ленно уже матерился. Похоже, Большой Папа совсем свихнулся от любви к племяннице. Где её искать в городе, имевшем до войны миллионное население; в городе, ныне разрушенном бомбёжками; в городе, где уже были тяжёлые бои, когда оппозиции пришлось его оборонять, а потом отступать, поливая кровью каждый дом, каждую улицу?
Где её искать??? Там живых почти нет. Хорошо, если она всё же ушла с отступавшими. А если нет? Так, стоп… Астроном говорит, её видели на оккупированной территории, значит, уже после захвата города фйдерами. Тогда почему она не ушла раньше? Почему её не вывели сразу?
Три группы пропали бесследно. Погибли… Другого варианта нет…
Его размышления прервал Астроном:
— Я знаю, Красноярск ваш родной город. То есть вы неплохо ориентируетесь в нём и сможете легко выйти в заданный район.
«Ага, заданный район всё-таки есть, уже легче», — подумал Янычар.
— Это Слобода Весны или Покровка, как его чаще всего называют местные. Там есть фильтрационный лагерь, устроенный фйдерами для гражданских лиц с целью выявления сочувствующих Оппозиции. Именно там её и видел один из моих людей, работающий в тамошней охране.
«Твою мать! Ну и как её оттуда вывести?! Впятером взять штурмом лагерь?! — чертыхнулся майор. — Хотя… Есть же работающий в охране верный человек. Тогда проще! Что-то я стал слишком поспешен в своих выводах об умственных способностях Большого Папы. Но зачем несколько групп? Для надёжности, конечно же, так как три уже пропали».
— Как мы узнаем вашего человека? — спросил Туркалёв.
— Вот его фото, — Астроном положил перед Туркалёвым небольшой прямоугольник. Каждый нечётный день недели ровно в полдень он приходит в часовню, странным образом уцелевшую. Ваша задача или вашего человека прийти туда под видом беженца. Там таких немало. Они ходят к тамошнему начальству, пытаются вытащить попавших в фильтрационный лагерь родственников.
Пароль — «Астроном». Отзыв — «Большой Папа». Вы ведь так меня называете, а? Детский сад, конечно, игра в «шпиёнов», — усмехнулся хозяин подземного кабинета. — В заданный район можете выйти не только вы, но и другая группа, и вытащить племяшку раньше других. В любом случае, мой человек будет ходить в часовню, чтобы не вызвать подозрений со стороны фйдеров. Пришедшие первыми получат информацию как, когда и каким образом состоится вывод девушки из лагеря.
Сделать это необходимо так, чтобы мой человек не попал под подозрение и остался работать дальше. Он ещё может понадобиться. Всем пришедшим после, он сообщит, о завершении операции.
Каждый из командиров получит отсканированные фото моего человека и племянницы, — Астроном протянул ещё один небольшой прямоугольник. — Это вам. После того как фото увидят ваши подчинённые, приказываю снимки уничтожить. Фйдеры не должны найти мою девочку. Иначе в их руках окажется очень серьёзный козырь. Настолько серьёзный, что планируемое Генштабом наступление может не состояться.
«Ого! — мысленно воскликнул Янычар. — А я-то, наивный, полагал, что война идёт за интересы народа. А тут на кону личные делишки. Судьба какой-то племянницы важнее судеб тысяч гибнущих на ней… Суки… Ох, суки… Вот она правда, Лёха, вот за что ты воюешь…»
— Что с вами, майор? — спросил Астроном, вперив в него тяжёлый взгляд.
— Виноват, — спохватился Янычар, поднимаясь.
Большой Папа, шевельнул рукой — садись, мол.
Алексей сел.
— На подготовку сутки. Затем вертолёт высадит вас на левом берегу Енисея. Где, решите сами. Дальше работаете как всегда автономно. После того, как выведите Юлию за город, выйдете на связь с авиаполком, вертолёт прилетит, куда укажете. Если вдруг не долетит первый, полетит второй, третий. Но прилетит обязательно. Ситуации, когда вы шли по тайге, здесь не повторится.
«Ещё бы! — мысленно хмыкнул Туркалёв. — Ради племянницы ты положишь весь авиаполк, а если понадобится, то и больше».
— Есть вопросы?
— Так точно, товарищ генерал армии. Один.
Астроном кивнул.
— Если группа не найдёт вашу племянницу, что тогда?
Янычар смотрел в глаза Большому Папе, не отводя взгляда, ожидая чёткого недвусмысленного ответа, ведь от того, каков он будет, зависело будущее всей группы.
Тот покатал желваки и ответил после паузы:
— Возвращайтесь, майор, вы мне ещё понадобитесь.
Туркалёв снова посмотрел на фото, где весело улыбалась симпатичная загорелая зеленоглазая шатенка лет двадцати, в открытом летнем платье, волосы схвачены на затылке заколкой, хвостик лежит на правом изящном плечике. Ещё ничто не омрачает её беззаботное лицо, вся жизнь впереди, обязательно счастливая и яркая.
«Снимок явно довоенный. Все ещё живы… все ещё живы… — рассеянно думал майор. — Хорошенькая. Сейчас-то она вряд ли так выглядит. Узнать бы, как встретим. Если встретим, конечно. Лучше не загадывать. А здесь хорошенькая, ничего не скажешь. Есть женщины в русских селеньях. Есть… А дядя упырь. Во, точно, упырь, а никакой не Астроном и уж тем более не Большой Папа».
Единственным для Янычара плюсом являлось то, что Красноярск действительно был его родным городом, где он родился, учился, жил, пока не поступил в военное училище. С тех пор ему так и не довелось побывать дома.
С начала войны он ничего не знал об отце и матери. При отступлении оппозиционных войск и оставлении города фйдерам, Алексей воевал на другом участке фронта. А теперь ему предстояло вернуться в детство, в юность, где были первая любовь и первое горькое разочарование; где знакомы и любимы многие места, ныне лежащие в руинах, неузнаваемые и чужие; где каждый камень, каждый угол обвалившегося здания, каждый проём таят смертельную опасность.
Не таким ему виделось возвращение домой. Не таким…
Обратный путь на УАЗе проделали с теми же предосторожностями в прежнем молчании. Всю дорогу майор обдумывал полученное задание, не в состоянии избавиться от горького осадка осознания бессмысленности войны. Эти мысли никогда не оставляли его. Но как неприятно лишний раз убедиться в своей правоте, на которую всем наплевать!
За что он воюет?
Можно сколько угодно убеждать себя, что воюет за правду, за народ, за таких вот, в конце концов, «племянниц», вовсе не виноватых за родственников, по чьему желанию наступление может начаться, а может и не начаться.
Да что там наступление или отступление! Они решают, быть войне или нет! Гореть им в Аду за это!..
Что толку от самоубеждений в правильности собственного выбора? А какой толк от самокопания измученной мятущейся души? Какой смысл выискивать кристаллы правды в море лжи, словно в десять лет, когда только начинаешь понимать, что далеко не всё в этом мире безоблачно и радужно?
Что толку? Что изменится? Эх…
Глава IIСрыв операции
«(9.10) Всё, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости»
«(9.12) Ибо человек не знает своего времени. Как рыбы попадаются в пагубную сеть, и как птицы запутываются в силках, так сыны человеческие уловляются в бедственное время, когда оно неожиданно находит на них»
Огонь «Шилки»[8] по вертолёту стал для всех полной неожиданностью. Как только машина оказалась над левым берегом Енисея, из заснеженной чащи ударили четыре ствола самоходной установки.
В город заходили по большой дуге, рассчитывая с относительной безопасностью пересечь линию фронта с некоторых пор пролегающую по Енисею, ставшему преградой между противниками. При этом весь город, расположенный на обоих берегах, пока был под контролем федералов, где каждая улица, каждый разрушенный дом напичканы оборонительными заграждениями и войсками, имевшими приказ: держаться. Поэтому его обходили стороной, но всё же напоролись на противовоздушную оборону.
Град пуль хлестанул по днищу винтокрылой машины, почти выведя из строя. Вертолёт начал падать, салон наполнился едким дымом, парни тревожно подскочили с мест.
— Падаем!!! Падаем!!! — отчаянно заорал Бек.
— «Шилка», что ли?! — крикнул Мамба, кашляя от дыма.
— Да, вроде! — прокричал в ответ Янычар. — Стоят ещё на вооружении, надо же!.. Бек! Негатив! Быстро к пилотам! Что там у них?
Те, хватаясь за что придётся, удерживая равновесие в падающей горящей машине, устремились в кабину пилотов.
Вторая очередь опять плетью хлестанула по корпусу. Мамба сильно вскрикнул и тяжело упал. Янычар и Куба тут же склонились над ним, мелко вздрагивающим, изо рта у него сочилась кровь, лицо исказила мука боли, глаза наполнились влагой.
— Мамба! Мамба! — закричал Куба, пытаясь понять, чем можно помочь товарищу.
Но Рустам уже не слышал. Он видел зелёные холмы родного края, по ним разбрелись отары овец, ярко лился странный Свет, наполненный теплом и удивительным покоем. Потом он увидел своего деда улыбающегося в седую бороду, умершего давно, но сейчас живого, в белой бурке и белой папахе. Дед держал в одной руке кусок лепёшки, а во второй глиняный кувшин. Как знал Рустам, в нём всегда было молоко. Он радостно побежал навстречу любимому деду…
— Мамба! Мамба! — продолжал кричать Куба.
Янычар сидел молча, расширенными глазами глядя на друга, забыв обо всём.
Выглянувший из кабины пилотов Негатив крикнул:
— Командир! Держитесь, сейчас будет удар! Даст Бог, по касательной упадём!
Тут же послышался треск ломаемых деревьев, сильный удар. Янычар полетел по салону, больно ударился, сознание окутала темнота…
Возвращение в мир звуков случилось сразу, словно переключили тумблер. Он услышал знакомый голос Кубаева:
— Командир, ты как?
Янычар скосил глаза и увидел его, стоящего рядом на коленях.
— Не знаю, — ответил майор, опасливо пробуя шевелиться, опасаясь почувствовать боль. — Я ранен?
— Нет, вроде, — ответил Кубаев.