– Садись! – приказал он ему и неторопливо двинулся по горной дороге, уже соблюдая предельную осторожность.
– Ты пришил старика? – спросил он Шкета, и тот оторопело уставился на водителя. – Да-да, это я! Так пришил ты его? Много взял монет? Куда едем? В милицию?
– Нет, нет! – обрел Шкет дар речи, потерянный им от испуга и удивления. – Я его не трогал, он сам умер! Маципура умер!
– Прокурор будет в восторге от такого заявления, – засмеялся Куц.
– Помогите мне! – взмолился Шкет. – Я не хочу больше в тюрьму, не хочу! Они мне не поверят! Спасите меня!
– Хорошо! Я тебя спасу! Служить мне будешь до смерти! Понял? – жестко сказал Куц.
– Буду служить! Только не выдавайте меня! – чуть не плакал Шкет.
Серпантины в горах кончились, и машина, разгоняясь, помчалась по пустынной трассе.
…Теперь Серж не мог оторваться от воспоминаний об этом несчастном парне, обезумевшем от страха, что снова попадет в тюрьму.
– Так что же там случилось у Маципуры? – резко повторил Куц, теряя терпение.
– Он умер!
Серж неподдельно захохотал.
– Что же он, так вот взял и умер? Умора!
– Мы выпили вина, я думал, он заснул, а он мертвый.
– Ты эти сказки оставь для уголовки. Там любят сказки!
…Утром, едва взошло солнце, машина мчалась уже далеко от Сочи. Куц захотел есть и решил сделать остановку. Он выбрал небольшой проход в лесополосе и, вихляясь по кочкам, заехал в кустарники. Шкет спал, привалившись головой к стойке автомашины, но когда его пару раз тряхнуло, он проснулся и не мог понять, где они находятся. Серж расстелил небольшой коврик на траве, выложил всякие закуски и достал из сумки французский коньяк. Не спрашивая Шкета, налил ему почти полный стакан. Через несколько минут тот захмелел. Он полулежал на траве и глупо улыбался.
– Я так тебя уважаю! Ты настоящий мужик. Но то, что ты предлагаешь делать – это дерьмово! Я вор и мокряк! – похвастал он с гордостью.
Серж сидел напротив и, опершись позади руками, с уничтожающим презрением глядел на него.
– Нет, ты не вор и не мокряк, ты мелкий фраер, шестерка, парашник! Ты просто мразь! Ограбить старую женщину, вырвать сумку! Такое не сделает уважающий себя вор. На тебе висит связь с иностранцами, иконы, которые ты тайно от меня продавал итальянцам. На червонец статей в кодексе хватит. Опять пойдешь валить лес. Может быть, ты там научишься жизни.
– Ты меня заложишь? Да я сам тебя заложу! – обозлился Шкет. – Я тебя раскусил. Расколол!
Он вдруг замолчал, взял бутылку, вылил остатки коньяка в стакан и швырнул ее через плечо в кусты. Одним духом выпил коньяк. Закусывать не стал.
– Ну, так что же я такое? – спросил Серж вяло.
– Ты гад, сволочь! Думаешь, фарцовщик, вор, срок тянул, так уж и буду тебе служить? Вот тебе! – он сделал выразительный оскорбительный жест рукой. – Задавись им! Я вор, но Родину не продаю! Это наши отношения. Она меня накажет, она меня и простит. И ты в наши дела не лезь! Приедем в столицу – гони прямо на Лубянку, я тебя, стерву, сдам! Там и расколешься, на кого лямку тянешь. Понял?
– Хорошо! – миролюбиво согласился Серж. Докурил сигарету, стрельнул ее в сторону, поднялся, прошел к посадкам, послушал нарастающий гул мотора тяжелого грузовика и вернулся к Шкету. Постоял у него за спиной. Тот оглянулся и пьяно посмотрел на Куца. Пытаясь подняться, он встал на колени. Серж вытащил из-под мышки пистолет и выстрелил в затылок Шкету. Шум грузовика почти поглотил звук выстрела…
…Серж пошел к холодильнику, вытащил вторую бутылку пива, отпил прямо из горлышка половину, поставил бутылку на пол и задумался. Головная боль прекратилась, и он обрел ясность мысли. Теперь ему почему-то вспомнилась Одесса, где он жил в ожидании шведского судна, на котором должен был прибыть человек, посланный Рубертом, привезти ему деньги и блок сигарет. Куц вдруг с ужасом подумал, что постепенно втягивается в курение этих сигарет. Если раньше он обходился парой штук, то теперь он заметил, что хочет еще сигарету. Наркотик тихо, но уверенно разрушал его волю, и Серж пытался обманывать себя тем, что занимается делом, которое выматывает его нравственные силы, и ему просто требуется разрядка, требуется отключиться от всего, от опасности, расслабиться и покайфовать.
…К Слюнявому он пришел под вечер, уже сумерки начали спускаться на город, но уличные фонари еще не горели. На стук в дверь вышел грузный мужик неопределенных лет, давно не бритый, опухший от пьянства, с мешками под глазами, в грязной душегрейке. Нос красный, на правой стороне – небольшая бородавка. На губах в углах рта – белый налет слюны, отсюда, видно, и тюремная кличка. Ростом он был повыше Сержа, но сгибал шею, отчего терял это превосходство. В давно нестиранных спортивных брюках и старых кедах он произвел отталкивающее впечатление на Сержа, который с ним не встречался уже больше полугода. «И это – агент иностранной разведки, печатающий антисоветские листовки!» – с горечью подумал Куц, что ему приходится иметь дело с такими опустившимися типами, которых он сам подбирал для своего дела в судах.
Слюнявый молча повернулся и пошел в комнату, словно только час назад виделся с гостем. Серж вошел в пропахшее давно немытым телом и нестиранными вещами помещение. В углу на столе стояли десятка три бутылок разного калибра из-под вина, водки, иностранных напитков. Очевидно, хозяин уже не первый день увлекается этим занятием.
– Пьешь? – спросил Серж, чтобы что-то спросить, хотя и без вопроса все было ясно, как Божий день.
– Горе у меня, – выдавил хозяин. – Хуна сдохла. Приболела, я налил ей джину в рот. Поскулила. К утру сдохла. Хуна была верная, верней бабы. Горе у меня. Участковый пристает, – без всякой связи сказал он и этим встревожил Сержа.
– Где аппаратура? – спросил он.
– Все есть! Давай выпьем. Горе у меня.
Серж поискал, где бы ему сесть, сбросил прямо на пол со стула какую-то одежду, поставил рядом сумку и поглядел на хозяина. «Все, отработанный материал. Если сюда заладил участковый, то дело совсем дрянь, надо его выводить», – подумал Серж и достал из сумки бутылку водки, кусок колбасы, хлеб. Глаза Слюнявого оживились, заблестели в предчувствии выпивки. Он сел на табуретку, которая под ним заскрипела, закачалась, но не развалилась. Взял два стакана, протер один грязной тряпкой, когда-то бывшей полотенцем, и поставил перед гостем. Зубами открыл металлическую пробку, перевернул бутылку горлышком прямо в стакан, налил почти полный, умело не пролив, оторвал бутылку от стакана, также мастерски налил водку в свой стакан, поднял, посмотрел на свет.
– Наша или привез? – поинтересовался он.
– Привез. Ну, давай за встречу, – Куц чокнулся с хозяином, подождал, пока он выпьет до дна, отпил несколько глотков, брезгливо прикасаясь губами к краю стакана, и поставил на стол. Слюнявый отщипнул кусочек хлеба, бросил в рот и спросил:
– Ты чего заявился?
– Последние два месяца от тебя ничего нет, а деньги получаешь. Надо работать, Слюнявый! А ты, гляжу, только пьешь. Одних бутылок на сотню скопил. Где работа?
– Это я слышу от участкового: «Почему не работаешь? Почему не работаешь?» А я плевал на работу. От нее лошади дохнут, а потом из них мыло варят. Это в благодарность за работу! – выдал он видно выношенные его очумевшим мозгом мысли. – Ты кто такой, чтобы меня давить? Я честный вор! Правда, я завязал. Вот пойду опять в порт, грузить буду – туда, сюда. Катьку в день буду иметь. Контейнер раскурочим, барахлишко всегда имеем. Зато свобода! А с тобой…
– А чего ты, собственно, ерепенишься? В порту и половины иметь не бyдешь, а холку каждый день будешь натирать. Пару ночей поработал, сотню снимков сделал, печатаешь ты хорошо, и наслаждайся жизнью. Для науки стараешься, а наука – она у нас щедрая, платит тебе хорошо. Может, ты думаешь, что нелегалку какую делаешь? – Серж налил еще полстакана хозяину и сунул ему в руку. – Это все для анализа ученым, в закрытые учреждения. Чем тебе не нравится работа? Я тебя рекомендовал.
– Туфта это! В сидку меня запихнешь! Ты сам почитай, что там нацарапано в твоих листках. «Отказывайтесь служить в армии! Лучше год тюрьмы, чем всю жизнь калекой после Афгана!» «Не подчиняйтесь военкоматам! Они погубят вашу молодость!» Давай, Ангел, это бросим! – Пока он говорил, слюни летели с его губ прямо в лицо Сержу. Но тот дослушал до конца и только тогда достал платок и вытерся. Вытащил пачку «Вайсрой», сунул в рот хозяину сигарету, чиркнул зажигалкой и жестко сказал:
– Ты вот что, Слюнявый! Предупреждаю, ты не особенно кочевряжься. Ты правильно понял, что печатаешь фототексты не о передовиках производства. Все, что ты делал раньше по моему заказу – это антисоветские материалы! И они постоянно распространялись там, где надо! Так что ты активно работаешь на иностранную разведку, которая платит тебе большие деньги. Может быть, показать твои расписки? Сколько тысяч ты за это получил? Мы с тобой связаны одной веревочкой! Меня посадят, и ты загремишь за решетку. Я ясно выражаюсь?
Хозяин оторопело смотрел на Сержа, открыв рот, но ничего не мог произнести. Дважды глубоко затянулся сигаретой, плюнул на нее, загасил, стрельнул ее через плечо и, наконец, выдавил:
– Ах ты, сучила! Подлез ко мне, падла! Думаешь, и я сука? На все готов? Ты ко мне не лезь! – крикнул он. – Я могу хавиру ломануть! Контейнер почистить. Поймают – на нары кинут. Не поймают – погуляю! Это мои дела. Я себе не враг. А ты, паскуда, откель заявился? Кто тебя к нам прислал? Что ты тут у нас делаешь? – распалялся Слюнявый. – Агитацию разводишь? Да я тебя сейчас! – потянулся он рукой к Сержу, но тот резко ударил его выше кисти. Удар оказался настолько сильным, что он неожиданно завалился вместе со стулом. Поднимаясь, натуженно выкрикивал: – Пойдешь сейчас со мной! На Бебеля пойдешь! Все скажешь! Кто ты? Откуда? Все скажешь!
Серж подхватил его за ворот, помог сесть, подумал: «Какие патриоты, что Шкет, что эта сволочь!» – и засмеялся этой мысли.
– Ну и дурак же ты, Слюнявый! Я же с понтом, разыграл тебя! Ты что, Ангела Серафима не знаешь? Да я кого хошь разыграю! Ангела вся Молдаванка знает! Я перекантоваться у тебя пару дней могу? Или откажешь старому другу? Давай пузырек еще раздавим, – вытащил Серж из сумки нераспечатанную бутылку водки. – Ну, лапу, кореш! Я же свой, я как и ты в законе! Ты Митьку Бычка знаешь? Там мы с ним чалились. Пятерик имел. Я тебя просвечивал. Для дела нужен. Давай захмелимся. А эти фото мы бросим, мужика, что заказ дает, пошлем, – выругался Серж и сорвал алюминиевую пробку с бутылки. Он сунул в руку Слюнявому стакан. – Сполосни! Пепел насыпался!