли собрались бежать за границу?
– Давно. Надоело мне все тут, хуже пареной репы!
– А откуда у вас столько драгоценностей, которые изъяли при задержании?
– Дома взял! Первоначальный капитал. Надо же с чего-то начинать. Вот и взял!
– У матери? С ее разрешения?
Райский промолчал и отвернулся. Лазарев не стал настаивать на продолжении разговора, он сменил тему.
– Что же вас толкнуло на переход границы? Почему вы решили бросить Родину?
– Когда я понял, что в стране нет демократии – это был конец моим иллюзиям. Зачем мне Родина, где все мне приказывают.
– Как это понять? Объясните, что вы подразумеваете под демократией? – Лазарев заинтересованно заглянул в глаза Борису.
– Ну там, свободы… – неопределенно начал Райский.
– Свободы чего, яснее и конкретнее. Например, свобода получения бесплатного образования, вплоть до высшего?
– Нет, вы меня на этом не купите. Вы специально говорите о том, с чем в Советском Союзе будто бы благополучно. Хотя образование у нас – дрейк!
– А с чем же у нас неблагополучно? С медицинским обслуживанием? Врачи требовали от вас денег? Больших денег, когда вам удаляли аппендицит? Или, может быть, с ваших родителей?
– Что вы опять поворачиваете? Да, уж если на то пошло, в больнице меня плохо кормили! Все воруют продукты, а больным достается что попало. А медицина – тоже порядочный дрейк!
Лазарев засмеялся.
– Я с вами в некотором роде солидарен по вопросу кормления в больнице. У меня тоже вырезали аппендицит и давали два яйца в день. Для такого, как я, весом в девяносто пять килограммов и ростом метр восемьдесят пять, два яйца – что слону пряник. Есть хотел как волк. Но я думаю, что меня так кормили не потому, что главврач украл мои продукты. А ваша мать вам ничего повкуснее не приносила в больницу? Наверное, икру черную и красную, осетрину, курицу? – слегка улыбнулся Лазарев.
Райский ухмыльнулся, наглость сползла с его лица.
– Итак, мы установили, что демократия нарушалась в больнице: вы имели право на хорошее питание, а вам чего-то недодавали. А как с правом на труд? Вы последнее время где-нибудь работали?
– Нет, не работал, я готовился к переходу границы, мне было не до работы. Да и с работой туго.
– А если бы захотели, нашли бы работу?
– Вы опять поворачиваете в свою сторону. Нашел бы на сто рэ!
– Я думал, у нас с вами одна сторона, ведь страна одна.
– Вы ошибаетесь, я не являюсь гражданином СССР!
– Как так? – искренне удивился Лазарев. – Алексей Иванович, мы что же, иностранца задержали, подданного чужой страны?
– Это у гражданина Райского новая легенда, – ответил молчавший Барков. – Он заявил, что отказался от советского гражданства, а поэтому его не имеют права задерживать.
– Ну и фокусник! – не удержался от улыбки Лазарев. – Пока в камере сидел – надумал. Значит теперь так: раз вы заявили, что отказываетесь от советского гражданства, то мы и судить вас не имеем права?
– Определенно! Это будет нарушением международного права.
– Нет, гражданин Райский! Вы впали в крайнее заблуждение. Где бы вы ни были, хоть трижды за границей, пока наша страна не лишит вас своего гражданства, вы отвечаете по законам нашей страны. Все это вам еще успеют разъяснить и прокурор, и адвокат, и судья. Да и Алексей Иванович в курсе. А сейчас я бы хотел продолжить нашу содержательную беседу об отсутствии свободы в СССР.
– Неинтересно! Вы все поворачиваете по-своему.
– Тогда начинайте сами. Рассказывайте, где вас ущемили в правах? Я просто не вижу такой области.
– Вам легко говорить. Для вас все двери открывают. Как покажете удостоверение КГБ и в ресторане швейцар дверь откроет, хоть там будет битком, и в кино на любой боевик билет найдут, и на самолет сядете без билета. А простому человеку? Мне, например, в очередях торчать и не всегда достанется. Вы себе дубленку через черный ход возьмете, а с меня пару сот сдерут. Вот оно и равенство, вот она и демократия! Нечего сказа