Диверсанты. Легенда Лубянки – Яков Серебрянский — страница 20 из 88


Л.Д. Троцкий свидетельствовал, что почти сразу после Октябрьского переворота Ленин стал настаивать на отсрочке Учредительного собрания, эсеровско-меньшевистско-кадетского по составу. По словам Ленина, созыв Учредительного собрания – ошибка, поскольку власть уже завоевана большевиками и снова завоевывать ее незачем. Оказавшись в меньшинстве, он, тем не менее, начал подготовку к роспуску собрания. 26 ноября (9 декабря) 1917 года был подписан декрет «К открытию Учредительного собрания», в котором указывалось, что первое заседание МОЖЕТ состояться только при наличии 400 депутатов (то есть примерно половины от общего числа). Стало ясно, что в назначенный срок 28 ноября (11 декабря) заседание не состоится.

Большинство членов Временного бюро большевистской фракции Учредительного собрания (Л. Каменев, В. Милютин, А. Рыков и др.) выразили несогласие с Лениным. Потребовав переизбрания бюро, тот нашел союзников в лице левых эсеров.

На 1-м съезде Партии левых социалистов-революционеров (ПЛСР), открывшемся 19 ноября (2 декабря) 1917 года, лидеры левых эсеров П.П. Прошьян, В.Е. Трутовский и Б.Д. Камков (Кац) поддержали Ленина. Прошьян заявил, что отдавать власть Учредительному собранию победители не должны. Руководство ПЛРС дало согласие на вхождение в правительство, и 9 (22) декабря семь представителей партии вошли в состав СНК.

20 декабря (2 января) Совнарком утвердил дату созыва Учредительного собрания – 5 (18) января 1918 года.


Изменившаяся государственная доктрина требовала создания нового государственного аппарата. Прежняя система управления подлежала реорганизации, а чаще – ликвидации. В области военного строительства все, однако, обстояло иначе. Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) императорской армии вошло в состав вновь созданного Народного комиссариата по военным делам практически без изменений. Возможно, что такому решению руководства страны способствовал переход на сторону советской власти многих офицеров «корпуса Генерального штаба».

Мы уже упоминали о сотрудничестве генерал-лейтенанта Н.М. Потапова с военной организацией при Петроградском комитете РСДРП(б). Здесь же уместно вспомнить А.А. Игнатьева, А.А. Самойло, А.А. Свечина, Б.М. Шапошникова, принявших активное участие в военном строительстве СССР. Центральный орган военной разведки и контрразведки – Отдел 2-го генерал-квартирмейстера (Огенкварт) ГУГШ был сохранен и работал вплоть до мая 1918 года. Бывший командир Отдельного корпуса жандармов генерал-лейтенант В.Ф. Джунковский впоследствии стал одним из ведущих специалистов, помогавших Ф.Э. Дзержинскому в формировании структур ВЧК. А генерал русской разведки М.Д. Бонч-Бруевич до конца своей жизни преподавал специальные дисциплины в Советской России…

Вместе с тем руководители советского правительства понимали, что в борьбе с противниками власти нельзя рассчитывать исключительно на специалистов из служб Российской империи или на иностранных консультантов из числа «классово чуждых элементов». 7 (20) декабря 1917 года образована ВЧК – первая общегосударственная специальная военно-политическая структура советской власти. Ее задачами являлись борьба с контрреволюцией, саботажем, спекуляцией и должностными преступлениями. Членами коллегии ВЧК Совнарком назначил Д.Г. Евсеева, Н.А. Жиделева, И.К. Ксенофонтова и Я.Х. Петерса. Руководителем ВЧК (председателем) стал Ф.Э. Дзержинский, имевший большой опыт конспиративной работы, в том числе по борьбе с агентурой Департамента полиции. Заместителем председателя был назначен В.А. Александрович (П.А. Дмитриевский) – член ЦК партии левых эсеров, также имевший опыт работы по военно-конспиративной линии.

Таким образом, сложилась ситуация, при которой первые руководители ВЧК работали в условиях двойной системы подчиненности: формально-административной – правительству и неформально-политической – ЦК своих партий. В структурах РСДРП(б) и ПЛСР одновременно создается несколько специальных комиссий и подкомиссий, осуществляющих внутренний контроль и ведущих внутреннюю разведку.

Вообще говоря, идея завоевания власти трудящимися во всем мире была доминирующей в среде «пламенных» революционеров. Уже во время Первой мировой войны некоторые деятели германской социал-демократии (К. Либкнехт, Р. Люксембург и др.) высказывались за создание Социалистического интернационала. Октябрьский переворот 1917 года не только ускорил, как катализатор, процесс создания коммунистических партий в различных странах, но и стал для них примером для подражания.

Подавляющее большинство сторонников коммунистической идеологии в тот период искренне верили, что русская революция – первый этап международной социалистической революции. Руководители партий коммунистической направленности признавали правомерность революционной войны и революционного насилия со стороны эксплуатируемых классов.

Ф. Энгельс по этому поводу писал: «Революция есть, несомненно, самая авторитарная вещь, какая только возможна. Революция есть акт, в котором часть населения навязывает свою волю другой части посредством ружей, штыков и пушек, то есть средств чрезвычайно авторитарных. И если победившая партия не хочет потерять плоды своих усилий, она должна удерживать свое господство посредством того страха, который внушает реакционерам ее оружие»[74].

Проигравшие в 1917 году члены Временного правительства, лидеры Белого движения и политических партий, оказавшиеся в эмиграции, неустанно обвиняли большевиков в беспринципности, в том числе в сотрудничестве с Германией. А после того как партию возглавил И.В. Сталин, его обвинили в беспринципности и бывшие (также проигравшие) вожди Октябрьского переворота.

Мы считаем, что в сложные годы Гражданской войны политической принципиальностью (как и общечеловеческой моралью) практически никто не руководствовался (впрочем, как и в любое другое время). Монархисты, анархисты, эсеры, кадеты, националисты – представители всех политических сил России, равно как и военно-политическое руководство стран Антанты, были не менее беспринципны при достижении своих целей, чем большевики. В этом смысле обвинять только руководство РСДРП(б) – РКП(б) во всех смертных грехах нам представляется абсолютно неверным. Все партии и движения в равной степени «были хороши», но большевики в итоге одержали победу.

В отличие от министров Временного правительства комиссары Совнаркома действовали решительно и быстро. Правые партии (кадеты, октябристы и др.) были объявлены врагами революции, соответственно, все организации при них подлежали роспуску, а газеты – закрытию. 2 (15) января 1918 года в Петроград нелегально прибыл Керенский, надеясь с помощью эсеров пройти в Таврический дворец и принять участие в работе Учредительного собрания, но эсеры отказали ему в содействии.

Накануне открытия Учредительного собрания оппозиционные большевикам силы допустили крупную ошибку. Сторонники собрания из Петроградского гарнизона предложили провести вооруженную демонстрацию в его защиту, а также взять на себя охрану Таврического дворца. Однако депутаты от победивших на выборах партий, в первую очередь эсеры, настояли на мирной демонстрации. 5 (18) января почти никто из солдат участия в демонстрации не принял, и отряд матросов под командованием А.Г. Железнякова и Н.А. Ховрина успешно отразил попытки манифестантов подойти к Таврическому дворцу. 6 (19) января в 4 часа 40 минут Учредительное собрание было распущено (матросу Железнякову, начальнику караула Таврического дворца, предложившему депутатам очистить зал, приписывают знаменитую фразу «Караул устал!», или, в более полном варианте: «Прошу прекратить заседание! Караул устал и хочет спать!»). Манифестации в поддержку собрания были разогнаны с помощью силы. С этого момента лидеры правых эсеров и меньшевиков окончательно перешли в лагерь оппозиции «красному» правительству.


Спустя несколько дней после описанных событий, 12 (25) января 1918 года, члены Закавказского комиссариата, обсудив вопрос о политическом положении, приняли решение о созыве Закавказского сейма как законодательного органа региона. 10 (23) февраля в Тифлисе прошло первое заседание Сейма, в состав которого вошли депутаты, избранные от Закавказья во Всероссийское Учредительное собрание.

После разгона Учредительного собрания Советское правительство внимательно следило за развитием событий в Закавказье. 22 января 1918 года в Тифлис прибыл С.Г. Шаумян. Его цель была очевидна – проводить курс на взятие власти большевиками. В ответ Закавказский комиссариат отдал приказ о немедленном аресте Шаумяна, и уже в феврале он был вынужден возвратиться в Баку, который в то время находился на самом острие противоборства различных политических сил. К тому же на бакинские нефтепромыслы с вожделением смотрели Великобритания, Германия, США, Франция и Турция.

В январе 1918 года турецкие войска, нарушив заключенное в декабре 1917 года перемирие, начали наступление на Закавказье. Не встретив серьезного сопротивления, так как Кавказский фронт к тому времени был фактически развален, 13 марта турки заняли Эрзерум. 3 марта 1918 года Советская Россия подписала «позорный», по определению Ленина, Брестский мир, по которому Турции отходили населенные армянами и грузинами области Ардагана, Батума и Карса.

Военно-революционный комитет Кавказского фронта под руководством Г.Н. Корганова переместился в Баку, где начал работу по созданию Кавказской Красной армии, то есть советских вненациональных вооруженных сил. В марте 1918 года Яков Серебрянский был назначен начальником отряда по охране продовольственных грузов на Владикавказской железной дороге. В его официальной биографии говорится, что это был отряд, подчинявшийся командованию Красной армии. Однако по другим данным отряд находился в подчинении Бакинского совета депутатов.

Формирование частей Красной армии Корганову завершить не удалось. 30 марта 1918 года в Баку начались вооруженные столкновения между подразделениями мусульманской Дикой дивизии и частями Бакинского совета. В тот же день на квартире большевика Н. Нариманова начались переговоры между руководителем Бакинского совета С.Г. Шаумяном и лидером «Мусавата» М.Э. Расул-заде. Стороны почти достигли соглашения о перемирии, когда поступила информация об обстреле конного отряда Красной армии на Шемахинской улице. По окончании боев Шаумян доложил в Москву: