Эта казнь устроена по другой причине. Может быть в связи с предполагающимся отступлением и оставлением Красноярска фйдеры устроили расправу над сочувствующими Объединённой Оппозиции.
Свои, отступая, поступили бы точно также.
Равнодушная к человеческим жизням и судьбам мясорубка войны работала исправно.
С этими мыслями Туркалёв начал отход, ломая голову, как выйти к своим, не имея связи с авиаполком. Получалось, что лучше всего попытаться дождаться прорыва войск. Сколько этого ждать и где при таком морозе? И где, самое главное?
Столкновение с фйдерами случилось, когда Янычар, дождавшись вечера и темноты, сумел, как ему казалось, незаметно спуститься с Покровской горы в город. Для этого он использовал овражки, вымытые потоками воды сходящей от дождей, прочие неровности и складки местности.
Он не знал, что уже давно замечен снизу, что враг уже занял позиции, чтобы попытаться взять живьём. Если не получится, тогда уж убить.
Как только Янычар зашёл в ближние разрушенные строения, приткнувшиеся к подошве горы, услышал резкую команду:
— Лапы вверх, падла!
Грохнула короткая автоматная очередь, выбив у самых ног цепочку высоких фонтанчиков снега.
Майор тут же от бедра выстрелил из «вала», сделал перекат, выстрелил ещё раз, закатился в дверной проём и швырнул оттуда гранату.
Сухо треснул взрыв, взрывная волна подняла завихрения, осколки дробно сыпанули по стенам.
В ответ затрещали автоматные очереди, засвистели пули, началась кутерьма внезапного ближнего боя.
Выскочившего солдата майор встретил ударом «вала», отбил направленный в живот примкнутый к автомату штык-нож. Лязгнул металл оружия. От подсечки ноги солдата подлетели. Скованный бронежилетом, он тяжело грохнулся на спину, и сразу же ему на лицо с силой опустился приклад «вала», а потом ещё и ещё раз…
На бегу Алексей застрелил следующего и укрылся в сгоревшем изнутри здании бывшего Центрального рынка с обвалившимся куполом перекрытия.
Здесь пока было тихо, но за спиной звучали команды преследователей. Кто-то выстрелил из гранатомёта внутрь здания. Майора спасла перевёрнутая мраморная столешница, он успел свалиться за неё, приоткрыв рот. Однако от грохнувшего взрыва в уши ударила тугая волна, поднявшая тучу мусора и пыли вперемешку с сухим снегом.
Янычар, пригнувшись, уходил в этой пыли. Затрещали автоматные очереди, и в здание, пригибаясь, готовые упасть, вбежали несколько противников.
Майор бросил вторую гранату.
Она разорвалась между ними, швырнула на пол. Кто-то громко и болезненно закричал. Уцелевшие открыли беспорядочную стрельбу. Засвистели, защёлкали пули, но Янычар уже пересёк заваленное прилавками и прочим торговым оборудованием помещение.
Оказавшись в относительной безопасности, аккуратно выглянул на улицу, где была привычная глазу разруха и запустение. Разнообразия унылому пейзажу войны добавляли сгоревший танк с бээмпэшкой. И как экзотика — смятый корпус сбитого вертолёта.
Всё присыпано снегом и сковано морозом.
Туркалёв со всей быстротой, на какую был способен, побежал к вертолёту, поскольку до него ближе. А за ним чернело разрушенное здание бывшего педагогического института.
Когда до «вертушки» оставалось несколько шагов, тишину разорвала автоматная очередь, посланная в спину. Пули с лязгом врезались в металл сгоревшей машины, выбили тучку сажи, потревожили посыпавшийся снег.
Янычар рухнул, чувствуя, как мешает висящий на груди Калашников и набитая до отказа разгрузка. Работая локтями, заполз за винтокрылую машину, беспокоясь о гранатомётчике, стрелявшем в помещении рынка. Хрен знает, где он там. Может как раз в этот самый момент готовится к выстрелу уже по вертолёту.
Вдохнув морозного воздуха, майор вскочил и побежал подальше от «вертушки». До бывшего института удалось добежать в тишине.
Укрывшись в здании, Туркалёв провёл там всю ночь, ожидая преследователей. Но те так и не появились.
На рассвете загудела канонада обстрела правого берега. Началась очередная волна наступления с предшествующей артподготовкой.
«Рвутся наши вперёд. Молодцы. Может, мне удастся выйти, — думал Янычар, осматривая местность и вновь ожидая погони. — С чем к Большому Папе идти? Задание провалено. Ребята погибли. Сумела ли другая группа вывести девушку, неизвестно. Что ждёт по возвращении? Уж точно не Звезда Героя и не полковничьи звёздочки. Уберечь бы то, что есть и не угодить в штрафбат, если не дай Бог, племянница погибла».
От этих мыслей его отвлекли первые фигурки солдат, появившиеся уже из-за вертолёта.
«Ну, идите сюда, касатики, идите», — подумал он холодно.
Троих майор успел свалить. Остальные метнулись за вертолёт.
— Так-то, сучьи дети, — процедил Янычар, меняя позицию, не желая ввязываться в бой.
К дому, где провёл детство и юность, Алексей вышел не случайно. Ноги сами несли сюда. Он совсем не надеялся увидеть целой привычную панельную пятиэтажку, укрытую тополями, с летящим ежегодным надоедливым пухом. Мальчишками они частенько поджигали его. Взрослые ругались, а пацаны ватагой уносились прочь, продолжая вытворять своё. Как же это давно было! Словно в другой жизни, навсегда разделённой на две части: «до войны» и «на войне».
Нет, полностью целым дом не был, и тополей не было, спилили, видать, на дрова. Из-под хилого снежного покрова видны большие пеньки. Часть дома с их квартирой на третьем этаже уцелела. Нет только стёкол, выбитых взрывными волнами.
Осмотревшись, Янычар скользнул в подъезд, замер, прислушиваясь. В промороженном холодном помещении, усыпанном мусором, битым стеклом, с выщербленными от пуль стенами, с погнутыми перилами лестничных маршей, гул начавшейся канонады показался тише.
Майор осторожно поднялся на третий этаж, остановился нерешительно у входа без двери. Медленно зашёл в коридор, прошёл дальше, осматривая знакомую и в то же время такую чужую квартиру.
Кругом разруха… Ни мебели, ни книг… Дверей нигде нет, выломали на дрова, скорее всего. Унитаз, ванная, раковина разбиты. Кому нужно было разбивать их? Зачем? Откуда в людях столько бессмысленной злобы?!
Под ногами предательски трещало. Янычар принялся разгребать берцами мусор, медленно перемещаясь по квартире, испытывая горечь обиды на сотворивших такое с домом, на затеявших проклятую войну. На сломавших жизнь, разлучивших с родителями. Где же они сейчас? Хоть бы живы, были, Господи…
— Надо же, мои-то пластиковыми окнами обзавелись, — улыбнувшись, пробормотал он, увидев в зале белые блоки без стёкол. — А мне не писали… Когда ж успели? Явно до войны… Хотя я уже тогда был на войне, на Кавказе, как и отец в своё время. Ведь отговаривал он меня от военного училища. Не послушал, дурак… Где же вы сейчас, мама, папа?..
Разгребая берцем очередное место, Янычар вдруг увидел красного пластмассового всадника с шашкой в поднятой руке, пустившего коня в галоп. Он поднял фигурку, улыбаясь светлой улыбкой, застывшей на небритом грубом лице.
Когда-то у него был целый набор таких фигурок. Он расставлял их в шкафчике в своей комнате. Может быть, они ещё там?
Алексей прошёл в пустую, унылую комнату, с выбитым стеклом пластикового блока, в проём видна уничтоженная пятиэтажка напротив.
Комната лишь отдалённо напомнила детство и юность. Вон там стояла кровать, а вон там шкаф для одежды, шкафчик для книг, где и были пластмассовые фигурки. Вон там стоял компьютерный стол… Ничего нет… Ничего…
Алексей повертел игрушку, положил в карман бушлата.
На фоне уже привычной канонады, услышал треск мусора где-то внизу в подъезде. Метнувшись к окну, осторожно выглянул на улицу, увидел бегущих к дому солдат.
— Выследили, всё-таки… — пробормотал он. — И чего привязались… Обложили… Чего их так много на одного? Заняться больше нечем?
В подъезде уже вовсю трещал мусор.
Через дверь не уйти… В окно тоже…
Появилась тревожная мысль, что это и есть конец. Не край, а именно конец.
«Чем не вариант? — подумал вдруг Янычар. — Начать жизнь в этой квартире, здесь же и закончить. А что? Вот тебе, Лёха и смысл жизни, который ты всё выискиваешь, изводя душу. Есть какие-то высшие силы, пожелавшие, чтобы твоя жизнь закончилась там, где началась. Сейчас у тебя появилась конкретная цель — защищать свою самую что ни на есть малую родину. Теперь это твоя война и есть смысл воевать, потому что защищаешь своё, родное, а не абстрактные понятия… Пока ты жив и способен сражаться, ни один проклятый фйдер не зайдёт на твою территорию. Велика Россия, а отступать некуда…»
От этой почти сакраментальной, имеющей магический смысл, звучащей как заклинание фразы, на небритое грубое лицо майора наползла недобрая кривая ухмылка.
Он быстро подошёл к выходу, достал гранату, вырвал чеку и катнул её так, чтобы она прокатилась по площадке и свалилась по лестничному маршу, откуда уже отчётливо слышались голоса и трещал мусор.
Граната гулко покатилась и громко запрыгала вниз по бетонным ступеням. Кто-то отчаянно закричал, увидев её, и тут же грохнул взрыв, зажатый бетонной коробкой. Взметнулся мусор, пыль повисла плотной пеленой.
Туркалёв вышел на площадку, спустился на один пролёт и в упор расстрелял раненых и оглушённых солдат. У него появился отличный шанс попытаться уйти, оторваться от преследователей, но что-то мешало. Объяснить он не смог бы. Ведь это не просто каприз от нежелания делать что-либо.
Тут или жить, или умереть. Третьего не дано.
И всё же он вернулся в квартиру, быстро зашёл на кухню и, сменив магазин у «вала», открыл беглый огонь из окна по солдатам, попрятавшимся кто где от неожиданного взрыва в доме.
Одним повезло укрыться, другие падали сбитые мощными пулями, взметавшими фонтанчики грязного снега.
В ответ загрохотали автоматы.
Пули врезались в бетон, высекая искры и крошку с пылью.
Отпрянув, Туркалёв поспешил покинуть кухню. И вовремя. Через окно влетела граната из подствольника, взорвалась, сыпанула осколками, подняла тучу пыли и мусора.